На мои произносимые нежности и признания, что невыносимо соскучился и уже считаю часы до нашей встречи, ты не обратила никакого внимания, разговаривала сухо, и создавалось впечатление, что вообще была не рада моему звонку. Я терялся в догадках.
- Да что с тобой такое? – удивился я, мечтая побыстрее перевести разговор в какое-нибудь другое русло. - Ты обиделась, что позвонил поздно? Ну, понимаешь, засобирался, прощёлкал время, ну прости, - соврал я в своё же спасение.
Ты в ответ молчала, я даже не слышал твоего дыхания.
- Милая, у меня голова идёт кругом. Ты и представить себе не можешь, сколько здесь было работы!
- Чего же ты звонишь так поздно? Спать бы лучше ложился…
Твой дерзкий тон начал меня уже заводить, но я старался держать себя в руках.
- Солнышко, - спросил я озабоченным тоном, - ну, что с тобой сегодня? Ты сегодня чем-то раздражена. Устала?
- Ничего подобного, - невозмутимо возразила ты. – Это ты у нас, похоже, устал и раздражён…
- Это я раздражён? – вдруг сорвался я. – Что тебе не нравится? Что отзвонился не вовремя? Или что слишком соскучился и ласков? А как бы ты хотела, чтобы я вёл себя? То я не застаю тебя вечерами дома и ломаю голову и сердце своими догадками, а ты оказывается рано укладываешься спать и попросту не слышишь моих звонков, то ты разговариваешь со мной сквозь зубы, как… как с назойливым ухажёром… - сердце моё начало сильно биться о рёбра, я понимал, что перегибаю палку и немного сбавил обороты. - Тебя ведь что-то тревожит? А ты всю неделю даже не пытаешься поделиться со мной!
Я услышал, как ты вдруг всхлипнула, и моё сердце сжалось в комок.
- Солнышко… не плачь… всё хорошо, родная. Завтра расскажешь, что происходит, хорошо?
- Да, - еле слышно отозвалась ты в трубку. – Я соскучилась, люблю тебя…
На сердце моём сразу потеплело и перед сном я долго вертел в руках колечко, размышляя о нашем будущем.
На следующее утро, я чуть свет поднялся и, чтобы придти в себя, пробежал несколько кругов вокруг гостиницы. На улице было уже ясно и тихо… Снова наступило то дивное время года, когда ещё солнечно и прозрачен воздух, когда ещё тепло, на голубом небе ни облачка, но уже дует прохладный ветерок – середина октября… Занять себя во время пробежки особенно было нечем и я снова ковырялся в своих мыслях. Я снова не находил объяснений, что же такое происходило с тобой, что ты вчера так открыто грубила мне, а потом расплакалась... Что случилось во время моего отсутствия? Неужели кто-то третий встал между нами? Я накручивал себя, представляя ужасные картины твоей измены… От таких мыслей у меня пресеклось дыхание и спотыкалось сердце, а потом начало биться о рёбра с утроенной силой. Я любил тебя в буквальном смысле до потери пульса… Любил и всегда берёг тебя для себя. Только для себя и никого больше. Мы должны нежно любить друг друга всю жизнь до старости и в старости, и умрём в один день, чтобы ни один не мучился друг без друга…
Вернувшись в номер, я оставил свои негативные мысли во вчерашнем дне и, быстро приняв прохладный душ и выпив чашку растворимого кислого кофе, с воодушевлением стал собираться домой. Положив колечко в нагрудный кармашек рубашки, поближе к сердцу, надев джемпер и куртку, я затворил номер и уже через 10 минут вместе с сослуживцами покинул гостиницу. Через 5 часов я уже буду дома и впереди меня ожидали два выходных. Мне уже нетерпелось облачиться в простую одежду и на двое суток запереться с тобой в четырёх стенах, предварительно отключив телефон. Я обожал старые домашние вещи – вытертые до дыр джинсы, застиранные свитера и рубашки без пуговиц на рукавах и под горлом, линялые и вытянувшиеся футболки, - и испытывал каждый раз облегчение оттого, что можно хоть в эти дни не думать, что надеть, да и вообще не одеваться.
