|
Надюшка, отрывок позитивный! Всем бы такого умения решать конфликты) Может с возрастом придет?)))
Sweet_Cherry, ибо прения в теме запрещены, выложу под катом Скрытый текст:
|
Miss Kapriz, все правильно подмечено. Ленка молодец нашла силы и цель ради которой стоит остепениться, за нее надо только порадоваться.
Скрытый текст:
|
Честно пыталась написать продолжение " В ожидании счастья", но Богдана не дала такой возможности. Дальше пары предложений дело не пошло.
Зато нашла на компе миниатюру, которую выкладывала для конкурса на форуме. В моей теме её нет. Может, кто не читал, так милости прошу.;) Что для вас любовь? Сегодня нам некуда торопится. Нет срочной работы, не нужно бежать по делам, не звонит надоедливый мобильный и голосом шефа не просит «сделать одно срочнее дельце»; давно закончился наш бесконечный ремонт, все заботы и проблемы остались за дверью дома. Выключим свет (и настырные мобильные, кстати, тоже), зажжем свечи, отгородимся от всех и вся, останемся вне пространства и времени, только я и ты, только МЫ. Забудемся в объятиях друг друга, ведь спешить некуда, время для нас больше не существует. Есть только МЫ, тепло наших тел и душ… Мы лежим в обнимку, окутанные сладкой усталостью, и я отчетливо слышу биение твое сердца. Это самая прекрасная мелодия во вселенной. Она убаюкивает, успокаивает, делает весь мир вокруг уютным и безопасным. Мне так хорошо, что от счастья хочется плакать. Чтобы не раскиснуть, говорю первое, что приходит в голову: - У тебя так громко бьется сердце. - Ну, надо же! У меня есть сердце! Кто бы мог подумать! – смеешься в ответ ты и ерошишь мне волосы. - А давай остаток ночи посвятим разговорам? Помнишь, как в студенческие времена? Сначала занимаемся любовью, а потом до самого рассвета курим и ведем запутанные споры обо всем и не о чем. - Не получится, - серьезным тоном парируешь ты. - Почему??? - Мы давно курить бросили! – ты снова смеешься и обнимаешь меня. - Я серьезно! – деланно обижаюсь и демонстративно дую губы. - Ладно, ладно. О чем поведем разговор? - Поговорим о любви. Что такое любовь, как ты думаешь? - Надо дать точное определение? Или обойдемся общими фразами? – ты смешно морщишь нос. - Надо дать максимально точное определение, красиво оформленное общими фразами, мудрыми цитатами классиков и еще не забыть яркие примеры из жизни. Можно так же сделать звонок другу и спросить его мнение, - паясничаю я. - Хорошо. Любовь – это ты и я, лежащее вот так в обнимку, забыв обо всем на свете. Двое счастливых людей, идущее вместе по жизни, вот что такое любовь. - Эээээ! Так дело не пойдет! А как же точное, близкое к научному определение?! Где иллюстрации из жизненных примеров? Почему несправедливо забыты слова классиков? И ты, заметь, ни единому человеку не позвонил! - Друзей-товарищей будить посреди ночи даже из-за таких глобальных вопросов, думаю, не стоит. И хватит возмущаться, что-то я твоего определения не слышал. Я переворачиваюсь на спину и картинно закатываю глаза к потолку, изображая крайнюю форму задумчивости. Начинаю говорить о значении любви в жизни каждого человека, быстро увлекаюсь и скоро мой речевой поток уже невозможно остановить. По инерции все еще продолжаю время от времени закатывать глаза к потолку. Тебя моя пламенная речь в сочетании с выражением лица веселит. Ты частенько перебиваешь меня, шутишь. И вот мы уже обнимаемся, целуемся и смеемся. Так и не найдя точного словесного определения любви, но сойдясь на том, что это сложное чувство, имеющее много форм и проявлений, словами так запросто не опишешь, мы счастливые засыпаем. А ЛЮБОВЬ сидит у изголовья, и, укрыв нас своими крыльями, оберегает от невзгод. |
Все логически просто и так непринужденно:dance, но не каждая пара может повторить подобное, особенно после 5-10 лет совместной жизни. Браво! Автору!
|
В ожидании счастья. Продолжение.
Зима. 2007 год. Темнело. Пушистый ковер снега выглядел в тусклом свете фонарей по-особому празднично. Лохматые белые хлопья кружились и падали под ноги. Они медленно шли по нарядному ковру, болтали о приятных мелочах и смеялись. Даша остановилась, подставила лицо снегопаду, улыбнулась чему-то ей одной известному и слизнула с губ снежинки. Сережа любовался ею с ребяческим восхищением. - Мама делала точно так же. Подставляла снегу лицо, улыбалась небесам и облизывала губы, пробуя на вкус снежинки. Ты удивительно на нее похожа, - он говорил тихо, к восторгу примешивалась тоска. Дарья знала, что мама Сергея умерла, когда он был подростком. Что именно случилось, Даше было неизвестно. Для Серёжи это была очень болезненная тема, разговоров о матери он всячески избегал. Девушка ни о чем не спрашивала, чтобы не ранит любимого человека. - Она обожала вечерние пешие прогулки в одиночестве. Гуляла и в дождь, и даже в лютый мороз. Папа всегда возмущался, говорил, что бродить одной по улицам в темноте небезопасно. Мама только улыбалась такой загадочной улыбкой, как ты сейчас, и отвечала, что ей необходим час наедине с самой собой. Эти диалоги у них просто традицией стали. А однажды она не вернулась. Отец всю ночь метался в поисках. На утро нашел мать в городском морге. Ей сбила машина. Водитель с места происшествия сбежал, его так и не нашли в последствии. Врачи сказали, мама жила еще несколько часов после аварии, умерла от большой кровопотери. Все это случилось в довольно людном месте, но никто не пришел на помощь. Наверное, прохожие обходили скрюченное женское тело у обочины, думая, что пьяная лежит. По крайней мере, именно так подумали мужики из милицейского патруля, обнаружившие… - Сергей сделал паузу в своем грустном монологе, сглотнул комок, мешавший говорить, и добавил еле слышно, - обнаружившие тело. Слова утешения или сочувствия в таких ситуациях всегда звучат либо слишком натянуто, либо неискренне. Даша ничего не сказала, просто обняла Сережу и уткнулась лицом ему в грудь. Они стояли, обнявшись, на безлюдной улице, окутанные снегопадом, и молчали. Через несколько минут Сергей продолжил: - Самое ужасное в маминой гибели – человеческое равнодушие. До сих пор не могу понять, почему никто не подошел посмотреть, что случилось с женщиной, лежащей у обочины. Равнодушие – самое страшное из преступлений. На похоронах мамы я пообещал ей и себе, что никогда не буду равнодушным к чужой беде. Даше сразу вспомнился холодный осенний вечер. Она, сбежав из дома, брела под проливным дождем в потемках почти без одежды. До сих пор, хотя Сергей отрицал, она в глубине души была уверена, что Серёжа остановил машину, потому что узнал её. Сейчас поняла, что его поступки, иногда слишком смахивавшие на глупый героизм или наполненные безграничным человеколюбием – родом оттуда, из ранней юности, когда он потерял мать. Постояли молча и, не сговариваясь, неспешным шагом продолжили свою прогулку, крепко держась за руки, как влюбленные подростки. Было что-то торжественное, хоть и овеянное грустью, в их медленном шествии сквозь темноту и снег. Оба чувствовали неизвестную доселе близость, будто они не два человека – мужчина и женщина, а единый организм, который невозможно разделить. Казалось, они не подвластны времени, обстоятельствам и могут идти в этом блаженном единении целую вечность. На улице не было ни души. Только тусклый фонарный свет и броские неоновые вывески напоминали о реальности происходящего. «Аптека» - бросилась в глаза сверкавшая ярко-красными буквами надпись, когда пара повернула за угол. У Сергея всплыли в памяти строчки стихотворения Блока, очень гармонично вписывавшиеся в пейзаж и внутренние ощущения: Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века - Все будет так. Исхода нет. Умрешь - начнешь опять сначала И повторится все, как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь. Но чувство безысходности не мучило Сергея. Его грусть присутствие Даши делало светлой. Хотелось, чтобы эта прогулка никогда не заканчивалась. Чтобы они шли так рука об руку всегда. |
Надь, замечательный отрывок, не смотря на оттенок грусти, здесь она действительно светлая. И хорошо, что именно Даша разделила с ним это откровение.
Спасибо тебе, Надюш, за этот рассказ. Сколько же эмоций он в себе несет, мы все действительно, искренне сопереживаем героям, у каждого свои симпатии и антипатии. С нетерпением буду ждать продолжения. |
Надюш, порадовала новым отрывочком. Таким грустным и светлым одновременно. И Сергея, не ожесточила смерть матери, нет. Наоборот, он не остается равнодушным к чужой беде. И Даша понимает его сейчас без слов. Очень красиво прогулку описала. Все так ярко представилось. Ночь,фонари и Даша ловящая снежинки. Спасибо. Жду еще)))
|
Надюш, тепло и грустно стало после отрывочка. Прониклась я к Сергею после этого монолога. Спасибо.
|
И вновь я с кружкой какао, обняв свои коленки, читаю твою историю и погружаюсь в неё полностью... Чувствую запах снега, вижу свет фонарей и парочку обнявшихся влюблённых. Надюшка, я вот не представляю уже как я буду жить без этих (уже таких родных) героев, когда ты закончишь "В ожидание счастья". Буду скучать по ним очень. Но верю, что ты будешь радовать нас своими новыми произведениями. Спасибо тебе за такие приятные и чудесные моменты, которые я провожу, читая тебя.
|
В ожидании счастья. Продолжение.
Вечер. 26 мая. 1999 год.
