|
Как ни старался Бог...
Кто крест себе при жизни ставит, В тех жизнь насильно не вдохнуть. Скажи им: – С Богом. Пусть направит, Перекрестив, на верный путь. Как ни старался Бог – не спас Продавших душу за три гривны Душевный золотой запас И ум на хитрость заменили. Сумей, сметя душевный иней, Глаза в глаза судьбу спросить… Но подозрением ревнивым Обидеть? Боже упаси! Как ни старался Бог – не спас Тех, кто на собственных поминках Хрустальный блеск порочных глаз Слезой промыли крокодильей. Быть может, даже через силу И сквозь сердечный разнобой Пошли во след своим любимым Последний вздох: – Господь с тобой… Как ни старался Бог – не спас Того, кто не желал спасенья, Инерцию любовных ласк Даруя мнимым утешеньем. 2010 год. |
Крапива.
Ржой разъедаючи судьбьы – Нахраписто, натощак, Крапивы акульи зубы Средь трав, ощеряясь, торчат. В малиновом вдохновенье Крапивные языки От зависти позеленели И желчью поистекли. Как спело бы ни искрился Росой забрызганный куст, В обрящую руку впился Змеиный удар-укус. Как всласть да не материться – Сам руку по локоть в пасть! Жива ещё мастерица Крапивную пряжу прясть. Что молвит с тоской зелёной: Земная я, вся в делах. Пора, мол, стать приземлённей И не витать в облаках. По воле, не зная страху, За ягодкой наливной В крапивную влез рубаху, Крыла сложив за спиной. И, кажется, не летать мне – Душой и телом огруз: К земле гнёт крапивное семя, На плечи взваливши груз. Не вымазан рот малиной В угоду сладких утех. На коже ожог крапивный, Как на сердце смертный грех. Мне шею не класть на плаху, Но как, пересиля боль Крапивную снять рубаху, Чтоб выросли крылья вновь? С малинкою под сурдинку Колючий сорвать холстец. Душой от слёз крокодильих Свободным быть наконец. Нырнув – словно в прорубь – телом, Дерюгу рвану плечом. Всё сжалось внутри – омертвело, Но жизнь снова бьёт ключом! 2011 |
Дорога к храму. (взгляд из Дали)
Не донести покаянье в храм божий – Здесь не всесильны ни клеть и ни плеть. Пылкость молитвы уже не поможет Лютое сердце свечой обогреть. Подлость возложит корону из терний… Царствие божье отдав за коня, Ножкой короткою ложь ловит стремя, В тщетной попытке сбежать от себя. Утка под клюквою небыль выводит, Зёрна добра высевая со зла. Маслице кот растирает по морде, Дёгтя ведро надоив от козла. Всё проворонит собака на сене, Жар губ иссушит Великим постом. Даренный с умыслом крестик нательный Ляжет на плечи распятья крестом. И собираются Осенью в стаю Низменность духа, убогость страстей. И становую хребтину ломает – Как о колено – язык без костей. Пуганой птичке стал стуком и шорох, И тесноват станет собственный дом. Мал да удал, но душой кукушонок, Выкинет веру вертлявым хвостом. Под отголоски фальшивых мелодий, В тусклых фантазиях от фонаря Ненависть подлостью душу изводит Глупость с отчаяния сотворя. В страхе божатся святыми мощами – Уши пылают и голос дрожит. Ложь во спасение не очищает – Грязь не смывают потоками лжи. Сглазу боясь, с постоянным занудством В вашу мечту будут целиться влёт. Если сам хочешь в любви обмануться – Как по желанью мошенник придёт. Путает след и плутает в разброде Хитрость ума в голове без царя. Ненависть злобою душу изводит, Новую глупость невольно творя. В осень следы заметая косою, Корни пустило во рту помело. И затрепещет стыдливо листвою В сердце забитый осиновый кол. Чту я старинную заповедь строго – С лика встречать, провожать по уму. Через порог Вам ни руку, ни ноги По старой памяти не протяну. Фальшью лукавости голос угодлив Ради подачек от барских столов, Но у виска все расчёты подводит Выстрел дуплетом из пары стволов. 2010 год. |
По двойному счёту.
Когда из рук надежды выбит щит, И выцветают сумерками зори, Предчувствием разлуки грудь щемит, Но страх потерь парализует волю. Кто чуждое берёт себе в пример, Тот никогда уже не станет прежним… Пока теплится искорка надежды, Цепляемся за призраки химер. С уклоном влево выбранный транзит С наигранной шекспировскою страстью Нам раздвоеньем личности грозит От языков, раздвоенных на части. Где совесть почиет в покойном сне, Там даже время душу не излечит. Когда подранку ставят в руки свечку, То часто ошибаются вдвойне. Тепло б хранить и от беды беречь, И быть друг другу истинной подмогой, Но коль о деньгах вдруг заходит речь, Пора чертою подводить итоги. И время сердце выстудит в гранит, И сладость губ ложь горечью иссушит – Слова любви не дуют Богу в уши, Когда в душе божественное спит. Кто целое на части раскромсал, Не ведал, что муть выпадет в осадок. И ненависть сквозь лёд кривых зеркал Достоинство низводит в недостаток. Так сколько ж раз до ста считать овец? Какой шкалой в душе измерить стужу, Чтоб ненависть не вырвалась наружу Из чёрных дыр изъеденных сердец? 2010 год. |
Вглядываясь издали в Дали.
Снежной крупой заправляют метели В ступе толчёнку и взгляд из стекла. Тля перелётная не на метле ли Откочевала в иные места. Клюквой развесистой поле засеяв, Высидит утка алтын из рубля. И воспарить в небо лебедью белой Пыжится выводок гадких утят. Около Моцарта бродят Сальери, И для поэта готов уж барьер. Роет другому подлиза карьеры, Ради карьеры пустившись в карьер. Ходят враньё с недомолвками стаей, Взяв под сомнение святость мощей. И становую хребтину ломает, Как о колено! – язык без костей. Прячет хула за душою каменья, Путой напраслин стреножив коня, Подлость возложит корону из терний, В собственной дури другого виня. Где в тили-тесто замешана шалость, Там заведутся постельные вши. Ушки покладисто так украшают Длинные пряди домашней лапши. Вихрь перемен гнёт застывшее время, Мельнице крутит мозги вертопрах. Цели достигнет крапивное семя, Крылья запрятав под колкость рубах. 2010 год. |
Без названия...
