Горестное физиологическое

Ночью Кася почувствовала, что телефон собирается звонить и подошла к нему поближе. Услыхав, как внутри коробки кто-то словно бы вдохнул воздуху, чтоб закричать, быстро сбила трубку с рычага и приложила к ней ушко. Так сидела, пока оттуда не сказали:

– Але, Кася?

– Ага, а ты что? – спросила Кася, узнав Симу.

– Ну нет. Вот ты кружишься?

– Не-а, – озадачилась Кася, – мне дали витамин.

– Я важное звоню! – горячо зашептала Сима. – Не кружись!

– А скажи! – принялась нервничать и вертеться Кася. Неспроста ведь одна маленькая кошка звонит другой посреди ночи.

– Аама на кухне – куррила, – заявила Сима и для пущей ясности зачихала: – Пфи! пфи!

– Нууу! – разочарованно протянула Кася, не видя в этом никакого горя.

– А я там шла!

Тут Кася поняла и закричала в телефон:

– Надо было мчать же!

– Я снулая была, а она сидит и дверь заворотила. Я там потом стояла. Говорила: «Ма-ма». А мама сказала: «Астань!» – посыпала Сима многочисленными подробностями.

– Накричала тебе? – огорчилась Кася.

– Нет. Пустила, а я села на ковре там и блев-лю, – Симин голосок задрожал от нахлынувших горестных воспоминаний. – А она меня набила!

Кася нявкнула в ответ. Чем утешишь, чем спасешь подругу, у которой такая непонятливая мама... Ведь не приедешь сама и не унесешь в перевозном доме к себе под обеденный стол.

– Спи сном, – только и смогла посоветовать она.

Зверомать как позорище
В квартире у нас проживают исключительно тормоза. Елку мы выносим в мае, купальный сезон открываем ровно в тот день, когда пророк Илья портит воду, а дачно-шашлычный – в середине лета, когда другие уже выписываются из больницы после заворота кишок. Зато у нас больше поводов для внезапных праздников. Сегодня, чуть только после двух безоблачных недель заморосил дождь, нам взбрендило ехать на природу. За сборами мы совершенно забыли про Сонечку, поэтому сконфуженно застыли, обнаружив, что она сидит пеньком у входной двери и грустно на нас смотрит.
– Давайте возьмем ее с собой, – предложил Димончик.
– Да нет, – испугалась я и проявила неуместную заботу, – там же клещи, пауки, деревья!
– Бед-дная Сонечка! – по своему обыкновению принялся драматизировать Вовва.
Чтобы Сонечка не выскочила из квартиры вслед за нами, Вовва задумал ее отвлечь. Подняв серый укоризненный пенек с пола, он посадил его на комод и наставительно велел:
– З-значит так: мы идем за машиной, скоро вернемся за тобой, а ты пока б-беги, собирай сумочку!

Чуть только за нами закрылась дверь, Сонечка спрыгнула на пол и в восторге, сломя голову и задрав хвостишко, помчалась в кабинет. Порывшись немножко в коробке за диваном, она нашла свой маленький круглый саквояжик – песочного цвета, на ремешке, с кармашками на молниях сбоку – и вынесла его на середину гостиной.
– Мии-ми-мии! – деловито и весело напевала Сонечка на разные лады. В сумочку уместились черный нейлоновый поясок с тремя узелками и розовый бисерный шарик. Меховой утенок категорически не влезал, поэтому Сонечка решительно взяла его зубами за толстую попу и упрятала в спальне.

По прошествии часа Сонечка сказала:
– И хорошо, чтоб место. Положу гостинцы!

По прошествии трех часов Сонечка озадаченно поела, а остатки очень аккуратно разложила по карманам сумочки.

По прошествии пяти часов Сонечка отчаялась и позвонила Симе.
– Вдруг они умрили! Ехали чтоб я и умрили в аварии! – всхлипывала она. – И теперь никогда!!!
Мудрая Сима благоразумно промолчала в ответ.

Когда прошло семь часов, Сонечка проснулась на холодном полу в темном коридоре. Ей приснился страшный сон про маму и ножницы. Сумочка сиротливо валялась рядом. Сонечка заплакала, отворила на сумочке кармашек и стала давиться жестким квадратиком корма. Надежды не было.

А еще через три часа мы вернулись, в темноте коридора чуть не наступили на Сонечку, пнули заботливо собранную сумочку, включили свет, увидали, нас накрыло, мы разрыдались как два сентиментальных крокодила, очнулись, подарили Сонечке ведро ромашек и поклялись никогда не оставлять одну. И Сонечка нас простила, хоть мы и предъявили ей себя последним вероломным дерьмом.