Перед глазами то и дело мелькали картинки из «Бойцовского клуба». Особо отчетливо виделось почему-то изборожденное ссадинами, кровоподтеками и синяками изувеченное лицо Брэда Питта. Пашу по лицу не били. Но били больно и «с любовью к делу». Когда от боли стало мутится сознание, Павел даже невольно восхитился своими мучителями: как же слаженно, умело и, если можно так выразиться, аккуратно его бьют. Этих ребят, что специально где-то обучают выбивать долги в прямом смысле этого слова? Можно было остаться дома и остаток дня проваляться на диване. Но, во-первых, не хотелось видеть скорбное обиженное лицо мамы, которой кроме волнений за здоровье отца, еще и он нервы треплет. Во-вторых, терзало желание похмелиться пивом. Сделав над собой нечеловеческое усилие, Паша принял холодный душ и, где-то за минут двадцать до возвращения мамы с работы, смылся из дома. Пошел в магазин, что поблизости. У самого входа дорогу перегородил незнакомый высокий сутуловатый парень. - Поговорить надо, - тихо сказал. От него не исходило никакой угрозы. Такой себе простачок в дешевенькой одежде. Соображал Паша туго и, совершенно не задумываясь, что делает, послушно пошел за незнакомцем на задний двор магазина. Там их поджидали еще двое, тоже с виду неказистые, но один из них был Павлу хорошо знаком – бывший чемпион области по какой-то там борьбе с переломанным носом. Только увидев его, Паша вспомнил про карточный долг. - Когда деньги отдавать будешь? – все так же тихо спросил сутулый. - Ребят, у меня сейчас нет, но я постараюсь в ближайшее время найти, - Павел не узнал собственный голос, так дребезжаще жалко и покорно он звучал. - В ближайшее время? Ты вчера проигрался. Обещал сегодня утром принести, - ухмыльнулось криво лицо со сломанным носом. - А я это… ну, проспал… но я верну, - Паша почувствовал как от взгляда бойца- чемпиона по спине заструился холодный пот. Нет, он не думал, что прямо здесь, среди бела дня, да еще на глазах у грузчиков, таскающих ящики с продуктами, его начнут бить. Павел просто испугался, остро почуяв опасность. Больше ни о чем спрашивать его не стали. Сутулый и молчаливый крепко схватили Павла под руки, а чемпион стал ловко наносить удары. Копошившиеся грузчики враз, словно по команде, куда-то испарились. Когда Паша обмяк постанывая, его приперли к стене и били по очереди. - У тебя два дня, - сообщил, наконец, тихо сутулый, и троица удалилась. Паша полежал еще немного на груде мусора у стены. Встал, отряхнулся от пыли и грязи, посмотрел на часы. Казалось, что его унижение длилось целую вечность, а прошло всего-то минут пять-десять. Постоял немного, придерживаясь за стену и унимая бешеное биение сердца. Передохнул и, прихрамывая, поплелся домой. Он понятия не имел, где найти нужную суму. Единственная надежда – Стас. Уже поднимаясь в лифте, Павел вдруг вспомнил о странном утреннем звонке Лены. Чего она там городила? Пьяная что ли была? Возле двери перевел дух, внутренне готовясь к словесной баталии с мамой. К счастью, в квартире стояла блаженная тишина. Видно, мать после работы сразу побежала в больницу к отцу, где тот лежал уже вторую неделю на обследовании в связи болезнью сердца. Паша жадно прямо из-под крана выпил воды, посидел на кухонном табурете, устремив взгляд в никуда. Собравшись с духом, решил позвонить Стасу. Ребята обменялись приветствиями и общими, ничего не значащими, фразами. Просить денег не хотелось, и Павел всячески затягивал разговор, избегая сказать то, что собственно и побудило его перезвонить Полянскому. - Мне Ленка сегодня утром звонила. Несла какую-то чушь о том, что её изнасиловали, - натянуто рассмеявшись, сообщил другу Паша не зная, чтобы еще сказать, чтоб потянуть время и отложить ненадолго унизительную просьбу. Стас истолковал странную манеру разговора на свой лад: Павел хочет выяснить, что случилось с Ленкой, но не знает как. Вот ведь стерва! Побежала жаловаться Пашке! - Так она совсем не против была, - стараясь сохранять непринужденность, ответил Станислав. - Кто? – Думая о своем, глупо поинтересовался Паша. - Ленка была вовсе не против, говорю, - раздражаясь, объяснил Стас. - Не против изнасилования? – Павел опешил и перешел почти на шепот. До него неожиданно начал доходить весь ужас случившегося. Крик Лены, разрезающий ночную тишину, утренний звонок и слезы. Ведь все это не спроста! С Кикишовой действительно приключилась беда! Стас разозлился. Какого черта Пашка лезет не в свое дело! Но злость свою не продемонстрировал, уверенно сказал: - Паша, тебя вчера на даче у меня не было, и Лены, кстати, тоже. Ты спал, видел сны, никто тебе утром не звонил. И ты мне сейчас никаких дурацких вопросов не задавал. Потому что, вредно для здоровья лезть в чужие дела. Ты меня понимаешь? Павлу показалось на мгновенье, что он спит и все происходящие – глупый сон. Плачущая Лена, бьющие его в подворотне отморозки, произнесенные с угрозой только что слова Стаса – все это только сон! - Я спрашиваю: ты меня понял? – заговорила телефонная трубка голосом Стаса. - Мне деньги нужны, - выпалил на одном дыхании Паша, еще не совсем понимая, как прозвучали эти слова в контексте их со Стасом разговора. «Ай да Паша! Ай да молодец!» - восхитил про себя Станислав. - Сколько? – спросил вслух. - Я говорил тебе вчера, - неуверенно напомнил Паша. Он понял вдруг, что просьба его очень смахивает на шантаж. - Половины с тебя вполне хватит. Завтра встретимся – отдам. А Ленке посоветуй, чтоб помалкивала. – Зло отрезал Стас и бросил трубку. Лена в это время спала прямо на полу в приемной своей квартиры, снова заглушив страх снотворным матери. |
В ожидании счастья. Продолжение.
27 мая 1999 года.
Чувство было такое, будто он совершает страшное преступление. Паша постоянно дергался, оглядывался. Ему казалось, что все в этой проклятой забегаловке смотрят на него и знают, зачем он сюда пришел. Стас наоборот держался уверенно, даже развязно. Шутил с немолодой официанткой, рассказал несколько пошлых анекдотов. На Павла он смотрел свысока, не пытаясь скрыть пренебрежение. Когда скрученная в трубочку стопка зеленых купюр перекочевала из кармана брюк Станислава в нагрудный карман рубашки Паши, последний покраснел и покрылся испариной. Стас откровенно злорадствовал. - Пашка, ты так нервничаешь, словно Родину только что продал и явно продешевил, - оскалил он красивые белые зубы. - Зачем вы это сделали? – Павел с ужасом устремился на «друга». – Ты представляешь себе, что Ленка чувствует? - А должен? - Стас перестал скалиться в злой улыбке. – Слушай, Павлик, если ты так за Елену переживаешь, верни-ка ты мне бабки, топай с пострадавшей Кикишовой в ближайшее отделение милиции и восстанови справедливость на Земле. - Да при чем здесь милиция? – Замялся Паша. – Просто… это жестоко и… - Мораль решил мне почитать? Может, ты и сам бы к нам присоединился, если бы домой не умотал. Неужто ты не слышал, как милая Леночка орала? Что ж не прибежал на помощь, любитель справедливости? - Нет! – Паша повысил голос и так дернул головой в знак протеста, что перед глазами поплыло. – Я бы никогда! Мы с Леной друзья! Мне и в голову не могло прийти, что вы, придурки, такое с ней сделаете! - Выражения выбирай, - посоветовал спокойно Стас. – По-моему, придурок у нас ты. Долгов наделал, теперь разобраться не можешь. А что касается Ленки, то она по пьяни никогда от секса не отказывалась. - Неправда, - тихо возразил Паша. – И ты это прекрасно знаешь. - Да что ты говоришь! Я тебе легко найду с десяток человек, которые скажут, что сексовала Леночка с кем попало в состоянии сильного алкогольного опьянения и неоднократно. - Сказать можно, что угодно. Но это неправда, - шепотом сказал Паша и почти неслышно добавил. – В милицию Кики не пойдет, но Андрею нажалуется точно. Эти спортсмены народ непредсказуемый. Проблем не боишься? - Не боюсь, - заверил весело Стас. – Если Андрей не понимает, кто такая Кики, то я быстро ему объясню. Хотя, скорее всего, наша рыжая б…дь будет сидеть тихо и не рыпаться. - Так она ж мне звонила, помощи просила, - вяло возразил Паша. - Ну, вчера так свежи были впечатления, что хотелось поделиться. Сегодня, думаю, остыла наша Леночка. - Она сегодня опять звонила, - наклонившись к Стасу, пролепетал Павел. - Вот настырная! – притворно восхитился Станислав. – Придется провести разъяснительную беседу с непослушной девочкой. - Лена дома одна уже несколько дней. Мать её уехала куда-то в отпуск, - зачем-то сообщил Паша. Потом сделал слабую попытку защитить подругу. - Стас, ты не обижай Кики, ей и так плохо. - Хорошо мы с тобой посидели, как старые добрые друзья, но мне пора, - Стас поднялся, махнул официантке и, расплатившись за выпивку, пошел прочь. Паша сидел, обреченно опустив голову, пока за его столик не подсела пожилая пара, объяснив, что свободных мест в зале больше нет. Утром Кики безуспешно пыталась дозвониться до Андрея. Сначала никто не брал трубку, потом Андрюша ледяным тоном сообщил, что занят, и говорить не может. У Наташи не было времени слушать подругу. Лена застала её практически на пороге квартиры. Ната на всех парах мчалась на встречу к Толику. Они шли покупать подарок на юбилей отца Толи. Наташа опаздывала, поэтому пообещала позвонить вечером. Но спохватилась, что вечером никак не выйдет – будут праздновать тот самый юбилей в ресторане. Значит завтра. Завтра созвонятся и поболтают по душам. Единственным, кто удостоил Лену хоть какого-то внимания, был Павел. Однако их телефонный разговор не вязался. Паша мямлил в трубку какие-то невнятные успокаивающие фразы. И, наконец, посоветовал не искать проблем со Стасом. Только тогда до Кики дошло, что Паша в курсе событий, но помогать ей не собирается. Не хочет портить отношения с приятелями. - Бог тебе судья, Паша. Бог тебе судья, - с тихим отчаянием в голосе сказала Лена и отключилась. Она еще надеялась, что освободится Андрей или Павел опомниться, и кто-то ей перезвонит, но телефон упорно молчал. Завтра приезжает мама, а в доме совершенно нечего есть. Уж кто-кто, а мама ничего о случившемся знать не должна. Если откроется страшная правда о беде дочери, то интеллигентную особу еще, чего доброго, удар хватит. Только проблем с нервной мамочкой Лене сейчас не хватает! Выпив мамино успокоительное, Лена отправилась за покупками. Кружилась голова, и немного тошнило. На улице девушка вспомнила, что уже вторые сутки, как она почти ничего не ела. Но одна мысль о еде, вызвала рвотный рефлекс. Накупив на рынке все, что попало под руку и казалось необходимым, Лена потопала в хлебный магазин. Прямо в дверях столкнулась с Андреем. Кики обрадовалась. Ей не хотелось затевать сложный разговор, просто подумала, что парень поможет дотащить тяжелые пакеты, а у нее дома будет возможность спокойно поговорить. Но Андрюха, завидев девушку, шарахнулся от нее в сторону, как от чумной, даже не соизволив поздороваться. Наверное, он бы вообще бросился наутек, если бы Кики не преграждала собой выход из магазина. Девушка от неожиданности растерялась. - Андрюша, привет. Ты чего не здороваешься? - Спросила удивленно. - Так по телефону уже говорили. – Неохотно ответил парень, глядя куда-то в сторону. - Чего ты от меня пятишься? – Опять удивилась Лена. - Дай пройти. Я тороплюсь, - кинув мимолетный злой взгляд на Кики, попросил Андрей. Он еле сдерживался, чтобы не сорваться на крик. Внутри все клокотало от праведно гнева, но не хотелось скандалить в людном месте. - Ты помочь мне не хочешь? – Лена почувствовала, как предательски задрожал голос, а на глаза навернулись слезы. - Не хочу! – сердито отрезал Андрей и, подойдя к Лене поближе, так, чтобы его не слышали любопытные уши, с угрозой в голосе добавил. – Не хочу с тобой больше иметь ничего общего! Наслышан о твоих ночных подвигах! Нечего из меня дурака делать! Он грубо оттолкнул Лену, освободив себе дорогу, и бросился на улицу. Лена стояла как вкопанная несколько минут. Выходивший из магазина дядька потребовал его пропустить, девушка, очнувшись от оцепенения, отодвинулась от входа. Откуда ей было знать, что Андрея «проинформировала» баба Таня? Кики решила, что это четверо её обидчиков распускают грязные слухи по городу. Появилась невыносимое желание затуманить рассудок выпивкой. Девушка зашла в небольшой магазинчик возле дома и купила бутылку дешевого красного вина, ни что-то получше не хватило денег. |
В ожидании счастья. Продолжение.