По круче скользя, Вспомнишь кузькину мать – И плакать нельзя, И слезу не унять… И,чтобы согреться, Застыла беда У самого сердца Кристалликом льда. Поймёшь ты тогда, Что живут, не любя, Кто душу продал И кто предал себя. Кто разум холодный Пригрел неспроста Змеёй подколодной У чувства костра. 2009 г. |
Баобаб.
На развилке Млечного пути Жил-был Принц – ни бедно, ни богато. Мир свой обихаживал, холил И не знал, что был он мелковатым. В ус не дул и радовался шкет, Что была мала его планета, Что, переставляя табурет, Можно сотни раз встречать рассветы. Дивной розой украшала жизнь. Чем не рай земной? – блаженствуй, кабы… Вдруг – напасть: откуда ни возьмись, Как осот, полезли баобабы. В сто обхватов ствол!.. Как ни смотри: Толстокожьем застилает свет и Исподволь корнями изнутри В силах разорвать твою планету. С дури – что есть мочи, что есть сил, Он поползновением грядущим, Ветви сучковато распустив, Розы куст в объятиях удушит. Ожидал мальца большой сюрприз: Он мотыгу хвать, да всё без толку – Записавшись загодя в Гринпис, Роза воспротивилась прополке… Относился принц к ней, как к божку, Но высокомерие стервозно – Что планета ей не по горшку, Упрекать мальчонку стала роза. Лепестки губ в бантик собрала, Лик бутона в сторону воротит. Сквозь губу процежена хула, Как укус шипами подноготный. Ширма есть цветку от сквозняков И намордник для барашка тоже. Роза ж прячет острия клинков В окруженьи баобабов в ножны. Вылез вновь назойливый пострел, С розой тоже никакого сладу. В суть копал, покуда не прозрел – Розу так и тянет к баобабу. Бают: на миру и смерть красна… Чтоб глаза не выела угроза, По миру пустился наш пацан И познал, что есть другие розы. На попутках покорял он высь, Уходя от сплетен и наветов. Всё бы ничего… Терзала мысль: Как там без него его планета? Можно вознестись под небеса В шалаше из веточек и стружек И дворцы построить из песка, Если ты кому-то очень нужен. Только ввёл зелёный змий в искус, И конец истории курьёзен: С вожделенным ужасом укус Принца возвратил в колючки розы. Сгинули навеки времена Родом из подкоркового детства. На душе оставив семена Из сомнений в искренности сердца. Но винить другого не спеши, Если вдруг на собственной планете Баобабы, розы или вши Завелись, то ты за всё в ответе. Бди и очень зорко в корень зри, Выполи грядущие преграды. Правду предвещал Экзюпери: Люди, берегитесь баобабов. 2012 г. |
Пустые разговоры с Богом.
Гол Король, как сокол. Лёг на Даму Валет... Объясни, Бог, расклад на картишках: По прошествие лет стал пустым человек? Иль нарочно назначен пустышкой? Мир разбит в пух и прах И двояк в зеркалах. Где ж надежда моя и опора? То ли темень в глазах, То ли застит их страх, То ли кто-то воздел на них шоры? Милым был человек, да вдруг стал подлецом... Боже правый, скажи-ка на милость: Потерял он навек истинное лицо Или сущность его проявилась? В зеркалах тусклый свет – Отражения нет, Как у силы нечистой на тризне. Под горячечный бред Лишь мелькнул силуэт Из прошедшей придуманной жизни. Сторожит дверь засов. Изнутри слышен стон – В пустоте голос эха не пуган. Хлебосольный гол стол, да и нет образов, Где был раньше в избе красный угол. Я колки подтяну, Я настрою струну – Но у пести фальцетик гнусавый. Я ль в хмелю утонул? Или Бог мой уснул, И ему тоже снятся кошмары? Боже мой, подскажи – я никак не пойму: Мудренее что – утро иль вечер? В ослеплении тьмы как чужую вину Добровольно накинул на плечи? Распальцовкой в волну Кочевряжит струну Чуть бренчит перебором гитара. Волком ль выть на луну? В алкоголе ль тонуть? Как неправ ты сейчас, Боже правый... Тяжек камень забот в лабиринте невзгод... Помоги-ка, Господь, сделай милость: Бог открыл было рот, только гонор не тот, И потеряно ликом смутился. На последнем пути Веры твердь укрепи, Замени-ка терновник на розы! Крест мой в гору снеси И меня воскреси! Вздрогнул Бог и... почил тут же в бозе. В зазеркалье маня, обожжёт полынья – Словно в жидкий огонь окунулся. Чудо не сотворя, Ты покинул меня, Или я от Тебя отвернулся? Стёкол бой под струной Резонансной волной. Но в прозренье душа не слепая: Нет гроша за душой, Только разум со мной... То мой Бог. На него уповаю. 2009 год. |
Скажет же кто...
Ошибки преумножа во сто крат, Оглянешься и понимаешь – поздно… Кто убеждён, что нет пути назад, Кто верует: не всё в руках господних. Меж пальцев истечёт забвенья пылью С теченьем времени любви зарок. С досадой глас: – Глаза твои где были? Взовёт кто с умиленьем: – Видит Бог… В экстазе помянув чертей, бабтист Укрепит богохульством веры силу, А злой колдун, и ярый сатанист Чуть что – взывают: – Господи, помилуй! Безбрачия венец не станет вашим – Земной юдоли страсти утоли! Кто умоляет: – Да минует чаша. Кто взмолится: – Господь, нее обдели!!! И если кто-то укорит слегка: – Нет на тебе креста! – тебе ж не страшно. Но скажет кто: – Нет на тебе греха, – Держись от тех, как от греха, подальше. Когда взалкает воли дух мятущий, Но шансов нет дошлёпать до седин, Смирится кто: – Прими, Господь, мя душу. Кто вызов бросит: – Бог мой, погоди... Иудины плоды с ветвей осин Свисают вниз с последним поцелуем. Кто крестится: – О, Боже, пронеси. Кто с ликованьем кликнет: – Аллилуйя. И сколько б ни чесал загривок сивый – На каждый чёт найдётся свой нечёт. Кто воздаёт: – О, Господи, спасибо! Кто сетует: – О, Боже мой, за что? 2013 год. |
Разговор с Богом.