Детское

Сонечка решила: новостей так много, что пора звонить Симе. Сиганув с табуретки на стол, она свернула на пол маленького новогоднего петуха и немало подивилась, с чего бы это ему вдруг упасть. И набрала номер.

– Але, Тетесима! – закричала Сонечка в трубку. – Тетесима, тут, знаешь ли, творится!

– Хм-хм, девочка Со! – ответил с той стороны мелодичный тенор. – Про что такая спешка? Серафима головомоет в тазу. Себасьен на проводе!

– Ой, – ответила Сонечка и растеряла мысли. Но через минутку собралась и, будучи хорошо воспитанным котенком, спросила:

– А как ваше там, дядя Бася, здоровье?

– Пфуй! – оскорбился кот. – Я закрыл вопрос колонхоэ, эпохондрия – не мне!

Сонечка никогда не пробовала чудодейственное растение каланхоэ и впервые слышала про ипохондрию. Дядя Бася беспардонно давил интеллектом. И Сонечка смущенно замолкла и засопела.

– А что ты, жениться будешь? – поинтересовался Себастьян.

Как и любой кастрат, он испытывал очень живой интерес к чужой личной жизни.

– Ну, мама сказала может да, но мне пока не интересно кружиться, – вежливо ответила Сонечка. На той стороне послышалось шипение и глухой шлепок, и дядя Бася куда-то провалился.

– Ах, девчонка! – радостно мурлыкнула Сима. – Ну что же!

– Тетесимачка, а вы там что, мылись?

– Ну, ага, – отвечала Сима, зачесывая непослушный хохолок на макушке.

– Ой, ну совсем. А я не люблю, мне щиплет. А вчера уж и вообще, словили и душили!

– Что? Набили? – не поняла Сима и испугалась.

– Не. Таблетку давали, но ничего, я им как плюну! – хвастливо выкрикнула Сонечка и добавила залихватски: – Прямо в глаз!

– Со, это недопущчимо! – заволновалась Сима. – Если велят, значит повод!

– Нууу! – расстроилась Сонечка. – Что же мне теперь?

– Я и сама не очень, но можно позвонить собаке, – предложила Сима.

– Сабаааке??! – вспушилась Сонечка от страшной неожиданности.

– Ну-ну. Та собака не дальше, чем ты. Молоко не обсохло, – успокоила Сима и продиктовала номер.

Сонечка зажмурилась и быстро крикнула в трубку:

– Але, а Тина там? – и прижала уши к голове. После минуты шуршания и шумного сопения (позже Сонечка клялась, что было даже слышно, как вращаются огромные глаза!) с той стороны тихонько ответили:

– А я. Кажетца...

Удивившись, что собака так робко разговаривает, Сонечка открыла один глаз, заглянула им в трубку, чтоб удостовериться, что все именно так, и осторожно сообщила:

– Мне сказали, ты про таблетки знаешь, вот.

– Ну, не очень, я лучше про папиросы и волосяные заколки... ну и ватные шары немножко... – извиняясь, тихонечко сказала Тина, трогая белой лапой крошку на линолеуме.

– А вот знаешь, а мне надо про таблетки, – расстроилась Сонечка, – я плевалась, и все расстроились...

– А как тебя звать? – как-то не к месту вдруг спросила Тина.

– От этого прием зависит? – заволновалась Сонечка и затараторила:

– А целое имя или домашнее? Я Софочка или Со, Со-сонечка!

– Да нееет! – обрадовалась Тина. – Вот смотри, Со-Со, как надо быть. Прокати таблетку подальше, а пока мама тебя держит за рот – хватайся за горло и тряси головой. Она и провалится!

– Ничево се... – офонарела Сонечка.

– Ну ты позвони потом про че-как, ну? – попросила Тина, разулыбалась и трижды обернулась вокруг своей оси.

Вечером Сонечка совершенно безнаказанно лежала прямо посреди журнального столика – между тарелкой чипсов и кружкой пива – и, грациозно вытянув ножку в сторону телевизора, напевала:

– Дат май хат! Билонз! Ту дади! Да-да-да! Да-да-да! Да-да-да!

Дело в том, что, решив, будто Тинин вариант приема лекарств слишком мудрен, Сонечка просто собрала волю в кулак и сама съела таблетку, чем вызвала бурные аплодисменты, безудержное сюсюканье, обещание золотых гор, внеочередную тарелочку угощения и разрешение залезать на любые столы аж до следующей пятницы.