Открыв дверь квартиры, Лена не без усилий втащила в прихожую два тяжеленных пакета с продуктами.
В голове гудело, ноги плохо слушались, но Кики проявила упорство и понесла пакеты на кухню. Все тщательно разложила, отрезала себе маленький кусочек хлеба и откупорила бутылку вина. Быстро сделала несколько больших глотков, с наслаждением почувствовала разливающееся в желудке тепло. Слезы исчезли, пришло отупение и безразличие. Сделав еще несколько спасительных глотков, Лена с отвращением посмотрела на кусок хлеба и оставила его на столе. Надо срочно себя чем-то занять. Завтра приедет мама, и будет уже не так тягостно находиться в квартире. А сейчас она примется за уборку. Девушка полностью окунулась в домашние хлопоты, стараясь ни о чем не думать. Когда накатывала тоска, Кики выпивала вина и продолжала работу. За окном уже начал сереть вечер, когда Кики вымыла половую тряпку и пошла принять душ. Освежившись под прохладными живительными струями воды, она натянула на влажное тело коротенький махровый розовый халатик и потопала на кухню к своей еще недопитой заветной бутылочке с вином. - Ничему тебя Кикишова жизнь не учит, - услышала она за спиной голос Стаса. – Такая большая девочка, а не знаешь, что двери надо запирать. «Боже, он мне уже мерещиться!» - с ужасом подумала Лена и повернулась. Рядом с кухонным столом стоял Полянский и с аппетитом жевал оставленный ею кусочек хлеба. Девушка бросилась в прихожую. Входную дверь загородила собой могучая фигура Владика. Крик готов был вырваться из горла, но подоспевший Стас закрыл ей ладонью рот. - Леночка, девочка моя, ты же не хочешь, чтобы я тебя больно ударил, правда? – Ласково поинтересовался он у дрожащей Кики. – Давай, ты будешь умницей, и мы тихо, спокойно поговорим? Лена с готовностью закивала. - Ну, вот и молодец, - одобрительно сказал Станислав и отпустил девушку. – Пошли в приемною, а то топчемся в прихожей как неродные. Вошли в комнату. Станислав шел первым, за ним на подкашивающихся ногах брела Кики, шествие замыкал Влад. Стас развалился по своей давней привычке на диване и щелкнул включателем настенной лампы, озарив потемки квартиры приглушенным желтым светом. Лена почти упала в кресло. Не присел только Владик, он замаячил в дверях, закрывая выход. - Мало мы тебя, видно, учили Леночка. Придется процедуру повторить, - мягким голосом сообщил Стасик. – Включи-ка ты нам музончик, чтоб веселей было. Затравленно переведя взгляд с ухмыляющегося Влада на широко и приветливо улыбающегося Стаса, Лена подошла к журнальному столику у окна, послушно включила магнитофон. По комнате разлился голос Джо Дассена, маминого любимого исполнителя. - Оооо, как романтично! – нежно протянул Стас. – Ну что ты стоишь, Леночка? Раздевайся, милая. «Нет, второй раз я этого не переживу», - отрешенно подумала Кики. Помощи ждать было неоткуда. Растерянный взгляд блуждал по родной обстановке и остановился на слегка приоткрытом во время уборки окне. В голову пришла спасательная мысль. В мгновенье ока Лена от журнального столика метнулась на подоконник, рывком настежь открыла окно. - Не подходите ко мне, или я выпрыгну, - предупредила обидчиков. Влад заметно напрягся. Ему вообще не хотелось идти к Ленке домой. Стас настоял, ведь они повязаны тем, что сделали, значит, последствия надо устранять вместе. Припугнут глупую девку, чтоб не болтала лишнего - дело в то. Трогать Кики не собирались, Стас просто пугал. - Ленка, ты чего, больная что ли? – пробасил испуганно Владик, не ожидавший такого поворота событий. – Шестой этаж! Убьешься, дура! «А ведь это вариант», - решил про себя Стас. - Владя, будь другом – заткнись. Видишь Леночке полетать охота, не мешай. Ленусь, ты, моя хороша, если надумала, то прыгай, потому что мы просто так не отстанем. Станислав медленно поднялся с дивана и двинулся в сторону окна. - Не подходи ко мне! Я ведь действительно прыгну! – Лена, немного пригнувшись, стояла в оконном проеме лицом к комнате. Она повернула голову и с надеждой глянула в темноту пустого двора. Ни души. Звать на помощь страшно и, кажется, бесполезно. Никто ей не поможет. - Хорош нас на испуг брать, Лен. Решила прыгать, так прыгай. Или иди ко мне, будем развлекаться - Стас приблизился к окну, протянул руки к девушке. «Подумаешь, шестой этаж, не так уж высоко! Даст Бог, все обойдется!» - пронеслось в голове у Кики. Усталость, страх, седативные препараты, алкоголь – все это мешало трезво мыслить. И она прыгнула. Но Бог не дал, не обошлось. Лена упала на бетонные плиты, которыми был вымощен двор, лицом вниз. Будто по воле злого рока в темноте двора зажглись фонари. Соседка, вышедшая из подъезда, увидела в кровавой луже, по очертаниям напоминавшей африканский континент, раскинувшую руки и ноги Лену Кикишову. Её беспомощная фигурка словно пыталась на прощание обнять землю. Когда приехала скорая Кики была еще жива. Она умерла по дороге в больницу, так и не придя в сознание. Скрытый текст:
|
Ох и тяжелый отрывок.. Мурашки.
И злость на этого Стасика. Убила бы. Скотина. |
Надюша... Как грустно... Блин... Кики... Ведь только бедняжка пришла в себя. Урод! Но ему воздастся, правда, Надюш?
|
как все жутко... но так все жизненно-реалистично... некого винить в том, что произошло с Кики, и по сути подруги ее не виноваты в том, что не выслушали. как Надя правильно сделала акцент - роковой механизм уже был запущен... так часто бвает, что обстоятельства и события выстраиваются сами по себе, приводя или к плачевным результатам или к большой удаче... у Лены все сложилось фатально, как снежный ком все наросло... я например понимаю, почему Наташа положила трубку - она же тоже живой человек и не может всего поступать правильно и благородно... например если бы моя подруга, которая после стольких лет ската по наклонной, решила взяться за голову, а потом спустя месяц я опять услышала ее пьяный голос в трубке мне стало бы горько. И вполне возможно, что у Наташи сработала та же реакция, возможно накатило разочарование, усталость, нежелание вновь в тысячный раз наставлять на путь истинный... другое дело - ЕСЛИ БЫ она знала к чему это приведет! но никому ничего не дано знать, а слово "если бы" одно из самых горьких в нашем языке... а вот Андрей поступил опрометчиво, я никогда не понимала как можно делать выводы даже не поговорив человеком, не выслушав его точку зрения, оправдания...как в плохом кино, ей Богу.
хорошо пишешь, Надюша. мне нравится очень. отдельная благодарность за отрывок с Дашей и Сергеем. в очередной раз прониклась к нему симпатией... уж очень он напоминает мне одного человека, который был в моей жизни... А Стас редкая сволочь... мне страшно, что Даша так слепа и не замечает очень многого... это я тоже понимаю с трудом... |
Цитата:
|
Надюшик, привет!:IMHAPPY:
Не удаётся читать твои рассказы с форума, поэтому решил их форматнуть на эл. книгу... теперь всегда будут рядом! Начал с "Обратной стороны медали", на очереди "В ожидании счастья". Может, кому-то тоже будет в радость иметь любимые произведения под рукой, поэтому делюсь... (надеюсь, автор не будет против? ;)) cкачать "Обратная сторона медали" fb2 |
Здравствуй, Сережа.:) Рада тебе!:)
Думалось мне, что писания мои интересны только девочкам. Очень приятно, что в женской нашей компании появился читатель-мальчик.;) Цитата:
"В ожидании счастья" не дописано. Хотя до завершения осталось немного, временно ничего не творю. Надеюсь выделить время и дописать эту длинную сагу о..., наверное, о любви, о жизни, дружбе. |
Да, уже понял, что не дописано, но ничего, потом можно будет кусок добавить в файл ). А читал тебя кусками, заинтересовало, поэтому хочу почитать целиком, да и супруга теребит давно, чтоб сделал уж библиотечку произведений МЛиРа... )
Так что уж, давай, пожалуйста, не затягивай с окончанием!:airkisses: |
Ну, вот, сконвертировал "В ожидании счастья". Не очень мне нравится, как форматирует текст конвертор, но позже, когда будет окончание, попробую переделать другим.
А пока можно наслаждаться полученным результатом ) скачать "В ожидании счастья" fb2 |
SerjAnd, Сереж! Какой же ты молодец! Здорово придумал!
|
В ожидании счастья. Продолжение.
Вечер. 27 мая 1999 года.
