Форум - Мир Любви и Романтики - Невольные свидетели любви

Всю дорогу до дома мы ехали молча. А я наслаждался твоим теплом и испытывал адские муки. Невозможно было отодвинуться от тебя подальше, ты бы этого уже не поняла, да и мне холодно бы стало. Но и находиться с тобой рядом вот так, лёжа на твоих коленях, ощущать тепло рук на спине и голове, вдыхая запах твоих волос, когда ты склонялась ко мне – невозможно было вдвойне. Втройне. Вдесятеро! Я и сам не понимал, откуда это странное возбуждение. Обстоятельства совершенно не способствовали мыслям о расслабухе, за которую я привык считать секс. Я же был здорово вымотан, голова гудела, но в мыслях настойчиво вставал и никуда не хотел исчезать твой обнажённый образ…
Нюра с Оксанкой ждали нас на крылечке. Нюра, не переставая, лузгала семечки, а Оксанка в открытую зевала во весь рот и клевала носом. Увидев нас живых и здоровых, она быстренько поднялась и, перебросившись со мной и тобой парой слов, вошла в дом, так и не обмолвившись ни словом с побитым Геркой. И мне было за него очень обидно. По крайней мере, в такой момент могла бы поинтересоваться его состоянием хотя бы…
На веранде был собран стол для ужина. Но ты тоже сразу ушла в дом, сказав, что хочешь спать, хотя и нам с Германом ни есть, ни пить явно уже не хотелось. Но и Нюру огорчать не хотелось, и мы присели за край стола. Нюра принесла нам по большой чашке обжигающего чая.
- Пейте, пейте, я вам травки заварила. Все боли и усталость как рукой снимет, спать будете без задних ног, - пришёптывала она, собирая со стола.
Мы с Геркой некоторое время сидели молча, уставившись в свои кружки, и прихлёбывали светлый травяной настой. Он так смешно это делал здоровой стороной губы, что я еле сдерживал смех.
Тишину нарушил Герман, слегка шепелявя:
- Слушай, ба, как же вы тут живёте? Глушь беспросветная – даже врачей порядочных нет! А заболеет кто? Как лечиться-то?
- А как живётся? Хорошо живётся. Привыкли уже за столько лет-то. Раньше был врач через два дома, а теперь он в городе. Вот сами и лечимся народными средствами – травами да мёдом. Уж, поди, все стали тут знахарями! – по-доброму сощурив глаза, засмеялась Нюра. – Больница в райцентре, там и роддом. Не всяк туда сам доберётся, а машину-то бывает и не дождаться! Некоторые бабы по-старинке рожают дома, сами друг у друга роды принимают. Почти в каждом дому найдёшь повитуху…
Выпитый горячий отвар, крепко приправленный мёдом, заметно быстро согрел нас изнутри, по телу разливалось тёплое спокойствие, щёки наши разрумянились, Геркины глаза начали слипаться и он сидел с дурным видом откинувшись на стенку.
- Бойцы, вы мои, герои, - ласково сказала она, принимая из наших рук опустошённые ёмкости. – Так кто же тебя так, милый? – обращаясь ко мне, она заглянула в мои глаза.
- Не знаю, тёть Нюр, - опустив глаза, соврал я. – Темно же было…
Она перевела взгляд на внука, но тот тоже избежал его, поспешно встав, и, перетащив самовар в дом, исчез в его темноте. Я помог Нюре убрать со стола и, пожелав ей спокойной ночи, тихонько отворил дверь нашей комнаты…
Было темно, но на фоне раскрытого окна, чуть в голубоватом свете луны, я так чётко видел твой силуэт в не совсем уместном для деревенской обстановки полупрозрачном халатике – подарке моих родителей на твоё 20-летие. О! Моя мама знала, что придётся по вкусу её сыну! За что я ей был премного благодарен! Этот сводящий с ума пеньюар пришёлся нам обоим по вкусу, и расстаться с ним мы бы не смогли даже в шалаше! Я сначала застыл на пороге, прислонившись к дверному косяку, и оценивающе тебя разглядывал. Мои пальцы машинально начали расстёгивать пуговицы на рубашке.