Ни с пьяну, ни со зла, ни с горяча Не пыжусь я, чтоб быть извечно правым. Нам ни к чему услуги толмача – С Тобою, Бог, я говорю, как с равным. Да будет свет! – летит благая весть, Но где концы в воде – то не известно. С огнём днём падших ангелов не счёсть – Их тьма лежит на пажитях небесных. Да будет твердь – опорой служит Он, А кто не ладит с притяженья силой, Оторван от земли… один – крестом, Другой же – приснопамятной осиной. Провидцы нишу заняли волхвов – Кишкою тонкой сытно жить взалкали. Так в стае благороднейших волков Из подхалимов вырастут шакалы. На страждущих прольётся свет очей. Но как понять: где мудр ты, где спесив ты? На пряжках «С нами Бог» у палачей Готическим начертано курсивом. Биенье сердца обратив в покой, Укоренилась тьма в душе глубоко. Прозрения куриной слепотой Страдает и всевидящее око. Грядёт взаимовыгодный размен – Свобода против райского угодья. Познанья плод даст искуситель-змей, Где разум Бог не дал своим подобьям. Гроша нет за душой? – сулит злой рок Кому Голгофу, а кому Освенцим. И каждый новоявленный пророк С собою носит пачку индульгенций. На этом свете судного ждут дня, Распластаны у ног Твоих, что слизни. – С пришельцами мы, – голосят, – родня, А тот, кто Бог, – иная форма жизни! Не думал я, что можно подло мстить За грех чужой безвинно виноватым. И Ты меня не смог остановить Рукой Своей, воссозданной из ваты. Как славно в уши шепчет Сатана, И как цветаста в словоблудье секта. У правды же свои полутона И чёрно-белый фон и шрифт подтекста. Когда с похмелья чарка не спасла, Тотчас пеняет голова на ноги. Так подскажи: искать где корень зла – Не в этих ли заоблачных чертогах? В ночь Рождества свечной фитиль зажгу, Но пригляжусь и… о, какая жалость: Пред зеркалами я как перст сижу И ни в одном из них не отражаюсь. 2009 год. |
Ответы в никуда.
Как симметрично всё в подлунном мире, Где каждый соблюдёт свой интерес: Где Бог подаст, там что-то и отнимет, Чем чёрт одарит, то утащит бес. И пусть в кармане есть в заначке тыща, Бог не поможет в том, что не сберёг. Свою потерю вряд ли кто отыщет, Но чёрти что, быть может, подберёт. Бог знает как, но мысль одна терзает: Что по плечу мне, то не по уму. Что не пойму, то только леший знает, Что знаю я, другие не поймут. Апостолы чадрой прикрыли лица. Кто свят из них? – да чёрт их разберёт! С личины не испить святой водицы – Где Бог не выдаст, близкий предаёт. Тебе милей покаявшийся грешник – Не в фаворе стал ангел во плоти. И подлецом спешит стать твой приспешник – И праведник, и истинный бабтист. Дав пищу для ума под рюмку водки, Вдруг озарит сквозь смрадный чад кадил: Где Бог под руку к пропасти подводит, Там леший только по кругу водил… Лжец клятвенно святыми побожится – И не поверишь, что безбожно врёт. По божьей воле чёрте что творится, А оправданьем служит: дёрнул чёрт. 2012 год. |
Последний юбилей.
Отгремел последний яростный залп – Суховей огня сменил полный штиль, И свинцовый смертью сеющий град Смыли тёплые слепые дожди. Сколько ж прожито с тех пор мирных лет, А глаза скупой слезою полны. И венчает лент Георгия цвет Тот победный день Великой войны. Эскадрильи голубей рвутся вверх, И на площади на Красной аншлаг. Но всё меньше собирается тех, Кто не любит вспоминать о боях. Лепестками на ветру шелестя Под огней салютных праздничный рой, По воронежским ковыльным степям Алых маков разливается кровь. Где стоят, по пояс вросши в песок, Как немой топографический знак, На вершинах безымянных высот, Обелиски неизвестных солдат. Свой последний исполняючи долг, В белый саван приоделись сады. И со временем « бессмертный» наш полк Пополняется и ширит ряды. И в пилотке, что с солдатской звездой, В гимнастёрке, что в шеренгах наград, Одинокий в лунь седой рядовой Примет маршалом последний парад. 9 мая 2015 года. |
Слеза девичья. Эпизод первый.
(рассказ женщины из станицы Газырь Краснодарского края, 1980 год)
В глазах девчат искрилось озорство, На пухлых щёчках ямочки играли. На изворот бедра да раз по сто Заглядывались парни на Кубани. Как репродуктор заблажил войной, Ковыль стал на себе рвать волос сивый. И, чтоб перекричать вселенский вой, Мы пели… Бабы-дуры голосили… Стрельнём – и обратится в бегство рать, Казалось нам… там ворогу и место. И суженого легче выбирать, И нарасхват с медалькою невеста! Война солдату – не родная мать: Своих кровей… чужих… хлебнёт по полной. Откуда ж желторотым было знать, Что девкам это время – нож у горла. С германцем по пятам пришёл и страх: В семнадцать лет хоть голову на плаху! – Под солнцем созревают на югах Быстрее всех и фрукты, и… девахи. Как воробьи, купались мы в пыли, Смыв грязь у глаз дорожкою солёной. Свои рубашки к телу приросли, И под ногтями траур чернозёма. Чтоб остудить их похотливый пыл, Подруг мы сами вшами награждали. А немец… Он таким брезгливым был – Недаром называл нас «руссиш швайне». Сам Бог, оберегая нас, скорбел… Нос морщили сверхчеловеки рейха – Тягучий запашок немытых тел Тянулся за спиной незримым шлейфом. Не смыть с врагов проклятия печать – И снова фронт стоит перед порогом. Парней своих готовились встречать, А помыслы чисты, как перед Богом. Грязь – в три ручья, но был неведом срам: Золою по семь шкур с себя снимали, Гнид из волос, останки вшей по швам. По-птичьи ноготками выбирали. Осталось только волос причесать… Но золушкою как предстать прилюдно? На всё-про-всё хватило б полчаса, Да завозились в плавнях до полудня… Солярки сизый дым осел в ковыль , Под ветерком волной переливаясь. Глотая траком поднятую пыль, Потоком слёз мы долго умывались. Казалось: даже у святых мощей Не вымолить вовек себе прощенья… И не было с тех пор слезы горшей. И слаще слёз тех самоочищенья. 2013 год. |
Незамысловатые рассказы о войне. Эпизод второй.