- Ты дома один? – поинтересовался Стас. Голос его звучал как-то странно. Вроде тон привычный, развязный, со слегка насмешливыми интонациями. Но улавливалась плохо скрытая тревога, смешанная с испугом. - Один. - Подтвердил Паша. - Отец в больнице, мама, наверное, у него. Неожиданному визитеру он дверь открыл, однако в квартиру впускать, почем-то не торопился. - Так и будем на пороге топтаться? – Стас пытался казаться веселым и беспечным. Получалось это плохо, все больше чувствовалась его нервозность. Общаться с «другом» у Павла не было ни малейшего желания. Причину, чтобы выпроводить незваного гостя Паша не смог придумать, как ни старался, поэтому просто отступил в прихожую, пропуская Стаса. За спиной того вырисовался Владик. В полутемном общем коридоре невозможно было рассмотреть лицо Станислава. Сейчас при свете яркой лампы Паша увидел, как он бледен. Маячивший сзади Влад вообще был похож на призрак из какого-нибудь плохонького фантастического голливудского фильма: сероватое лицо искривила гримаса ужаса, глаза бегают, губы беспрерывно шевелятся. Увидев всегда улыбающегося качка Владика в таком странном состоянии, Павел забеспокоился. Словно отражая мысли парня на улице рядом с домом заунывно завыла сирена скорой помощи. Послышались все нарастающие возгласы и крики, но слов было не разобрать. Паша инстинктивно повернулся к кухне, чтобы пойти и выглянуть в окно, выяснить, что происходит. - Не надо. – Резанул повисшую неловкую тишину твердый голос Стаса. – В окна выглядывать не надо. Он ухватил Павла за руку и рывком повернул к себе. Измученное недавними побоями тело Паши от резкого движения пронзила острая боль, затошнило. Он непонимающе уставился на приятелей. - Мы просто поприкалываться зашли, а она… она … дуууурааа, - Влад присел на корточки, почти сложился пополам и неожиданно совершенно по-детски заплакал, растирая катившиеся по щекам слезы огромными кулаками. - Налей-ка ты этой истеричке чего-нибудь спиртного, да покрепче, - Стас махнул небрежно рукой в сторону рыдающего Владика. Он был все так же бледен, но по его решительности стало понятно: что бы там не случилось, Стасон собой уже полностью овладел. - Что происходит? – Паша не двинулся с места, он одновременно пытался унять накатившую противной волной тошноту и собрать в кучу мысли. И то, и другое получалось очень плохо, вернее, совсем не получалось. - Выпить налей Владу, а то он сейчас утонет в собственных слезах, - повторил Стас свою просьбу, которая прозвучала как приказ. – В окна не смотри, делай, что говорят. Паша на ватных ногах послушно потопал в кухню, достал из морозилки почти допитую бутылку водки, налил её в первую попавшуюся на глаза кружку и, вернувшись в прихожую, протянул напиток Владу. На все возраставший за окнами шум, с криками, плачем и надрывными причитаниями Павел старался не обращать внимания, будто Стас загипнотизировал его своим не терпящим возражений тоном. - Не бууудуу, - еле простонал тот. – Меня сейчас вырвет. «Меня тоже», - подумал отрешенно Павел. - Пей. Залпом. Живо! – Гаркнул, отчеканивая каждое слово, Стас. Влад всхлипнул, громко шмыгнул носом и повиновался. - Этого ему мало будет, - констатировал Станислав. – Еще наливай. - В бутылке почти ничего не осталось, а больше нет, - Паша бубнил виновато, хотя сам не понимал почему. - Налей, что осталось. Может, и очухается малехо, - великодушно согласился Стас. Вмиг опьяневшего и, наконец, переставшего плакать Владика, взяв под руки, затащили в комнату Павла, не без усилий, положили на кровать. - Ленааааа! Леночкааааа! – голосила отчаянно какая-то женщина на улице. – На кого ты меня оставила?! Павла пронзила страшная догадка. Тихий ужас парализовал все мысли. Он послушно проследовал за Стасом в приемную, уселся напротив и стал слушать, то, что категорически отказывалось укладываться в голове. А голова тем временем раскалывалась от боли. Все смешалось: рыдающий Влад, бьющие его так умело и безжалостно отморозки, плач Кики в телефонной трубке, бледное злое лицо Стаса и жуткие крики за окном. Где-то в глубине подсознания неожиданно стало вырисовываться спасительное: «Несчастный случай. А я-то здесь при чем?» - Тебе не надо особо вникать в ситуацию, просто скажешь, если кто-то поинтересуется, что мы с Владиком весь вечер у тебя тусили. Никто не виноват в том, что случилось. Мы же друзья. Ты должен нам помочь. Понимаешь? – Стас, явно понимая, что Паша не в себе, говорил все медленнее и медленнее, жесткий тон сменил на почти ласковый. – Я в долгу не останусь, помогу твои неприятности разрулить. - Все? – Уныло спросил Павел. - Что? – Не понял Стас. - Разрулить поможешь ВСЕ неприятности? – Павел, до этого внимательно, будто впервые увидел, рассматривавший свои руки, поднял глаза на Стаса. Спасательное «я не при чем» уже охватило его целиком, накрыло с головой, как теплое мягкое одеяло. Он думал только о ноющем болью теле. - Все, - согласился Стас и даже кивнул головой в знак согласия. О Лене больше в этот вечер не вспоминали. Владик уснул и громогласно харпел. Стас с Пашей уставились невидящими взорами в телевизор. Каждый думал о своем. Точнее, каждый думал исключительно о себе, и больше ни о чем. У дома постепенно все стихло. Позвонила мама. Дала инструкции, что подогреть и обязательно съесть. Сообщила, что заехала после больницы к подруге. Звякнули Димке Савчину, тот примчался с водкой да пивком. Пили, говорили мало. Димка, как обычно был под кайфом, соображал плохо и все время глупо ржал. На следующий день Стас принес Павлу пухлый бумажный пакет, перевязанный игривой розовой резиночной, которая совершенно не вязалась ни с ситуацией, ни с содержимым пакета. Потом были похороны, слезы, очень много слез, муки совести, страх, раскаяние, злость, отчаяние, осознание ужаса всего происшедшего. Клятвенные обещания самому себе сходить в милицию, прокуратуру, к родителям Стаса и все рассказать. Но, главное, самое главное, защитить Дашу, открыть ей глаза на всю правду о Станиславе. Шло время, решимость все угасала, а клятвенные обещания самому себе проносились в голове все реже и реже. Человеческая память обладает по истине удивительными свойствами. Она способна запрятать в самые глубокие глубины плохие воспоминания, обелить и оправдать себя любимого. Правда, иногда, в жаркие майские дни, под утро в сновидения совсем непрошено вдруг врывалась тоненькая фигурка Лены в коротенькой джинсовой юбочке и синей майке. Она трясла рыжими кудрями, загадочно улыбалась и тихо повторяла: «Бог тебе судья, Пашенька». Павел просыпался в холодном поту и несколько дней ходил сам не свой. Однажды вдрызг пьяный Стас в порыве хмельных откровений признался, что тоже видит Кики во сне. - Представляешь, стоит, стерва такая, и лыбится! Космы свои рыжие по плечам распустила, юбку эту джинсовую напялила! Ненавижу!!! Даже с того света покоя мне не дает, дрянь! |
Ужасно... Как можно такими быть, я не понимаю. А что самое страшное, что такое может случится с каждым. Ведь нам всегда кажется, что мы идеально знаем тех, кто с нами рядом, а ведь на самом деле, как говориться: "Чужая душа - потемки"...
|
"С такими друзьями и врагов не надо" (с)
Жалко Лену. Жалко и обидно, что она общалась с такими людьми и стала жертвой их жестокости. Обидно что её "друг" Паша оказался таким малодушным эгоистом. Тяжёлый отрывок, тяжело на душе... Но спасибо, Наденька, за долгожданное продолжение. |
спасибо за продолжение, Надюша...
читаешь "тебя" и все так реально описано...нет ощущения, что это книжный роман, что все напридумано-накручено... очень жизненно. УМНИЦА!букет2 |
Надюш, спасибо за продолжение! Тяжелый отрывок... Все как-то гадко и мерзко получается...
|
Надюшка, спасибо за долгожданное продолжение. Действительно все очень мерзко. И понимаешь же, что есть такие люди на самом деле.
|
Когда-нибудь я стану бабушкой )))
Молодости не свойственно думать о старости. По крайней мере, моей молодости точно не свойственно. Не знаю почему. Возможно, боюсь быстрого течения времени, страшусь накапливающихся лет, пугаюсь морщин. А может быть, просто мысль пока не заворачивала в сторону, где мне уже… хм... ну оооочень далеко за тридцать. Хотелось бы, конечно, как в песне быть «вечно молодой, вечно пьяной» (последнее нежелательно, хотя иногда весьма приятно), но, будем честными, вряд ли это у меня (да и кого-нибудь вообще) получится.
Все же, как не верти, не крути, если только позволит здоровье и обойдут стороной несчастные случаи с летальным исходом, когда-нибудь я стану бабушкой. Интересно какой? Надеюсь, что милой худенькой (поменьше ешь, побольше двигайся, дорогая) старушкой с головой в благородных сединах (уж тут проблем не должно предвидится: седин и сейчас немерено). Почему-то думаю, что я буду курить. Допускаю, что даже трубку. С вишневым табаком. В одной книге пожилая актриса курила именно такой табак из трубки и качалась на стареньком кресле-качалке. Мне её образ очень ярко рисует фантазия. И образ этот нравится мне безумно. Надо непременно в ближайшее время купить кресло-качалку, чтобы оно успело состариться вместе со мной. Актриса, правда, была одинока и жила одними воспоминаниями. Я такой не буду. Рядом будет муж (ха! из него должен получиться с годами отличный дедуля!), а еще дочь, зять и много внуков. Несколько слов отступления. «Много внуков», - думаю я, и это чистой воды эгоизм. Сама-то вовсе не планирую нарожать кучу детишек. А вот на дочь возлагаю миссию многодетной матери. Хотя, с другой стороны, помечтать что ли нельзя? Итак, вернемся к внукам. - Быть бабушкой - особое удовольствие! Весь груз ответственности лежит на родителях. Бабушке же остается любить и баловать, - говорит моя мама. Маме я склонна, в основном, верить, посему пусть у меня будет на старости много любви, баловства и денег, чтобы покупать внучатам огромное количество подарков. Кстати, о деньгах. Они очень даже пригодятся. Хочу путешествовать. Милая бабулька-путешественница. Разве не прелестно звучит? Париж, Нью-Йорк, Дели, Копенгаген … Что там у нас получилось? Седая стройная бабуля при седом и стройном дедуле в окружении небольшой толпы внучат тихонечко раскачивается в древнем кресле-качалочке и подымливает трубкой в саду под яблоней (ибо нечего детей задымлять в закрытом помещении). К саду прилагается дом, небольшой, с крытой верандой и камином в гостиной. Времени свободного, когда внучата будут в детских садиках, школах и других общественных заведениях, будет в наличии вагон и маленькая тележка. Тогда и перечитаю Драйзера, Хемингуэя, Ремарка, Дюма-отца и мало ли кого еще. Из Драйзера, пожалуй, выберу «Американскую трагедию», из Хема – «Прощай оружие», из Ремарка – «Три товарища». Ну, а Дюма буду читать вместе с детворой – «Три мушкетера» и « Граф Монтекристо» к прочтению обязательны. Хемингуэй и Ремарк не совсем мои авторы, но в старости они будут, думаю, весьма и весьма вкусно читаться. Оооо, а фильмы! Сколько же я посмотрю фильмов! Старых и новых, но только исключительно хороших и ни одного пустого. Вечерами мы с моим дедусей будем гулять по саду, иногда ходить к морю. «Откуда море взялось?» - Полюбопытствуете вы. Так домик наш (тот, что с камином и верандой) совсем недалеко от моря расположен. Потому что море – это замечательно. А замечательного в старости, как по мне, должно быть в большом количестве. Всё из написанного выше очень даже желанно, но вовсе не обязательно. Чего уж действительно хотелось бы, так это не состарится тем эфемерным, пока никем из докторов не прощупанным органом, который называют душой. Душа моя, пожалуйста, пусть тебе всегда будет чуть за двадцать. И живи всегда в гармонии с окружающим миром. А еще давай, махнем лет эдак в N-сят, в Питер, даже если побываем там ранее неоднократно. Уж очень любопытно, как выглядят и что говорят «старые, больные» женщины в весьма преклонном возрасте. Когда-нибудь я стану бабушкой. И это будет прекрасно. |
Надюш, как же здоров снова прочитать этот замечательный рассказ. А перед глазами и домик с камином и с верандой, да на берегу моря. И детвора, которая внимательно слушает "Трех мушкетеров". Я вся в предвкушении остальных рассказов.