Ты стояла лицом к окну, зябко обхватив себя за плечи. Шёлковые светлые волосы были распущены по плечам и будто дышали от лёгкого дуновения ветерка. Ты была такая нежная и красивая… Халатик легко струился по тебе, лаская своей тонкой тканью. Я угадывал под ним обнажённое тело и от рождающихся фантазий у меня спёрло дыхание, застряло в горле тугим комком, застучало в висках миллионами молоточков… Судорожно сглатывая упрямый комок, сбрасывая на ходу Геркину рубашку, я бесшумно подошёл к тебе и накрыл тебя своими объятиями, скрещивая руки спереди поверх твоих. Зарылся лицом в мягкие волосы, ощущая влекущее тепло нежной шеи. Напряжение проходящего дня искало выход, хотелось утонуть в твоей ласке с головой, утопить тебя в своей страсти, доводя до изнеможения, а потом уснуть, не разъединяя тел, не расплетая рук… Моё сердце начало стремительную гонку и вот-вот готово было вырваться от груди. Ты прижалась всем телом ко мне и отвела голову чуть в сторону. Я прикоснулся губами к нежной коже шеи и шепнул:
- Ты так уверена, что хочешь спать? – мои губы порхали, лаская кожу.
- Но… ты же ранен, - осторожно предположила ты.
- Всего лишь в спину, любимая, - слегка касаясь ушной раковины, выдохнул я.
Я опустил свои руки, медленно скользя вниз по ткани, обрисовывая плавные изгибы тела... Пальцы ловко справились с немногочисленными пуговицами и ладони коснулись гладкой кожи. Тонкий прозрачный халатик воздушным невесомым облачком полетел на пол...

Я лёгким движением прикоснулся к ложбинке в изгибе спины и медленно повёл руку вниз, осыпая плечи и верхнюю часть спины лёгкими поцелуями. Очертил изгиб бёдер, мягко прошёлся пальцами по их внутренней стороне и почувствовал, как ты невольно поёжилась.
– Холодно? – каким-то странным глухим и дрожащим от бушующего во мне желания голосом поинтересовался я.
Я прижался к тебе всем телом и ощутил на своей коже сводящее с ума прохладное касание твоих маленьких упругих ягодиц. Ответить ты не успела. Да ответа уже и не требовалось. Вообще, ничего уже не требовалось. Ощущение сметающего всё на своём пути урагана захватило нас. Нас колотило и швыряло, и в какой-то момент душа взлетела в такую звёздную высь, что весь реальный мир ушёл в далёкое небытие. А потом не могли угомониться чуть ли не до рассвета, почувствовав себя на седьмом небе, - ручаться можно, такой африканской ночи Нюрина избушка ещё не видела!... Животная необузданная природа человека вырвалась на свободу. Я нашептывал слова нежности, которые едва ловил твой слух. Я растворялся в тебе, как солнечный луч в озере блаженства... Наш шёпот, нечленораздельные звуки и стенанья неслись в подлунный мир.
Высоко в небе сквозь разорванные облака пронзительно светлела звезда, проникая в окно. Может быть, та самая… хранительница нашей любви…
Уснуть в ту ночь я так и не смог. Всё тело ныло, мышцы рук ломало от перенапряжения. Промучившись с час на животе, испытывая боли при любом повороте тела, я, в конце концов, осторожно, чтобы не потревожить твой ещё неглубокий сон, поднялся с певучей кровати и, натянув на себя джинсы, вышел на улицу, устраиваясь на крыльце. Ещё в тёмном бархатном небе горели алмазные звёзды и аромат зелени затопил всё вокруг… и под деревянной крышей крыльца было так волшебно и уютно… Я запрокинул голову, всматриваясь в чёрный небосвод. Вот так можно часами сидеть, закинув голову, уткнувшись лицом в миллионы созвездий, разбросанных от горизонта до горизонта. Под таким звёздным небом спится хорошо. Ночи здесь были тёмные, а сны – глубокие, и поэтому провалиться в них было очень быстро и просто, только закрыв глаза… Но только не сегодня.