Есть праздник, посвящённый старикам. Тогда Вас было много… Оттого-то Так всенародно чокался стакан, Что даже вытрезвитель не работал. Жил комбайнёр – крутил себе штурвал. Коль вспоминал бои, то неохотно: Когда-то он колонны штурмовал, А нынче трудовые брал высоты. Шумит станичный праздничный разгул! – Почёт и слава ветеранам-старцам. Дошёл черёд. Отставил лётчик стул – Раз дали слово, надо отдуваться… Наполнил до краёв бокал вином. – Неправы те, кто верит, – молвил веско, – Что на войне лишь горюшко одно, И ни любви, ни радости нет места. В глазах доселе выступает соль, Да боль утрат с годами поостыла. А вспомни, как бурлила в жилах кровь, Как бесшабашно молоды мы были. Фриц брал числом… Мы дрались на износ, По пять раз за день поднимаясь в небо. Спасал инстинкт: не нужно вешать нос, Что каждый вылет может стать последним. Когда ведёшь с врагом неравный бой, Течёт страх липким потом меж лопаток. А вечером баян пел заводной И множил эхо смеха многократно. В бою пришпорит дерзкий дух азарт, И в мыслях: не подкрался б сзади мессер. А на земле кусает сердце страх, Преследуя прицела перекрестьем. Окопом пехотинец приземлён, А летуны – возвышенная каста: В обслуге – сплошь девичий батальон… Не спрячешься от женского соблазна. На личико все ангельски милы, А руки, огрубевши в цыпках густо, Так жадно – будто не было войны! – Дарили нерастраченное чувство. Глаза пылали тысячью свечей!!! Как противостоять речам медовым?.. И залпом сногсшибательных очей Был наповал сбит юный мой ведомый. И можно б отложить всё на пока, Но мальчик быстро повзрослел в мужчину: Он испросил согласье комполка – Брак узаконить, чтобы чин по чину. Ни разу не коснулась бритва щёк, И у неё – задорные косички. Что рак варёный красен женишок, Бела как мел застенчивость девичья. Жених под орден приколол цветок, Фата из марли – атрибут невестин. В дар новобрачным расстарался полк, Землянку вырыв на опушке леса. Нет-нет, да опускались взоры вниз – На пальцы, где напутствием сердечным Сияли сотворённые из гильз Свет солнечный вобравшие колечки. Ракет сигнальных люстры-фонари Поляну заливали лунным светом. Танцуя до упаду до зари, Мы смехом заливались, словно дети. А мы горазды до утра бузить: Ну, кто бы смог, дав пересудам пищу, Из сапожка невесты выкуп пить, Наполненный до верха голенища? Уже смущённо маялся жених, И хохотала скованно невеста… Как только пред зарёю гомон стих, Венчала свадьбу брачная сиеста. С утра налёт… Витала всюду смерть. Но промахнулась… На опушке только Зияла новобрачная постель Прямого попадания воронкой. На память – на восток и в головах – Звездой-крестом в безверии и вере Был воткнут в насыпной земельный прах Разрывом искорёженный пропеллер. Спирт разведён слезой напополам, Ржаным надгробьем кружки принакрыли, И в небо прогремел прощальный залп, Куда их души вознеслись на крыльях. И снова бой, и пулемётов трель, И на гашетку удаль жмёт хмельная. А вечер всё же утра мудреней, Весь ужас схватки песней изгоняя. * * * В ладу и мире прожиты года. И счастлив был, казалось, что с излишком. Но не припомню, чтобы, как тогда, Так искренне я радовался жизни. 2014 г. |
Незамысловатые рассказы о войне. Эпизод третий.
Водитель скорой – вёрсты впереди, Крути баранку, нажимай педали. На выходном костюме на груди Мерцают юбилейные медали. Был молчалив водила, словно сыч, И бел, как приполярная лисица. В глаза всяк величал его Кузьмич, А за глаза Седым звала станица. В саду пришкольном сдвинуты столы – Ломятся от бутылок и закусок. Глаза слезами радости полны: Победы день – веселья смесь и грусти. Станишник – он и в проседь молодец. Под звон стаканный тостов поминальных, Под огуречный хруст и холодец Ударились бойцы в воспоминанья. Вино и самогон – дурная смесь… Чего не ляпнет мужичок по-пьяни! В ином бахвальстве балабонит спесь – Мол, без него Берлин бы и не взяли. Невидяще уставившись в стакан, Седой молчал, лишь желваки играли – Достал его какой-то горлопан Подчёркнуто ехидным трали-вали. – Сомнения терзают разум мой, – Подначивал. – Ты, вроде как с изъяном: Нет на тебе медали боевой, С какого ж хрена стал ты юбиляром? Сказал Седой в звенящей тишине: – Я на заставе службу нёс исправно. Нас каждый день готовили к войне… Она пришла – и как всегда – нежданно. Прости меня за то, честной народ, Что я учился сам – не из-под палки, Как бросится в штыки на пулемёт И как шинелью ослепляют танки. До вечера всего повоевал В тот первый день на западной границе: Контузия… плененье… Бухенвальд… Норильский лагерь… череда амнистий. Взял слово исполкома секретарь. Глаголил с полупьяным назиданьем: – Ты б помолчал, коль нечего сказать – Не стоит наше привлекать вниманье. Из пострадавших ты на первый взгляд… Но если посмотреть сквозь бденья призму, Ты всю войну пахал на фатерлянд И только день отстаивал Отчизну. Ты привечаем, да не по уму – Героев мы таких в гробу видали! Жаль, нынче власть мягка, и потому Не по заслугам дадены медали. Тут лётчик встал – под сердцем злой металл, А грудь вся в орденах по самый пояс: Над передком на бреющем летал, По сути же – на брюхе весь исползал. Стих сам собою пересудов шквал – Толпу унял, окинув взглядом строгим. А после – ну, никто не ожидал! – Седому молча поклонился в ноги. 2013 год. |
Незамысловатые рассказы о войне. Эпизод четвёртый.