|
Скрытый текст:
Чудеса случаются. Вам повезло, если вы, будучи молодой женщиной детородного возраста, еще не успевшей обзавестись наследниками, никогда не лежали в послеоперационной палате гинекологического отделения какой-то там больницы. И если уж вам посчастливилось там никогда не находиться, то вы наверняка не знаете, что именно спрашивают у врачей и медперсонала выходящие из-под наркоза пациентки. А спрашивают они, несмотря на национальность, возраст, вес, телосложение, цвет глаз, длину волос, уровень интеллекта, образование и социальный статус, одно и тоже: - Скажите, я смогу родить ребёнка? Ответа в данной ситуации два. Оба довольно категоричны, но по сути своей оба далеки от истины. Ибо неважно, что ответит опытный врач, умелая медсестричка либо простодушная санитарка: краткое «да» или не менее краткое «нет». Где-то на небесах (а может быть в другом, более приземленном месте, кто знает?) на наш счет свои планы, о которых никакому медперсоналу известно быть не может. Лада разглядывала неумело и, судя по всему, на скорую руку покрашенную в ужасающе зеленый цвет стену. За целый день лежания она почти сроднилась с ней. В голове была пустота, такая дивная пустота, без единой надоедливой мысли. Ученые мужи утверждают, что человек всегда о чем-то думает. Владислава могла бы запросто с ними поспорить, если бы у нее получилось подумать, о том, что её после наркоза не посетила никакая даже самая примитивная мысль. Но мыслей не было, а потому ученым умам не суждено было увидеть в лице Лады достойного оппонента. А потом вдруг пришло ясное и четкое понимание того, что нужно делать дальше – надо умереть. Умереть и никогда больше не мучатся ни болью, ни разочарованиями, ни воспоминаниями о бывшем муже, сбежавшем от нее к более молодой, и способной родить ребенка женщине. В отличии от своих подруг по несчастью, лежавших в гинекологическом отделении после операций «по женской части», Владислава вопросами о детях докторов не мучила. Лада знала наверняка – родить и выносить ребёнка она не сможет никогда. Потому что после долгого безрезультатного лечения, численных медицинских манипуляций, вчера ночью открылось обильное кровотечение и ей удалили матку. После темной тягучей внутренней пустоты, после тупого лежания, мысль о смерти показалась такой спасающей и обнадеживающей, что Лада даже улыбнулась. Тогда-то он и появился, точно из воздуха материализовался. Сел на край кровати, загодя аккуратно подобрав идеально выглаженный белоснежный халат, и уставился бездонными голубыми глазами на Ладу. - Андрей Геннадиевич Лавров, врач-интерн. Мне поручено за вами приглядывать, - представился дружелюбно. - Кем поручено? - Спросила равнодушно Владислава. Ответ не был ей интересен. Спросила просто, чтобы не молчать. - Им, - ответил бодро интерн, возводя глаза к потолку и туда же подняв указательный палец правой руки. Вероятно, он имел в виду заведующего отделением, кабинет которого находился этажом выше, аккурат над палатой, где «посчастливилось» лежать Владиславе. Взгляд Влады помимо воли задержался на небесно-голубых глазах Андрея Геннадиевича. Лада назвала бы эти глаза ангельскими, если бы мысли не вырисовывали отчетливый образ неестественно голубоглазого Брэдли Купера. Мистер Купер смело мог кусать локти от зависти. Даже ему такая светлая синева очей как у Лаврова могла только в мечтах рисоваться. - Приглядывайте, раз поручено, - отрезала Владислава, мысленно отгоняя навязчивого Брэдли, заполонившего неожиданно мозг, и отвернулась к стене, демонстрируя тем самым, что разговор окончен. Интерн оказался непонятливым и вовсе необидчивым. Он не возмутился, не оскорбился в ответ на грубость больной, и, уж тем более, не собирался уходить (на последнее Лада очень рассчитывала). Судя по тому, что с той стороны кровати, куда так бесцеремонно уселся молодой доктор, не послышалось ни единого шороха, он продолжал себе сидеть и оставлять Владиславу в одиночестве не собирался. - Владислава Николаевна, вы же умная взрослая женщина, а ведете себя как ребёнок. Вам известно, что восстановление больного после хирургического вмешательства в первую очередь зависит от психологического состояния последнего, его настроя? Если человеку безразлично его состояние, он не следует указаниям врачей, отказывается принимать необходимые медикаменты, то о каком выздоровление может идти речь, позвольте спросить? – после минутной паузы бодро, весело и назидательно, с выражением, словно отрывок из любимого произведения читает, выдал Лавров. Хотя в его речи присутствовали вопросительные интонации, складывалось впечатление, что он поучает нерадивого студента. «Какая тоска», - устало подумала Лада. – «И этот о том же талдычит». - Андрей, простите, запамятовала, как вас по батюшке, оставьте меня в покое, - унылым голосом попросила вслух. - Геннадиевич, - почти радостно напомнил интерн. – Представляете, моего отца родители назвали Герасимом, но в свидетельстве о рождении ответственная сотрудница ошибочно обозначила – Геннадий. Дедушка с бабушкой - жители деревенские, не знали, как исправить недоразумение в документе. Так и остался папа в официальных документах Геннадием, а среди родных и близких Герасимом. Лавров взахлеб продолжал рассказывать об отце с его двумя именами, о маме и прочих родственниках, Лада не слушала и не слышала его речей. Ей было все равно. Она безрезультатно пыталась вернуться к тем спасательным мыслям, которые принесли долгожданное облегчение после внутренней глухой пустоты, и ход которых прервался с появлением интерна. -Вы меня не слушаете! Это крайне неприлично! – Влада вынырнула из глубин своего сознания от громкого возмущенного окрика Андрея Геннадиевича (или правильно все ж – Герасимовича? поди, разбери). «Ненормальный. То, что я лежу, развернувшись к нему спиной – это прилично, а то, что не слушаю – «крайне неприлично». Странная логика у юного доктора», - ухмыльнулась про себя Лада. На окрик Лаврова она не отреагировала, надеясь, что, наконец-то, он уберется восвояси. Однако Андрей Геннадиевич Владу удивил. - Понимаю, вы окунулись в собственное горе и ничего кругом не желаете ни видеть, ни слышать, но вы неправы! Ох, как неправы! Жизнь, несмотря ни на что, прекрасна! Вы меня слышите? Прекрасна! – на сей раз общительный интерн разговорами не ограничился и затряс плечо Владиславы, будто пытался вытрясти из нее ответ. «Я думала о смерти», - под влиянием жизнеутверждающего монолога, вспомнила Влада. - Уйдите, - попросила она резким тоном. - Не уйду! – тоже неожиданно резко отчеканил Лавров. – Не уйду и не доставлю вам удовольствия купаться в собственном горе, потому что это неправильно! Владиславе стало интересно, как выглядит милый докторишка во время гневных тирад, и она повернулась в сторону интерна. Смотрелся врач очень комично. Нравоучительные речи совершенно не сочетались с юным, почти детским, добродушным лицом. - Вот! Вы все-таки повернулись и поддержали разговор! Значит, на уровне подсознания вы со мной согласны, но ваше состояние не дает вам трезво мыслить. Я здесь для того, что бы помочь вам. Излечить, как говорится, не только тело, но и душу, - Андрей Геннадиевич расцвел улыбкой. Она шла ему гораздо больше, чем хмурый вид. - Вам бы в проповедники, - заметила Влада тихо. - Не думаю. – Совершенно серьезно запротестовал интерн. – Каждый человек находится на своем месте и занимается тем, что ему предназначено. Я люблю медицину, а вот в проповедях ничего не смыслю. - Кем предназначено? – Поинтересовалась без особого интереса Лада, потянула затекшую спину и поморщилась от боли. - Не делайте резких движений, швы могут разойтись, - обеспокоено и вместе с тем поучающее заявил доктор, и зачем-то поправил Владе одеяло. - Так кем предназначено? – переспросила Владислава, пытаясь увести разговор от своей персоны к общей, ничего незначащей болтовне. Она уже смирилась с мыслью, что от Лаврова быстро не отделается. - Им, - Андрей Геннадиевич, в точности как накануне, возвел глаза и палец к потолку. - Завотделением? – уточнила Лада, невольно улыбнувшись и тоже устремив взгляд вверх. «Потолок не мешало бы побелить», - отметила автоматически. - Замечательно! – искренне обрадовался интерн. - Вас восхищают облупленные потолки? – удивленно подняла бровь Владислава. - Нисколько. Меня радует, что вы не только оторвались от изучения стены, но даже шутите. Непременно пойдете на поправку! Непременно, вот увидите! Он пружинисто подхватился с кровати, и, не попрощавшись, направился к выходу из палаты. Удалился интерн так же стремительно и неожиданно, как и появился, оставив Владиславу в полной растерянности. Несколько минут она перебирала в голове подробности их странного разговора. Пришла к выводу, что господин Лавров послан был к ней с целью приободрить и отогнать дурные мысли. «Ничего у этих белых халатов не получится», - подумала злорадно. Вспомнила о том, как хотелось незамедлительно умереть. На этот раз мысли о смерти не принесли облегчения, наоборот – напугали. Накатила усталость, невыносимо захотелось спать. «Может быть, завести собаку? С глазами голубыми, как у Брэдли Купера? Или Лаврова? Или в рассказе у Маркеса? Хотя там именно собака была голубой. А глаза у нее какие были? Да и вообще рассказ вовсе не о собаке», - продрались сквозь дремоту странные мыслишки. – «Разве я люблю собак?» Ответить самой себе Владислава не успела, потому что её всецело поглотил сон. |
Чудеса случаются. Продолжение.
