История о 10 минутах ее жизни

[Kyklovodka]

В общем....это длинная история....чем она закончится, даже я не знаю..так как она пишется по ходу событий)))


Нет места хуже дома. Он это понял почти сразу, как родился, почти сразу, как начал что-либо понимать. Здесь не любят, не ждут, не обнимают, здесь не услышишь ласкового слова, здесь даже не накормят. Зато криков было…мама дорогая… «Ты куда полез??? Ты разбил мою кружку??? Ах ты негодник!!!».
Мама пила, да и сейчас пьет. Пьет, потому что так легче, пьет, потому что хочет забыть. Забыть нелюбимого, ненужного сына, забыть о том, что сын получился в результате изнасилования, а мать не дала денег на аборт, пьет потому, что хочет забыть свой позор, бесчестье, пьет потому, что по-другому просто уже не может.
А он растет одиноким, покинутым ребенком, которому так необходима ласка. Правда есть бабушка – тихая, спокойная, ласковая, которая всегда обнимет, прижмет к груди, а иногда даже почитает, что случалось крайне редко… Но бабушка жила на другом конце города, а мама его не отпускала от себе… «Я мучилась – пусть теперь и он помучается!». И он мучился… Дома всегда было много незнакомых людей, с пропитыми лицами и стойким запахом алкогольных паров. Какие – то мужчины и женщины в любое время дня и ночи приходили к ним праздновать дни рождения, именины, свадьбы дальних родственников, да и просто отметить отлично закончившийся день. С ним там никто не считался, главное, чтобы под ногами не мешался, а остальное не важно. Хуже собаки, честное слово. Никто не заставлял его рассказывать выученные стишки, стоя на стуле перед гостями, не приносил конфет в подарок, не играл с ним в мяч…да и мяча у него не было…была только старая машинка, подаренная бабушкой, да рогатка, которую он нашел на улице. Дома было очень не уютно. Лучше у бабушки…или на улице…
А еще интересно было в школе. Там он мог играть в футбол, лазить по канатам, рисовать красивыми красками домик, где у него точно будет все хорошо. Он всегда рисовал один и тот же домик, такой маленький, одноэтажный, с дверью посередине и маленькими окошечками по боками. На окошечках висели белые занавески в голубой горох, а на левом обязательно стоял горшок с красивыми красными цветами, название которых он не знал, но был уверен, что они точно существуют, просто потому, что по – другому быть просто не могло. Да и домик этот где – то существует. Он, когда вырастит, обязательно его найдет. Заработает много денег и купит его, и привезет туда бабушку…и маму…увезет маму подальше от всех ее друзей, обнимет и скажет ей о том, как хочет, чтобы у них все было хорошо, как хочет, чтобы она, как другие мамы, приходила за ним в школу, или играла в салочки, а еще, чтобы они сходили на пикник к реке, или в лес за грибами, а еще можно в ботанический сад…
И гуашь растекалась... а он вытирал маленькими кулачками слезы и верил, что все так и будет, что все будет хорошо. Верил, что, когда он все это скажет маме, что, когда она увидит их новый дом…она все поймет…и обнимет его…и скажет: «Спасибо, сынок, и прости меня за все. Я тебя так люблю, так люблю!».
А мальчики из класса над ним смеялись и называли его «девочкой». А учительница выводила его из класса, вытирало личико носовым платком, от которого так вкусно пахло, обнимала его и оговорила, что все будет хорошо. И он ей верил, доверчиво прижимаясь к ней... как к маме…
А потом он перестал мечтать, но домик все же рисовал. А еще он перестал плакать, но зато стал драться. Бил каждого, кто говорил о нем плохо, кто дразнился и называл его «девочкой». Он им всем докажет, что он мальчик, настоящий мальчик. И учительница перестала его обнимать, но зато теперь она часто и подолгу разговаривала с ним после уроков.
«Так вести себя нельзя, Никит, пойми»
«Пусть не обзываются», - бубнил он себе под нос, как заведенный.
«А ты не обращай внимания»
«Я постараюсь», - обещал он только для того, чтобы поскорее закончить этот разговор, потому что боялся заплакать… заплакать от обиды, заплакать от того, что чужая тетя уделяет на него больше внимания, чем мать.
И Ирина Петровна брала его за ручку и выводила из школы, вела к себе домой и угощала чаем с вкусным малиновым вареньем. А когда он уходил, она обязательно давала ему мешочек с домашним печеньем «на дорожку». И он уходил почти счастливым. Но в такие дни особенно не хотелось возвращаться домой, поэтому он заруливал в парк и делал уроки на скамейке, а потом шел гулять среди гаражей или, спрятав ранец, мчался на футбольное поле, где играли семиклассники. Ему поиграть не разрешали, но зато он мог бегать за мячом, если игроки его вдруг куда – нибудь запульнут.
Там ему придумали кличку, его гордость. Его называли просто «шкет». Но как он ей гордился, ведь кличку ему придумал сам Пашка из 8 «Б».
Да, в такие дни он возвращался лишь под вечер, в перепачканной одежде, но зато довольный, как никогда.