Ручных поделок истинный фанат Труды вёл Михаил Вениаминыч, И за глаза вся школьная шпана С почтеньем называла Витаминыч. Педстаж – полста! Был знатный рукодел. Чтоб понапрасну не терялось время, На педсоветах внаглую храпел, Считая их формальною затеей. Был Витаминыч выпить не дурак, Но не при детях – тут уж честь по чести. В подсобке навороченный бардак, Но фляжка и стакан на видном месте. Сам как-то предложил по двести грамм… Стамеской вскрыв запаянную крышку, Святой водою окропив стакан, Плеснул с души и тягости излишек… – Враг под Москвою нагл был и силён. Я, не изведав поцелуй невестин, Попал в отдельный лыжный батальон, Который шастал по тылам немецким. Раз ночью был мороз особо рьян, Да так, что от него немели жилы. А мы в селе карательный отряд Штыками вкруговую обложили. Теплом манили сельские дворы И даже копны сена под навесом, От стужи сосен трескались стволы, И ночевать в снегу нет интереса. А генерал Мороз вдолбил в умы Простой закон и немчуре, и нашим С отечественной той ещё войны: Кто спит в избе, тому сам чёрт не страшен. Домишки, словно чётки в два ряда, Нанизаны на уличную нитку. Но в знак того, что печка занята, Два часовых топтались у калиток. Комбат в речах, конечно, был не бог И не вертелся предо мной юлою: Давай-ка, покажи пример, комсорг, Мол, ты ж охотник – даже нож с собою. Друг в помощь взят. В нём был уверен я – Ходил он много раз тропой таёжной И сам добыл невидимо зверья, А тут и случай, вроде бы, похожий. Я, полчаса снега буравя лбом, Молил, чтоб масхалат прикрыл мне спину. Залёг за покосившимся столбом, Дистанцию броска на глаз прикинув. Мой немчик, ноги волоча едва, Спал на ходу в объятьях полушалка, Держал, засунув руки в рукава, Под мышкою винтовку, будто палку. Клинок в руке сжимал я что есть сил, В пружину сжался в предвкушеньи драки, А он, шестым предчувствием храним, Не доходил до рубежа атаки. В который раз проухал сипло сыч С той стороны жилого околотка. От пращуров доставшийся нам клич Застывшим комом притаился в глотках. Заиндевело лезвие ножа, А фриц бредёт по тропке без оглядки. Но, обоюдно жизнью дорожа, Со смертью мы вдвоём играем в прятки. Раз пять – что стало аж невмоготу! – Он подходил, но не настолько близко, Чтоб преступить запретную черту, Что называют линиею жизни. Хоть опроси всех ведунов окрест – Не знал солдат, что ноченькой метельной Он на себе поставил всё же крест, Как пересёк ногой рубеж смертельный. Примял медвежьим хватом наповал И торопливо – срок давно просрочен! – Рывком фашисту голову задрал И полоснул по горлу что есть мочи. Из всех щелей во двор полезло зло, Спросонья побросав эрзац-шинели. Погибшим сразу больше повезло – Те, что спаслись, к утру все околели… Рассвет ещё зарницей не погас, А друг силком выталкивал с подворья, – Ты человека… это… в первый раз? Пойдём, земляк, на крестника посмотрим. Приходит до сих пор кошмарный сон, Как протянувши ноги вдоль просёлка Мой фриц лежал, уставив в небо взор, Но на глазах не таяла позёмка. Он молод был – почти такой, как я, Но на него лишь раз взглянул с натугой – Оскалом жутким лишний рот зиял С улыбкою от уха и до уха. Из автомата жалящий металл Жужжащим роем пустишь по фигурам, И бог там разберёт, в кого попал, А здесь не оправдаться – пуля-дура. Земляк сказал, мол, нечего тужить – Таких за горло нужно рвать клыками. Но билась мысль: ему бы жить да жить А я его… вот этими руками. У ног моих совсем ещё юнец – Завоеватель и король вселенной. А мог бы быть кому-нибудь отец – В цепи не первый мною убиенный... И, тёплый стан покинув на заре, Рванули в поиск мы, подобно стае – Портянкой стёрты ноги до кровей, Но где накормят, где, подчас, спасают. Бег по лыжне взбил пену на губах, А на привале, ткнувшись в снег вповалку, Земляк сказал по-дружески: – Рубай! – И дал мне финкой вспоротую банку. Я кость отнял бы у царя зверей, Но от еды испуганно отпрянул: Тушенка вскрытой сущностью своей Напоминала резаную рану. Во мне сибирский тот ещё замес, Но как всмотрюсь в раззявленную банку, Напомнит мясо кровяной разрез, И вывернет всю душу наизнанку. И с зайца по семь шкур снимал не раз, Свиней пластал, срезая жир пластами, Дробиной попадал я белке в глаз, А тут с консервами не совладаю. И пару дней я пасся натощак, Глотая дым махорочно-прогорклый – Аж вещмешок лёг гирей на плечах И стала неподъёмною винтовка. Бросало долго то в озноб, то в жар, Но время и война меняют личность: И есть тушёнку с кончика ножа, И убивать становится привычно. Привычка эта вовсе не к добру… И потому – да ни вздохнуть, ни охнуть! – Ружьё с войны прописано в шкафу, А удочкам я не даю просохнуть. 2014 г. |
Незамысловатые рассказы о войне. Эпизод пятый.
Крёстному дяде Ване. Бог миловал мой Россошь-городок – Кур похватавши, фриц промчался мимо. А вслед за немцем прибыл на восток Альпийский корпус из потомков Рима. В лесостепных воронежских краях Не брали итальянцы грех на душу: Любили девок, бражку и баян И распевали русскую «Катюшу». А в сорок третьем под «катюши» вой Был косогор запятнан их телами. И добровольно этой же зимой Я распрощался с сёстрами и мамой. В училище сосватал военком – В семнадцать лет покинул я пенаты. Полгода был курсантиком-щенком, А вышел бравым младшим лейтенантом. Год за два в танке я провоевал – Не раз бывал в горячем ратном деле: Ну, хоть бы раз контузия была! И ни одной царапины на теле! На пушке восемь звёздочек подряд – Я не по книжкам научился драться. На гимнастерке ордена горят, А мне едва минуло девятнадцать. … Марш на Берлин. И в боевом пылу Дым дизелей глотаем третьи сутки. Остались кухни где-то там в тылу, Урчат к хребту прилипшие желудки. Мы в городок вошли в тени аллей, А на домах – трассирующий росчерк: Висят гирлянды белых простыней – Все напоказ, как после брачной ночи. Мы ожидали скоротечный бой, И вдруг весь полк обезоружен сразу: У ратуши – пусть наспех, вразнобой – Столы накрыты, словно по заказу. Жарёха из капусты с толокном, Сосиски толщиной с цыплячью ножку. Но необычны в банках за стеклом Зелёные огурчики с горошком. Живот, как тать, рассерженно бурчит, Но не рискнул никто отведать лично, Что яд на вкус не очень различим. Знать, жребий надо разыграть на спичках. Гвалт командир прервал, махнув рукой: – Не нужно спички запускать по кругу. В полку, Ванёк, ты самый молодой – Прошу к столу, чтоб порадеть за другов. Комбата ждут жена и два мальца, А ротный твой и дедушка, и крёстный. А у тебя – ни жинки, ни