«Что может изменить в устоявшейся жизни измученной женщины юный интерн-идеалист с чересчур оптимистическим подходом к окружающему миру? Что нового, ранее неизвестного, обнадеживающего он может сказать? Да ничего! Ровным счетом ничего! И дело даже не в молодом докторе. Никто и ничего в данном случае не способен изменить. Нельзя изменить непоправимое», - так размышляла Лада, проснувшись после удивительно спокойного (кажется, впервые за несколько лет болезни) сна.
И, правда, вокруг Владиславы, никаких изменений не наблюдалось. Потолок был все так же удручающе сер, облуплен и со страшненькими подтеками в углу поближе к окну. Стены жуткого зеленого цвета оставались все так же безнадежно и омерзительно зелены. Окна грязные, занавески на них обшарпаны, тумба у кровати удерживалась в вертикальном положение вопреки всем законам физики и логики. Ладе казалось, что стоит кому-нибудь хорошенечко хлопнуть однажды дверью и тумбочка просто распадется на запчасти. Кровать, как и вчера, при любом движении, издавала старческий скрип. А швы послеоперационной раны продолжали болеть ноющей болью, вызывая легкую тошноту. Но, тем не менее, что-то неуловимое изменилось. Что-то ожило внутри Влады, давно забытое, легкое, невесомое, приносящее облегчение. «Ему не все равно. Этому милому мальчику Андрюше, у которого папа был Геннадий, хотя на самом деле Герасим, ему не наплевать. Он смешон, глупо воодушевлен неизвестно чем, но он НЕРАВНОДУШНЫЙ. Рядом с ним я не чувствую себя бесполезным пустоцветом». Это неожиданное открытие было ошеломляющим. Врачи не сочувствуют и не участвуют, они лечат. Если принимать близко к сердцу каждого пациента, то никакого сердца не хватит. Доктора после продолжительного лечения констатировали с некоторой грустью, что помочь не смогут. Мама, узнав о болезни, плакала. Отец отмалчивался и много курил. Рома (бывший муж), сначала держался молодцом, пытался поддерживать Ладу. Но, когда стало очевидно, что даже при самом оптимистическом прогнозе, ребёнка Владиславе никак не выносить, Ромка стал вести себя точь-в-точь как папа – все меньше говорил и все больше дымил в открытую форточку. Папа, правда, так и остался при этом папой, а вот Рома вскоре позорно ретировался, и мужем быть официально перестал. - Как же женщине без деток-то жить? – убивалась мама. - Без детей теряется всякий смысл существования, - как-то проронил немногословный отец. - Главное, что не рак, Ладка, главное, что не рак. У меня бабка от рака умирала долго и мучительно, - лепетала подруга Нина, избегая смотреть Владиславе в глаза. И прибавляла. – А на Ромку своего ты не серчай. Возраст у мужика такой, что ему ребёночка хочется. Но ты не переживай, живут ведь как-то без детей. Это идиотское «как-то» больше всего отравило душу Ладе. Как, Господи милосердный, как?! Как жить без таких желанных деток?! Кто бы научил?! Ей больше всего в жизни хотелось носить под сердцем дитя. Уж Влада бы точно не волновалась по поводу испорченной фигуры и стремительно растущего животика. Ей мечталось разглядывать в зеркало увеличивающееся в размерах пузико. Чтобы Рома целовал его, гладил и разговаривал с пузожителем или, приложившись ухом, слушал, что делает малыш. А как приятно, наверное, чувствовать движения ребёнка внутри – вот задел коленкой, тут вырисовалась маленькая ступня, а то головкой пинается! После девяти месяцев беременности услышать, наконец, первый долгожданный крик, взять дитя на руки, приложить к груди, растить, холить лелеять, учить и учиться, словно заново проживая жизнь сначала вместе с маленьким человечком. Влада всей своей сущностью стремилась стать матерью. И пока не дошло до операции, была надежда. Хрупка, призрачная, совсем маленькая, но все же надежда на чудо. Оставалась вера, что Лада сможет запрыгнуть в счастливый поезд, именуемый материнством, а не останется прозябать на холодной и главное пожизненной остановке под названием «Бездетность». Окружающие вели себя странно. Даже те, кого знала всю жизнь, проявлялись с очень неожиданной стороны. Слава Богу, если хватало человеку ума и тактичности не затевать разговоров о детях, искусственных оплодотворения, лежаниях на поддержке все девять месяцев, врачующих источниках, всесильных иконах, храмах, народных целителях… Но тех, кто отделался молчанием было крайне мало. Остальные же говорили, советовали, рекомендовали, поучали, приводили примеры из жизни знакомых, близких и «далеких». Всем хотелось поучаствовать, «помочь», «подсказать». Всем, даже родителям. В результате мечта о ребёнке превратилась в идею фикс. Каждые критические дни превращались в трагедию с истерикой и депрессивным состоянием. Ведь Лада без устали надеялась: а вдруг, вдруг чудо случится именно в этом месяце. Один день задержки всколыхивал внутри целую бурю чаяний. Потом приходили слезы, беспросветность. И так из месяца в месяц. Все стало вращаться только вокруг одного – надо, надо, просто необходимо родить ребёнка, иначе незачем жить. Родные и близкие только «подливали масла в огонь». Становилось все хуже и хуже. Владислава уже не могла спокойно видеть маленьких детей. Любой прошагавший мимо малыш, каждая проехавшая рядом детская коляска, прошедшая вблизи женщина в положение вызывала приступ, похожий на удушье. Ладе отчаянно не хватало воздуха, будто в горле моментально вырастал огромный ком, мешавший дышать. На глаза наворачивались слезы. И она готова была бежать на край света, лишь бы не видеть объект своих страданий. И бежала, бежала не разбирая дороги, однажды чуть под автобус не угодила. Как-то цыганка, с трудом несущая перед собой огромный живот, прицепилась к Владиславе на улице: - Красивая, дай денежку для будущей матери. У меня трое малюток голодных дома ждут, четвертый на подходе. У Лады от вида цыганочки и упоминания о маленьких детях земля под ногами зашаталась. Она попыталась поскорее удалиться. Но представительница бродячей нации попалась настырная, преградила Владиславе путь своей внушительной фигурой: - Дай денег, а то ни тебе, ни твоим отпрыскам счастья не видать, - заверещала на полквартала. Влада замерла, подняла глаза на цыганку и с ненавистью спросила: - Почему, таким как ты можно нищету плодить, хоть трое, хоть десять? Где справедливость? Видимо вид у Лады был отпугивающий, потому что нищенка попятилась, развернулась и бросилась наутек, слегка прихрамывая. Владиславе после того случая стал сниться жуткий сон. Смотрит она на себя беременную в зеркало, поглаживает выпирающий животик, а из-за спины вдруг появляется та самая цыганка и кричит: «Не будет, никогда не будет!» Ни одной живой душе почему-то не пришло в голову одернуть Владиславу, сказать спасительное: «Мир не рухнет. Не став мамой, ты не должна потерять себя». Лада же утратила способность здраво размышлять и чувство реальности. Уход Романа сильно её подкосил, а операция добила окончательно. И вдруг появился голубоглазый интерн и произнес простое, но, как оказалось, жизненно необходимое: «Жизнь, несмотря ни на что, прекрасна! Вы меня слышите? Прекрасна!». Сказал банальные, потрепанные частым употреблением и своей несомненной истинностью слова так воодушевленно, искренне, словно наделил их особым, доселе неведомым смыслом и вдохнул в Ладу желание жить. |
Чудеса случаются. Продолжение.
- Ты поступаешь необдуманно! Почему отдельная палата?! Да еще и платная! Пойми, дело, конечно же, не в деньгах! Хотя и в них тоже! После всего, что с тобой произошло, ты не можешь оставаться в изоляции одна! Тебе надо к людям! – Наталья Ивановна возмущалась искренне, и уже готова была очередной раз расплакаться.