Домой мы возвращались поездом в общем вагоне и такой возможности, как продремать весь путь на верхней полке, у меня в этот раз не было. Все долгие пять часов пришлось просидеть, листая, наспех прихваченные на вокзале, газеты и лишь изредка вступать в разговоры с соседями или глазеть в окно. Вскоре рядом со мной расположилась среднего роста и плотного телосложения синеглазая брюнетка. Она была слишком суетлива и болтлива и утомляла меня своими разговорами. Я отвечал сухо и кратко, но каждый раз, как только в нашем разговоре намечалась пауза, и я переводил свой взгляд в мелькающий за окном пейзаж, она тут же находила для меня новую тему для беседы, таким образом, переключая внимание на себя. Она оказалась до неприличия навязчива и, так и не добившись от меня ни намёка на заинтересованность её персоной, сослалась в итоге на духоту и расстегнула на блузке две верхние пуговицы, вероятно предпринимая последнюю отчаянную попытку увлечь меня более действенным, по её мнению, способом. Мой взгляд скользнул по глубокой складке между двух пышных полушарий и тут же вернулся обратно вверх, разглядывая её глаза. Вот, что меня действительно тронуло в этой девушке – это необыкновенного цвета глаза… и всё. Мои мысли и сердце были настолько заполнены тобой, что манящие глубины этой синеглазой соблазнительницы оставляли меня абсолютно равнодушным. Постоянно крутившиеся в моей голове мысли о своём принятом решении, заставили меня вдруг судорожно сглотнуть. И, по-моему, это было неверно расценено моей попутчицей и она, в последние минуты перед прибытием, ловко сунула мне в руку свёрнутый листочек бумаги.
- Позвони, может быть, мы встретимся. Ты такой робкий, но мне это нравится в тебе. Позвони… - произнесла она тихим низким голосом, приблизившись ко мне очень близко, и я снова отметил необыкновенный цвет её глаз.
Она даже не поинтересовалась моей личной жизнью, да, по-видимому, ей это не было и нужно. Лёгкий флирт и ни к чему не обязывающие свидания… Я машинально сунул записку в карман брюк, решив выкинуть её в первую же урну, помог ей стащить с поезда сумки и проводил до метро, чтобы больше никогда с ней не встретиться. А сам, купив у бабушек большой букет георгин, поспешил к ближайшей стоянке такси. Всю дорогу домой я ехал с волнующими мыслями о нашей встрече, поглаживая через джемпер карман с заветным колечком – вера, надежда, любовь….
Уже через полчаса я быстрым шагом ворвался в подъезд, и сердце моё колотилось в такт словам, которые я произносил про себя: «Ну, прошу тебя, Алёна, прошу тебя…» Я и сам не мог бы объяснить, о чём молил тебя, кроме того, чтобы увидеть тебя как можно быстрее. Выскочив из лифта, крепко сжимая в руке толстый ствол букета, я поставил на пол свою спортивную сумку и нетерпеливо отворил входную дверь, немного удивившись тому, что ты не вышла мне навстречу. Не раздеваясь, я прошёл прямо в комнату. Ты, свернувшись клубочком, завернувшись в мягкий клетчатый плед, сидела или даже лежала в кресле, положив голову на подлокотник. В квартире было прохладно и, по-видимому, ты озябла и, обернувшись пледом, устроилась с книжкой. Но, пригревшись, задремала, и я застал тебя врасплох. И ты не успела ничего сделать, как уже оказалась в моих объятиях. Пока я целовал твоё лицо, ты окончательно проснулась. Десять дней – долгий срок в жизни молодого мужчины и поэтому, касаясь тебя и целуя, я сразу же испытал страстное желание. Но ты почему-то, держа себя в руках, насколько могла, сдерживала свою радость.
Последний раз редактировалось SerjAnd; 14.08.2009 в 21:37.