дворца, И… если что, то мать досмотрят сёстры. Ну, не томи... Давай, рискни, браток! Перекрестившись как-то неспродручно, Лизнул из рюмки я один глоток И осторожно надкусил огурчик. Спиртное, вроде, хорошо пошло, Но вкус закуски непонятно мягок. Живым огнём вдруг горло обожгло… Не разобрался: шнапсом или ядом. Едва ль отравы сладок поцелуй… Как огурцы заразно аппетитны. В бою не раз я мог сгореть в золу – А, будь что будет! Помирать – так сытым. Как уголь в топку стал еду метать, Слюнями изошёлся, будто кровью. А комполка: – Ой, Ванька, в душу мать! Не снится ль мне, что ты ещё не помер? Язык раствор не чует соляной И на зубах нет никакого хруста. И не пропахла бочкою родной В стеклянный гроб закрытая закуска. Состав командный словно рой гудит, Когда вторую опрокинул смело. Глотает слюнки даже замполит И в рот глядит: – Ванёк, не поплохело? Вскочил начштаба – пан или пропал! Коль помирать, так с музыкою, братцы! И первым делом влил в себя стакан И пальцами стал в банке ковыряться. На снедь гурьбой накинулись бойцы, И слабый шнапс желудку как награда. Да не хрустят привычно огурцы, Пропитанные ядом маринада. – Видать, ты светлым ангелом храним, – Сказал комбат, присев со мною рядом. – А помирать, ужо, повременим. И подливал в стакан противоядье. Осоловели в сытости бойцы, Когда тепло по жилам стало литься. Глаза туманит вечный недосып, Но тень блаженства разлита по лицам. Прорваться бы на вражеских плечах, А вдруг без нас придёт капут Берлину? И сухопутный адмиральский час Был укорочен ровно вполовину. – Пора, – сказал полковник, – на броню. Ты, Вань, на сутки станешь комендантом. Не бойсь, оставим порох на понюх, А также ордена и аксельбанты. Через денёк в Берлине встретишь нас – Где будут наши летние квартиры. И – честь по чести – в руки дал приказ, Чтоб не считали Ваньку дезертиром. И обернулся: – Господи, окстись. Но мало ли чего случиться может… Ты нашим жёнам в ноги поклонись И поцелуй за нас детишек тоже. В дыму и с лязгом вдаль умчалась рать, А я топчусь телком на ровном месте – И надо бы к рукам власть прибирать, Да подданных не видно в королевстве. А немчура тишком по одному Повыползала из щелей под вечер. Я толмача спросил: – Ну, почему Обставлена спиртным с закуской встреча? Он объяснил: их гнал на запад страх: Снялись, уж было, с места всем народом, Да не учли того, что впопыхах Забиты солдатнёй пути отхода. Но сквозь истошный гебельсовский вой И гонор тех, кто мнил себя богами, Припомнили те – с первой мировой: Не обладали русские рогами. Когда войска прут грудью напролом, Им недосуг ощипывать германца. Тогда лишь будет подлинный разгром, Когда начнут по погребам копаться. Шнапс вовсе не забористый первач, Но чтоб солдат стал чувственно добрее, Был на столах оставлен скудный харч, С немецкой прагматичностью еврея. Весомость придавал мне пистолет. И форма вызывала трепет штатских. И пусть златых на мне нет эполет – Я самый главный по делам гражданским. И потянулся с просьбами народ – До ночи я с хозяйством разбирался. Встал в глотке поперёк водопровод, Запутавшись в сетях канализаций. Я б всё отдал за то, чтоб с плеч долой Кому-нибудь спихнуть блатную должность, Но сколько б ни молился: «Боже мой!» – Не всё ему подвластно и возможно. Все норовили взять Берлин в штыки – И как остановить порыв солдатский? Освободили лишь тыловики, Через неделю приняв комендантство. Благодаря фольксштурмовским волкам Мы не ошиблись в выборе дороги – Как вешками отмечен путь полка Сожжёнными остовами коробок. В другую часть приткнулся на постой Мой экипаж, совсем осиротевший. А поутру салютною стрельбой Пришла капитуляции депеша. И то, что знал полковник наперёд, Дошло мне на развалинах Берлина: Он молодую жизнь мою сберёг Осознанным приказом командира. * * * Перебивался с хлебушка на квас, Бросала служба колобком по миру. Исполнил, только вышедши в запас, Обет, который дал я командиру. Их жёны – боже, как летят годки! – Скрывая ранней седины излишек, Лик обрамляли в чёрные платки. А дети… сами завели детишек. Но тяжелее, чем вести бои, Немой вопрос читать в глазах бабусек: Ну, почему они все полегли, А ты с войны живёхоньким вернулся? * * * Хлебал кисель и тюрю на воде, Собак, лягушек ел, но вот что странно – Не привередлив, вроде бы, в еде, Но не могу есть огурцы из банок. 2014 г. |
Незамысловатые рассказы о войне. Эпизод седьмой.
Баян. В базарный день звенит монета в кружке, И к гимнастёрке старой льнёт баян, А домик пуст – никто не снимет стружку, Что он на трезвый взгляд немножко пьян. Казалось всем базарным постояльцам: От сотворенья мира нервно мнут До желтизны прокуренные пальцы С годами пожелтевший перламутр. И ждёт его перед заходом солнца Присевший за сиреневым кустом, Подслеповато щурящий оконца, Наполовину вросший в землю дом. Потрескались фундамента скрижали… Дед в чём ещё повинен будет впредь: В том, что жена от слепоты сбежала, И нет детей – под старость доглядеть? Ни честь свою, ни совесть не пропил он, С чего ж тогда не спится на заре? Скрипят нутром прогнившие стропила, Щекочут нос удобства во дворе. Казалось бы, обласкан госпрограммой – В дар ветеранам толику жилья. На радостях пора бы по сто граммов, Но нету веры басням соловья. Года минули, как нанёс обиду Глава района, чуткость проявив: С войны ещё по зренью инвалиду Малолитражку сослепу вручив. А нынче, как за краем Ойкумены, Молчит архив подольский на запрос. И где-то затерялись документы, И в списки жилкомхоз его не внёс. Ворочается в теле на задворках, Спать не даёт проснувшийся металл. Району перспективу дед подпортил, Недальновидно справки не собрав. Дорогу протоптала тьма комиссий. Вердикт внёс председатель-иезуит: Домишко только набок покосился И, может, лет десяток простоит. Что из того, что пересох колодец, И выше крыши вымахал бурьян. Его бы поселить в стардом к юродцам, Но дед, к несчастью, – собственник жилья! И скопом со всей улицы народцем Прилажены подпорки-костыли. Пусть напрочь клавиш перламутр сотрётся – Играй баян до утренней зари! Соблюдены параметры кадастра. И, чтобы не осталось белых мест, В графе «Матпомощь» крючкотвор мордастый Как на себе поставил жирный крест. Взор радует привычная картина: Курилка жив и снова в меру пьян, Намокшая на месте глаз холстина И под рукою верный друг баян. * * * Кому-то рябчик, а кому баланда У надвое распаханной межи… Когда ж мы проморгали оккупантов, Войну вслепую снова пережив? 2013 год. |
Похожие.