У Влады медленно, но уверенно переполнялась чаша терпения. - Мама, - тихо и робко попыталась она прервать тираду матери. - Не сможешь ты поправляться одна! Среди людей, переживших что-то подобное тебе, будет легче и проще, поверь мне! Я долгую жизнь прожила, поверь моему опыту! – Мать и не думала униматься. Владу, как часто бывало во время споров, она просто не слышала. - Мамочка, послушай… - Опять сделала попытку объясниться Лада. - Не хочу ничего слушать! Забудь об этой бредовой идеи с одноместной палатой! Запрещаю тебе даже думать о ней! Запрещаю! – Наталья Ивановна от переизбытка чувств стукнула кулаком по тумбе у кровати, та отчаянно заскрипела. «Сейчас развалиться», - почти с радость подумала Влада. Но тумбочка выстояла, опять поправ все законы логики и физики. - Мама… - Владислава решила не сдаваться, но мать снова её перебила. - Да, я твоя мама и мне лучше знать, что нужно моему ребенку в такой сложной ситуации. Поэтому ты из послеоперационной палаты переведешься в общую, где будут такие же женщины, как ты. Горе лучше пережить среди людей! Слова матери ударили почти физически сделав больно. Опять «пережить горе», сколько можно купаться в страданиях! - Ты мне потом спасибо скажешь, - не прерывалась Наталья Ивановна, - потому что… - Мама! – Владислава сорвалась на крик и мать, наконец, удивленно притихла. – Мама, я не хочу! Ты слышишь меня?! Не хочу больше «переживать горе»! Я хочу ЖИТЬ, мамочка, ЖИТЬ нормальной жизнью! Ни с какими женщинами с проблемами я лежать не буду, потому что не желаю приумножать во стократ свои мучения чужими бедами! Когда-то (мне уже начинает казаться, что это было не со мной) я любила смотреть комедии, читать детективы, гулять неспешно пешком, петь, принимая душ… Но я так окунулась в свое горе, что несколько лет ничем, кроме страданий, не живу. Ты можешь вспомнить, когда я последний раз смеялась? Лада замолчала, вопросительно посмотрев на мать. Наталья Ивановна растерянно глядела на нее и молчала. Повисла неловкая пауза. - Не могу, - выдавила из себя тихо мама. - А я хочу, очень хочу снова смеяться! Да, я никогда не смогу родить себе сына или дочь, а тебе – внуков. Да, это печально, грустно, непоправимо, но, мама, мне придется жить с этим до конца своих дней. У меня есть только две дороги – сходить с ума от безысходности или смириться и жить дальше. Для последнего мне понадобиться много сил и твоя поддержка. Поэтому я не хочу больше слышать о горе, беде, несчастье, несправедливости судьбы. И, пожалуйста, мамочка, не надо больше плакать надо мной. Я живая, а ты каждый раз рыдаешь, будто меня уже не стало. Это очень больно, мама. Не делай мне больно, мне и так нелегко. Помоги мне. Того, что ты будешь рядом вполне достаточно. Большего не надо. Наталья Ивановна порывисто встала, обняла Ладу за плечи и тихонько всхлипнула. - Прости, дочка, я тебя совсем вымотала, прости. Ты такая умница! Я очень постараюсь больше не раскисать. Ладу перевели в комфортную (на сколько это возможно) одноместную палату. Там даже телевизор был, но Владислава его не включала. Она читала принесенные родителями и друзьями книги, болтала по телефону и старалась ни о чем серьезном пока не думать. Приходил Рома с коробкой конфет и букетом кровавых роз, от вида которых Ладу замутило. Аромата цветов она не ощутила, а вот запах свежей крови преследовал Владиславу, пока медсестричка цветы из палаты не убрала. Роман говорил что-то складно и правильно, прямо как в старые, добрые времена. Лада рассеянно слушала в пол-уха и думала, когда её снова навестит Лавров. Он заходил всегда ближе к вечеру, когда основная часть медперсонала расползалась по домам, посетителей не пускали, а в больнице становилось тихо и пусто. Его визиты, казалось, были освещены каким-то особым теплым светом. Рядом с ним было спокойно и уютно. Хотелось верить, что она, и правда, со всем справится. - Ты улыбаешься, - прервал размышления голос Ромы. – Хорошо, что у тебя позитивное настроение. Я очень рад. - У меня все действительно очень хорошо, Ром. – Лада повернулась к бывшему мужу. – Только устала немного. Ты иди, а я прилягу и вздремну. Спасибо, что навестил. За конфеты с цветами тоже спасибо. Иди. С явным облегчением (миссия милосердия далась «малой кровью» и приличия соблюдены) Рома встал со стула у кровати. - Отдыхай, конечно же. Тебе это просто необходимо, - он чмокнул Ладу в щеку. – Я загляну еще на неделе. Поправляйся. Когда Роман был на выходе, Влада окликнула его: - Ромка, не надо. Бывший благоверный повернулся и, с явным недоумением, посмотрел на Владиславу. - Приходить не надо. Ни к чему это. Со мной все будет хорошо. Счастливо тебе, - Лада снова улыбнулась. -Ага… спасибо… - Рома растерялся, смутился и покраснел.- И тебе… счастливо…ага. Выздоравливай. Вечером пришел Андрей Геннадиевич и снова потащил Владу на «прогулку» по бесконечным коридорам больницы, с уже привычными словами: - Двигаться надо, Владислава Николаевна, спаечки нам ни к чему. И Лада послушно ковыляла по полумраку пахнущих медикаментами коридоров, слушая наивные весёлые истории Лаврова. Действительно, ни к чему ей спайки! Все хотела спросить, когда её выпишут. Врач, оперировавший Владу, по этому поводу говорил что-то туманное. Уж, Андрей точно темнить не станет. Но за бесконечными легкими разговорами все терялось, и вопрос так и остался не заданным. Владислава вспомнила о том, что хотела выяснить только, когда за интерном закрылась дверь палаты. «Догоню и узнаю», - решила. Медленно, не без усилий, поднялась (а скорее – сползла) со своего ложа, опираясь на стену, добралась до выхода, открыла дверь в коридор. Там справно орудовала шваброй вечно сердитая и всем вокруг недовольная немолодая санитарка, которую все без исключения, даже главврач, называли тетя Нюра. Лаврова не было. - Тёть Нюр, Андрей Геннадьевич куда пошел? – спросила Лада. Санитарка оперлась на швабру и недобро глянула на Ладу. - Ты чего не спишь еще? – спросила с таким обвиняющими нотками в голосе, словно заподозрила Владиславу в измене Родины. - Я хотела спросить у доктора молодого, когда меня выпишут, - промямлила Лада. Она всегда терялась перед недоброжелательными людьми. - Какого доктора? – все с такой же подозрительностью спросила тетя Нюра. – Нет тут никакого доктора. Одна я здесь. Не видишь что ли? - Вижу. Но я хотела спросить… - Когда надо, тогда и выпишут! – сказала, как отрезала, суровая санитарка. – Спать иди, не морочь голову! Влада, утомленная прогулкой по больнице, стояла с трудом. Ей действительно хотелось вернуться в кровать и поспать. «Ладно, завтра спрошу», - подумала она и вернулась к себе. Тётя Нюра тщательно ополоснула в старом ведре тряпку, посмотрела на закрывшуюся за Владиславой дверь и покрутила пальцем у виска. - Чего только не привидится, пока им, сердобольным, обезболивающее дают! Молодого доктора ей подавай! Ишь, придумала! Лавров в своем идеально выглаженном халате привычно восседал на краю кровати, его юное лицо сияло торжеством, а глаз радостно поблескивали. - Швы просто идеально заживают, анализы у вас замечательные. Стремительнейшим образом идете на поправку, дорогая моя Владислава Николаевна! – вещал он, листая медкарту Лады. - Значит меня скоро выпишут? – Искренне обрадовалась Влада. – Все время забываю вас спросить: когда же меня домой отпустят? - Ну… - Андрей Геннадиевич, задумался и почесал переносицу. – Это непосредственно ваш лечащий врач решать будет. Но, думаю, пока рановато. Не готовы вы еще. - Не готова к чему? – потухшим голосом поинтересовалась Владислава. - Организм еще не полностью восстановился, - пояснил интерн. Потом они снова нарезали круги по коридорам. Лавров даже протащил Ладу на улицу, чтоб «глотнула свежего воздуха», как он выразился. Говорили о собаке, которую Владислава решила завести, как только оправится. Обсуждали разные породы, их достоинства и недостатки. Ладе хотелось большого пса, интерн же уговаривал, что в маленькой однокомнатной квартире поселять крупное животное не стоит. Ладно, еще пока щеночком будет. А дальше что? Тесно псине станет. Зачем животину мучить? С одной стороны, Влада с доводами доктора была полностью согласна, с другой – очень уж хотелось большую красивую собаку, немецкую овчарку, например. Это же настоящий друг и защитник, ни в какое сравнение с какой-нибудь крошечным пекинесом не идет. Нет, против пекинеса Вдадислава ничего не имела, но хотелось все ж кого-то побольше да по внушительней. Так, коротая время, в неспешной прогулке и дружеском споре, не заметили, что стемнело. Лавров заторопился – пора ему, мол, итак задержался очень в больнице. Проводив Ладу к её палате, простился. Владислава лежала в темноте и думала, как ей повезло с этим милым интерном. Молодой врач словно к жизни её вернул. А она его даже никогда толком не благодарила. Завтра утром будет большой врачебный обход во главе с завотделением, нужно непременно похвалить Лаврова перед руководством. С этой успокаивающей мыслью Лада уснула. |
Чудеса случаются. Продолжение.
- Кто это такой красивенький у нас тут быстренько выздоравливает? – не вошел, а влетел в палату заведующий отделением Петр Иванович Карпенко, распахнув настежь дверь. Он всегда очень шумел и любил уменьшительно-ласкательные слова.
За Карпенко тянулся длинных хвост в идее свиты из врачей, интернов и медсестер. Лада внимательно посмотрела на вошедших. Андрея Геннадиевича среди них не было. Завотделением ощупал живот, спросил про температуру, снял повязку и осмотрел рубец. Что-то тихо напевал при этом и говорил всякие ласковости. - Петр Иванович, спасибо вам большое, что закрепили за мной интерна Лаврова. Он не только прекрасный молодой специалист, но и замечательный человек. Даже не знаю, как бы я оправилась после операции, если бы не Лавров, - верная данному себе обещанию, похвалила Андрея Геннадиевича Владислава. - Что за интерн такой прекрасный? – игриво поинтересовался Карпенко у хрупкой неопределенного возраста медсестрички Верочки, которая вечно семенила следом за Петром на обходах, таща груду папок, и среди больных заполучила прозвище «оруженосец Самого». - Вы, наверное, напутали, - застрекотала Вера, обращаясь к Ладе. – Вы имеете в виду Коврова Сашу. Приятный такой парень, высоченный, с копной черных волос и огромными карими глазищами, внимательный очень, да? - Нет же, - запротестовала Владислава. – Я об Андрее Геннадиевиче Лаврове говорю. Он худенький и невысокий, светленький, с голубыми глазами. Каждый день меня навещает вечером. «Оруженосец» явно растерялась. - Нет у нас такого, по крайней мере, я такого не знаю - сказала. - Ая-яй, Верочка, а я то думал, что вы всех знаете и всё про всех ведаете, - пробасил Карпенко и сделал грозное лицо, выглядевшее очень комично. Верочка шутку не оценила, восприняв слова завотделением буквально, раскраснелась и затрещала еще быстрее, чем прежде: - Может, новенький кто. Я посмотрю списки, уточню. Хотя к нам нового никого, вроде бы, не присылали… - Посмотрите, посмотрите, голубушка. У нас тут такой чуткиq врач прямо пред носом растет и развивается, а мы ни сном, ни духом, - зарокотал Петр Иванович.