Я закурил. Сидел на ступеньках крыльца, медленно выпуская в темноту струйки сизого дыма, и трясся как загнанный заяц. Нет, мне не было холодно, скорее наоборот, тело моё словно полыхало огнём. Очевидно, когда человек получает заряд отрицательной эмоции, то в кровь его выбрасывается адреналин. А когда эмоции сильно положительные, то выбрасывается что-то другое? И когда заряд этого «что-то» слишком большой, то организм начинает дрожать, как во время перегрузок. Сегодня я получил ни один большой заряд и сейчас сидел и дрожал от перегрузки счастья. Видно заряд положительных эмоций оказался сильнее. Я был полностью счастлив ещё и оттого, что неприятная ситуация, произошедшая на футбольном поле, разрешилась сама собой без объяснений и оправданий. Как хорошо, что со мной та, которая не устраивает сцен ревности, не требует объяснений, и не заставляет клясться в вечной непроходящей любви… Дым расплывающимися кольцами поднимался к крыше крыльца. Я услышал, как за моей спиной скрипнули половицы, тихонько растворилась дверь и мне на обнажённые плечи очень аккуратно легла мягкая олимпийка. Ты тихо опустилась рядом со мной.
- Не спишь? – еле слышно спросил я, выпуская очередную порцию дыма.
- Просто кто-то долго не давал мне спать… С тобой разве уснёшь? – было слышно по голосу, что ты улыбалась. – Вся жизнь как на вулкане…
- Отличный комплимент, принимается, - хмыкнул я, и, пустив сигарный дым колечками, выдержал паузу и, понизив голос, сказал тебе на ухо:
- Ты прости, что я сегодня был такой свиньёй. Но мне кажется, что я просто тебя приревновал. И всё из-за этого чёртова букета. Думаю, я просто испугался, что вдруг может всё измениться. А я очень не хочу тебя терять…
Я понимал, что обижаться – мещанство и чистейший эгоизм. Если любишь человека, нужно жить его интересами. Прекрасно понимал, что мы должны доверять друг другу и не ревновать. Однако контролировать свои эмоции я мог не больше, чем работу своего кишечника. Стоило любому объекту мужского полу приблизиться к тебе, как меня тут же пронзала боль.
- Ты меня никогда не потеряешь, - взволнованно тихо ответила ты. Ты говорила это, а в глазах стояли слёзы. Ты была напряжена. Видимо, беспокоили ещё невыясненные вопросы. Я же наоборот был размягчён и счастлив.
- Эх, ты, дурёшка моя маленькая! Мне же никто не нужен кроме тебя, слышишь? Я твой, и всегда буду только твоим…
Отбросив окурок, я приобнял тебя и ты опустила голову мне на колени. Я перебирал твои недлинные светлые волосы, и каждый раз удивлялся, находя в них тонкие золотые прядки…
- Ну, а зачем же ты тогда так целовал её… страстно?
- Страстно? Да ты видно совсем забыла, как это целовать страстно! У меня же ни один мускул не дрогнул от такого поцелуя… страстного! Может напомнить тебе, а? Как это бывает "страстно"? – поинтересовался я.
Но ты даже не шевельнулась, никак не отреагировала на мой вопрос. Ты не успела отреагировать достойно. В носу что-то защипало, горло свело судорогой, а потом разрыдалась, горько и самозабвенно, как в детстве. Слёзы текли по щекам горячими ручьями, и ты ничего не могла с этим поделать, неумело всхлипывала, пытаясь утереть их, но они всё лились и лились, прямо на голубые коленки моих джинс…
Сегодня мы оба были на эмоциях и они, так или иначе искали своего выхода. Я не успокаивал, знал, что это может разжалобить тебя ещё больше. Просто гладил, перебирая твои шёлковые пряди. Понемногу ты успокаивалась. Тогда я наклонился и заглянул в твоё лицо. Я приподнял тебя и развернул к себе лицом. Покрасневшие и увлажнённые глаза довольно блестели. Я высушил пальцами слёзные дорожки на щеках и слегка коснувшись твоих губ, почувствовал как они дрогнули, мгновенно отозвавшись на моё касание и раскрылись мне навстречу, разрешая увлечь их в затяжной страстный танец, от которого не только мускулы, но и окружающий нас воздух, нагреваясь, дрожал и вибрировал.
Казалось, в тебе накопились слова, но ты сдерживалась, а потом сказала:
- Как хорошо, что ты есть. Такой… настоящий…
Я слышал за свою жизнь много слов, но эти были самые наполненные, искренние. А, может быть, это мы сами были тогда самые наполненные и искренние…
Рассветало. Небо становилось совсем бледным, но солнце ещё не показалось. Лёгкий ветер погнал облака – серые и плотные.