По гороскопу ценишь, как Весы,
Ты в человеке взвешенность и прочность. А я родился и помру босым… И Дева я, но не из непорочных. Раз до высоких сфер не повзрослел, Коль нет привычки по задворкам шастать, За столько лет и думать не посмел, Что стану чьим-то несуразным счастьем. Проклюнулся из-под зари крыла На волю солнца желторотый зайчик. Бутоном розы алой ты цвела, Она ж – в венок вплетённый одуванчик. Блеск граней изумрудных оттенит Неогранённость девственных алмазов. На фоне недозрелых глаз твоих Она, как лёд озёр, голубоглаза. Она до простодушия мила, Неискушённа – заноси хоть в святцы. Как Дева, вроде б замужем была, Не научившись толком целоваться. Ей, что бы ни случилось – нипочём! Слёз редкий дождь смыл напрочь все ошибки. Росточком вышла по твоё плечо, Мне ж по плечу одна её улыбка… Я на неё взираю свысока. С её отчаянной любовью сдюжил: Двенадцать лет не знала мужика, А может даже – чёрте сколько дюжин. Она нежна, как первые цветы, Запальчива в раздрай в пустяшном споре, Но все её заветные мечты Прописаны в иконописном взоре. Она блондинка, да не по уму, И складка губ немного, но построже. И, знаешь, я не знаю, почему Она… Она так на тебя похожа… декабрь 2015 года. |
Стишки-бикини
* * *
Я через чёрный ход проходы знаю… Хоть пешка я, но пешка проходная. И через голову хожу отныне: С разменом ход – дом-2 на дом-4. * * * Переселеньем душ на острова Был черепаший, вроде б, бит рекорд: Так славен долгостроями «Дом-2», А также красноярское метро… * * * Достоин, право, всяческих похвал Наш бывший губернатор красноярский: Он никого собой не напрягал, И сам особо-то не напрягался… * * * За счёт чужой, а вовсе не за страх, Давя в себе раба, но понемногу, Особенно на тёпленьких местах Топтаться можно на широку ногу. * * * Пойми от альф и до омег - Да не осыплется всё прахом: Чем меньше ценен человек, Тем больше нагоняет страху... РЕЦЕПТ. - Что за скулёж? С чего ты пьёшь?! - Я грусть свою топлю в вине... - Ну, ты даёшь! Чем меньше врёшь, Тем лучше самочувствие. * * * Завёл игрушку. Спать и кушать хочет! Сынок-студент... Но тот же томагочи. |
Маме.
С ускореньем времечко бежит,
Словно силы приберегший стаер: Только голос нервно дребезжит И глаза легонько выцветают. Я твоей стыдился полноты С дури возрастного перехода. Но была сердечницею ты, Уродившись в годы недорода. Может, оттого и седина В сорок пять – под молодость вторую, Что морила голодом война, Детство у тебя тайком воруя. Может, охранила божья мать, Шла когда девчонка-недорослик Валенки у немцев воровать – Пуля лишь черкнула переносье… На глаза бельмом легла юдоль, Что не протянула и полгода От тебя сбежавшая любовь С оправданьем: дочь врага народа. Может, потому, что зов сердец Загубил я с детским эгоизмом: Ни к чему двоюродный отец, Раз родной ушёл из нашей жизни. Мудрость не тождественна уму – Опыт на своём горбу обрящешь. Я твоих советов не приму, Став тебя на поколенье старше… Запоздало всплеск сыновьих чувств Вдруг вскипел – браните, не браните: В вечной мерзлоте норильских вьюг Не воздвигнут памятник в граните. * * * Взглядов теплоту и благодать Мне теперь не собирать по крошке, В губы мне тебя не целовать, И не греть дыханием ладошки. Зачастую близких образа Забываем занести мы в святцы. Мамы полинявшие глаза Ныне редко по ночам мне снятся… 2015 год. |
Воспоминание.
В двух чашках, до краёв залитых,
Остывший и ненужный чай. Вечерю загубил искристый Призыв, мелькнувший невзначай. В крови вскипающим броженьем Случайно отразил соблазн Всю гамму чувства в отраженьях Чудесных с поволокой глаз. В любовной дерзостной горячке Холодным потом истекал, Губами находя незряче Всё, что возносит к небесам. И голос разума приглушен, И телу не нужна узда, Чтоб в лабиринте завитушек Наощупь языком блуждать. Под лаской нарочито-смелой Напор решителен и груб От поцелуев очумелых Всё твёрже мягкотелость губ. Под неги взгляд осоловелый, Когда прерывист стон и скуп, Всё резче ритм изгибов тела И монотонней скрипов звук. В руках забился трепет женский – Изогнуто, наперевес! – Под вздох расслабленно-блаженный Когда ты падала с небес. От ликования волною Взрывной обдало изнутри. И оплывающей свечою Ты растекалась по груди. * * * Не дал нам Бог любви признаний, Но в благодарность о былом Храним в душе воспоминанья: Я о тебе… Ты – о другом. 2011 год. |
Батальон «Дон».
На белоснежной рушника холстине,
Как монумент луганским мужикам, Под ливень пуль не подставлявшим спину, Стоит с горбушкой поверху стакан. И только стих обстрела тарарам, И дождь свинцовый стороной прокапал, По колпачкам разлито по сто грамм – Отнюдь, не ради подавленья страха. Вошла в привычку ратная работа, Где уцелевшие не имут срам. И твёрдо на ногах держалась рота. Под третий тост – не за прекрасных дам Одним глотком в себя вливаем спирт На выдохе, да так, что стынут жилы: Не чокаясь, – за тех, кто вечно спит; Со здравицей – за тех, кто ныне живы. Сожжённый танк ствол в небо упирает – До черноты весь корпус прокалён. Но подступы к Луганску прикрывает Усыпанной букетами бронёй. И подтверждая поколений связь, От боевых потерь не павши духом, Плеснём из чарок водку, не скупясь, Сыра земля для них чтоб стала пухом. Шахтёрской мы безбашенной породы, И с угольком риск въелся в нашу жизнь. И каждый павший – плата за свободу, Но если выжил – за двоих дерись. Благослови, Господь, на ратный труд. За что с тобою, друг, поднимем стольник? Стоять за землю грудью подобру И по домам вернуться поздорову. Визгливо мина позади пропела – Басовой ноткой взрыва рыкнул зверь. Не задержавшись в секторе обстрела, На этот раз все вышли без потерь. Ответка карой с неба унеслась, И что бы там не голосил противник, Мы выпьем стоя за народа власть На брудершафт с армейским побратимом. 2016 год. |
Спасо-Никольский храм.