- Ну, милочка, выздоравливайте. Еще немножко и можно отпускать вас домой. Карпенко решительно направился к выходу, за ним потопала послушно все его многочисленное сопровождение. Верочка-«оруженосец» застала Петра Ивановича прямехонько на пороге его кабинета, он уже собирался уходить домой. - Я все уточнила, Петр Иванович, - гордо сообщила она. – Нет у нас такого интерна, и не было никогда. Заведующий отделением уже и думать забыл к концу рабочего дня о разговоре в палате у Владиславы, поэтому сконфужено спросил: - Какого интерна, душа моя? - Лаврова. Помните, утром на обходе пациентка из 5-й платной палаты хвалила его. Но я оказалась права, нет такого интерна в нашей больнице,- Вера прямо засияла от гордости, что не упала « в грязь лицом» перед начальством. - Мммм… - Протянул задумчиво Петр Иванович, и неожиданно хлопнув себя по лбу, рассмеялся. – Вот проказники, вот хулиганы! Не первый раз такое вытворяют, демоны! - Что, простите? – зарделась Верочка. - Да, медбратики со второго этажа! – гогоча, объяснил доктор. – Облюбуют себе какую-нибудь дамочку из больных, что посимпатичней, и под видом врача клеятся к несчастной. Вот ведь разгильдяи! Напомните мне завтра сутра, дорогуша, чтоб я им устроил строгий выговор. Энергичный Карпенко почти вытолкал Веру в коридор, закрыл на ключ свой кабинет и, приговаривая весело «ловеласы, хреновы!», помчался в сторону лестницы. На этот раз Лавров пришел не с пустыми руками. Он притащил с собой огромную книгу с красивыми фотографиями собак самых разнообразных пород. Рядом с фото шло описанием особенностей каждой породы и краткие рекомендациями по уходу за животным. Владислава, не на шутку оживившаяся, все время останавливала выбор на больших псах, восхищалась и говорила, что это именно то, о чем она мечтала. Андрей Геннадиевич, верный своим убеждениям, наоборот предлагал собачек маленьких. Они громко спорили, смеялись. Лада стала говорить, что может завести сразу двоих питомцев: мелкого забавного пекинеса, к примеру, и большого благородного колли. Лавров перевернул очередную страницу, приговаривая в шуточном тоне что-то забавное о судьбоносности встреч, Лада улыбалась во всю. Но, увидев следующий снимок на блестящей глянцевой странице, улыбка её растаяла. С книги на нее смотрел светло серый, почти пепельный, длинноухий щенок с продолговатой мордочкой. Нет, он не смотрел, он прямо в душу заглядывал своими немыслимо-голубыми детскими и одновременно все понимающими стариковскими глазами. Владислава будто оглохла, голос интерна утонул где-то, словно их разделила толстая стена. «Веймарская легавая (Weimaraner, Vorste-hhund с нем.) – это одна из популярных легавых собак. Её предков использовали в охоте на крупную дичь. Она послушна и необычайно понятлива, легко обучается и пожинает лавры на состязаниях по дрессировке, используется для розыскной работы и в качестве сторожа. Во многих рекламных объявлениях встречается такое достоинство породы, как собака с голубыми глазами. Однако голубые глаза встречаются только у щенков, взрослые же представители породы отличаются глазами разных оттенков янтарного», - не особо понимая смысл написанного, автоматически прочитала Влада. Она снова посмотрела на фото щенка и уже не смогла отвести взгляд от его необычных глаз. Внутри набухал, рос и ширился комок боли, всепоглощающей, не дающей вдохнуть полной грудью, пожирающий Ладу изнутри, обжигающий огнем воспоминаний. В ушах отчетливо зазвучал раздраженный почти переходящий на крик голос Романа: - Ты с ума сошла! Как ты себе это представляешь?! Что родители скажут?! Каково это привести в дом совершенно чужого человечка?! Ты же ничего не знаешь о его происхождении! Вдруг у него психические отклонения были в роду, или склонность к алкоголизму, наркомании!? Возможно, его родители были преступниками! Ты в своем уме?! Владислава, не смотря на затопившую все внутренности боль, отчетливо поняла: нет тогда, проникаясь гневными речами мужа, она точно была не в себе. Нужно было сразу выставить его за порог, не продлевая ни на секунду их агонизирующий брак. Но, главное, самое главное, не надо было его тогда слушать. Слушать нужно было себя. - Андрюша, - еле слышно проговорила Лада, забыв всякие формальности, голос её дрожал, - мне не нужна собака. Лада судорожно сглотнула, вдохнула с трудом побольше воздуха и, поборов усилием воли острое желание расплакаться, торопливо заговорила снова: - Его зовут Темка. Ему четыре года. Он… он такой маленький с невероятными полными отчаяния глазами. Это просто невозможно представить… совсем малютка, а глаза… глаза как у видавшего вида старичка… такие… такие горестные… голубые-голубые, как небо погожим весенним днем. Слезы уже катились по щекам, мутной пеленой закрыв от Лады книгу, Лаврова, палату. Она всхлипнула несколько раз и продолжила: - Когда врачи перестали обнадеживать, я поехала в детский дом за городом. Ни родителям, на Роме ничего не говорила. Знала, что им это не понравится. Они ведь хотели своего родного, кровного ребёнка, а не приемыша…Мне было так одиноко, так безнадежно все было, а потом я увидела Тему… и поняла, что он нуждается во мне точно так же, как я в нем. Надо было сразу решаться, но я такая мямля… Слушала Ромку, маму… не надо было никого слушать. Лавров осторожно взял Владу за руку и легонько сжал её. Владислава немного помолчала, собираясь с духом. Слова давались с огромным усилием, мысли путались. - Мне надо забрать его. Бумажная волокита, бюрократия… все это так долго… Но это не имеет никакого значения, я заберу его обязательно! Ведь это МОЙ ребенок! Как же я могу его оставить?! Выросший до невероятных объемов шар боли, давящий и жгучий, вдруг растворился сам собой. Пришло облегчение. Так бывает, когда после тяжелого гриппа, ломики во всем теле от высокой температуры, просыпаешься утром посвежевшая, приободренная и ясно понимаешь – болезнь отошла, ты здорова. Жизнь не потеряла смысл, не утратила прелести, надо было просто заглянуть в себя и найти единственно правильный ответ. И Лада нашла. У нее есть сынишка, надо только забрать его домой, непременно забрать, чем скорее, тем лучше. |
Чудеса случаются.
Несколько дней спустя.
Неторопливо аккуратно складывая вещи в сумку, Лада с легкостью «гасила» мамины попытки «вразумить» дочку. - Ладочка, это ведь очень серьезный шаг! Ты бы еще раз все хорошо обдумала! – Призывала Наталья Ивановна. - Мама, я все хорошо обдумала, поверь мне, очень хорошо, - улыбнулась в ответ Владислава. - Доченька, но это же не хомяка или кошку завести! Это же ребёнок! Совершенно чужой малыш! – Неутомимо наседала мать. - Нет, мама, это МОЙ ребёнок! Я всё решила, и не передумаю ни при каких условиях, - возражала уверенно Лада. - Ты все же послушай маму, взвесь все «за» и «против» еще раз! Лада отодвинула в сторону спортивную сумку, села на больничной кровати рядом с мамой, обняла её за плечи. - Мамочка, я взвесила, обдумала, обмозговала, прикинула, рассудила, поразмышляла, рассчитала. – Влада с легкость выстроила синонимический ряд. – Не волнуйся, все будет просто замечательно. Увидишь Темку и полюбишь его так же, как я. Ты только не волнуйся, хорошо? - Хорошо, - наконец сдаваясь, неуверенно пробормотала Наталья Ивановна. Но тут же спохватилась. – Но Ладочка, доченька, но ты же в совершенно ранимом состоянии после операции перебываешь! Вот чего только стоит эта история с интерном, которого никто, кроме тебя, не видел никогда. Сначала ведь думали, что, и правда интерн, потом среди медбратьев искали. Никого даже похожего не обнаружили. Твое психическое состояние сейчас очень хрупкое, нестабильное… Лада не стала дослушивать мамину тираду, которая могла растянуться на долгое время, сильнее обняла Наталью Ивановну и успокаивающе сказала: - Мамуль, я в полном порядке. Ну, приснилось мне что-то под воздействием наркоза и обезболивающих препаратов. Приснилось очень реально, настолько реально, что одурманенная лекарствами, я приняла сон за явь. Сейчас никаких седативных и анальгетиков я не принимаю, чувствую себя замечательно, соответственно… хм…, - тут Лада улыбнулась, - никакие странные сновидения меня уже несколько дней не беспокоят. - И все же, я бы на твоем месте… Владислава опять не дала матери закончить предложение. - Мам, давай договоримся, пусть каждый остается на своем месте и сделает все, чтобы быть довольным жизнью, - она просияла улыбкой и поцеловала мать в щеку. - Как знаешь. Главное, чтобы ты и правда была довольна, - Наталья Ивановна окончательно сдала оборонительные позиции. - Ну, вот и славно! Вещи собраны, выписка на руках, медперсонал засыпан благодарностями и поощрительными подарками, пора покидать сию обитель, - весело резюмировала Влада, поднимаясь с кровати и потянувшись за сумкой. - Не трогай! Тебе нельзя тяжелое поднимать! – запротестовала очень активно мама, первая схватила за ручки торбу и бодро потрусила к двери. Владислава спорить не стала. Окинув прощальным взглядом палату, пошла вслед за мамой. В коридоре спохватилась, сказала Наталье Ивановне вдогонку: - Мама, я кое-что забыла. Ты иди, я нагоню. Она торопливо вернулась в палату, открыла выдвижной ящик тумбы у кровати, с явным облегчением посмотрела на его содержимое. Бережно достала из ящика большую книгу в блестящей обложке с изображением собак. Легонько погладила корешок, прижала к груди и снова направилась к выходу. На улице в нетерпении топталась Наталья Ивановна. - Ну, чего ты там возишься, Ладочка? Такси ждет уже. Пошли, дочка! – Недовольно поторопила она Ладу. Остановила взгляд на книге, удивленно спросила. – Ты что собаками интересоваться стала? Откуда это? - Угу, интересуюсь собаками. Книгу знакомый подарил. Ты его не знаешь, - улыбаясь одними уголками губ, объяснила Владислава. - Каких таких твоих знакомых я не знаю? – открывая дверку такси, поинтересовалась раздраженно мать. - Просто один человек, в больнице познакомились,- усаживаясь на заднее сидение автомобиля и все еще прижимая к себе книгу, ответила Лада. - Собачник какой-то? – Спросила равнодушно Наталья Ивановна, уже думая о чем-то другом. Потом спохватилась. – Лада, только не говори, что ты еще и собаку решила завести! С ними столько хлопот, ты себе не представляешь! - Собаку? Нет. – Владислава действительно на миг задумалась. – Хотя… все возможно. Как тебе название породы – веймарская легавая? - Какая легавая! – Искренне возмутилась мама, привычно внутренне готовясь к долгим дебатам. – Это охотничья, что ли? Доченька, не выдумывай! За собакой нужен серьезный уход! А если ты все же возьмешь ребёнка, то у тебя совершенно не будет свободного времени! Еще ведь работа и дом… Лада не слушала мать, она непроизвольно бережно прохаживалась пальцами по блестящем глянце обложки, улыбалась только ей одной известным мыслям и смотрела мечтательно в окно. Там бурлил в полную силу новый день, ждала новая жизнь, полная перемен, надежды, и, возможно, самого обыкновенного счастья. |
Я же говорила, что он ангел. Но, в конечном итоге, мы все сами знаем, что нам нужно для счастья, и где это искать. К сожалению, не всегда мы способны самостоятельно найти в себе это знание... А ведь все очень просто, как показывает практика.
|
Какая светлая идобрая история. Всё-таки нам нужны такие ангелы, чтобы помогли разобраьться в себе и подталкнули к единственно верному решению. Сижу и улыбаюсь после прочтения. Спасибо, Наденька. :1:
|
Мне просто невероятным образом понравился твой рассказ про бабушку!!! такой иронично-мечтательный...прелесть просто. Но вот я пока никак тебя в роли бабули представить не могу - даже такой современной, как ты описала)))) ух здорово было бы "побалакать" лет эдак в 70 и вспомнить нашу форумскую молодость))))))))))
Ангел хорОш, конечно! Рассказ такой сказочно-реальный, но от этого не менее душевный и захватывающий, чем все предыдущие.... соскучилась уже по твоим творениям. Появляйся почащебукет2 |
| Часовой пояс GMT +3, время: 10:21. |