С поры давнишней в закоулках грусти
На уголке кладбищенских окраин Стоит в забытом богом захолустье Не то часовенка, не то сарай. Под маковки миниатюрной сенью, Обременённый внутренней тоской, Кто помер, тот нашёл упокоенье, Кто жив, тот ищет для души покой. Все тяготы оставив за порогом, Идут поодиночке и гурьбой В храм неказистый пообщаться с Богом, А я пришёл поговорить с собой. О том, что мог бы сделать, да не сделал, О тех, кого любил – недолюбил. О том, что дух свой не упрочил верой И правду назубок не зазубрил. Что с гордостью носил мальчишьи шрамы И что гордыню ту не усмирил. Что не торил с толпой дорогу к храму, И даже Бога не боготворил. Что не снимал с чужой похлёбки пенку И что не тратил на донос чернил, Не вымогал последнюю копейку И взяткой никого не осквернил. Что не ушами – больше сердцем слушал. Не чтил, сулит что месяца ладья. Что не приму вновь грех себе на душу, От любящей к любимой уходя. Что с молоком впитав заветы детства, Не присягнул законам волчьих стай. Что волю предпочтя умом и сердцем, Как был, так и остался шалопай. Дед с бабушкой и мама на том свете Чтоб не погрязли в суете мирской, Я три свечи за упокой затеплил В помин усопшей троицы святой. Но сам не верю, что молитв посылы Хоть как-то повлияют на судьбу. И только мама уповает в сына Бессчётно раз ворочаясь в гробу. 2013 год. |
Чертоги
Блуждает взор в высотах где-то,
Где растворился птичий клич. И превышает скорость света Стремленье мыслью звёзд достичь. А там, за световым столетьем, За жуткой и промозглой тьмой Галактик спрятались соцветья За самой маленькой звездой. И где-то на планете красной Из маслянистой толщи вод Взгляд вперил ввысь ракообразный На турмалиновый восход. Как звёздная болезнь заразна… Он, водрузив клешнёй пенсне, Отяготил свой светлый разум Такой же думой… обо мне. Повсюду тоже есть своя жизнь, Но чтоб в безумие не впасть, Отпрянет разум, убоявшись Познать божественную власть. Водил по крышам лучик лунный… Где любопытство не порок, Мир параллельный тронул ум мой, Шагнув за световой порог. Мозг всю вселенную объемлет, Все тайны выпытать горазд! Вдруг лбом ударился о землю, И брызнул звездопад из глаз. В чертоги Бога, видно, вторгся, Но не узнать мне то вовек – Была попытка… И с тех пор все Вздыхают: божий человек… 2013 г. |
Снегириное братство
Алую затмив зарю
Грудью на закате Снегири в ветвях снуют, Пёрышки взлохматив. С буйным свистом бодрячком, С лютою издёвкой Запуржила вечерком Ушлая позёмка. И по краешку зари Пятнами проталин Грудью встали снегири На защиту стаи. Ветровую круговерть И снежинок сечку Усмирили – верь, не верь – Яркие сердечки. На сосёнке во бору Ночкой непроглядной Братство спит крылом к крылу Красною гирляндой. Крыльев взмах и… благодать! – Сумерки истают. Как же хочется порхать В снегириной стае. Лёг солнцеворот на юг, Свет прибавив за день. Снегири в снегу снуют, Пёрышки взлохматив. 2012 год. |
Окольцована…околдована.
Ручки твои, что с медов леденец, –
К ним бы припасть, как к святому причастью. Ткнулся губами в десятки колец, Облобызав боевые перчатки. Как инородный предмет над губой, Смотрится змейка кольца странновато. Даже взасос целоваться с тобой, Что рвать зубами чеку у гранаты. В ноздри колечко вставляют быкам, Тем усмиряя рогатое стадо. Стопор тебе, видно, свыше был дан – Чем-то же дурь окольцовывать надо. Утихомирить болтливый пыл как? – Вынесет мозг что блондинка, что клоун. Чую металл на конце языка – Видимо, это оковы на слово? Маги искали везде пуп земли, А у тебя на пупке крестовина, И колокольчик медово звенит. В этом ли месте проходит ось мира? Под мини-юбкой не грешен видок: Ноженьки сдвинуты – всё шито-крыто. В месте ж причинном висит ободок… Дёрни колечко и… дверца открыта. На наковальне танцуя канкан, Всё же со страху ломаю головку: Подозреваю – внутри есть капкан И на конец на худой мышеловка. Знаешь ли, как закаляется сталь? – Время настанет затылок почухать. Жизни страницы боишься листать, Вот и укрылась от бед за кольчугу. Ставит пацак колокольчик в ноздрю – Звонко под носом качается било. В металлолом я пацанку сдаю: Мало на танк, но на штангу хватило. Май 2016 года. |
День десантуры
На уши давит укроБРЕД
Со ржанием кобылы сивой, Что наконец ОБСЕ Поймала за руку Россию: В Луганске тайный контингент, В тельняшки вырядившись спьяну, Не снявши голубой берет, Купался в городских фонтанах… август 2015 года |
Моя маленькая война.
С брони скатился я мешком –
Мне за полтинник… даже с лишком. Куренье – вред не понаслышке: В атаку я бреду пешком, Но и сбежать не даст одышка. На пятке взвыл ушиб костей – Едва тащусь походкой пьяной, И пусть москаль я окаянный – Скачу всё ж на одной ноге, Как тот солдатик оловянный. На офигенную версту, Траншею рыть я не намерен: Я ж не рысак, а сивый мерин – Так обозначу борозду Оборонительным барьером. А в ленте лишь один патрон… До безобразия прожорлив Видавший виды ПоКеМон. И хищным взором водит он По сторонам стволом прожжённым. Иметь к стволу трёхгранный штык Мне не положено по штату. И, адресуя супостату, Оттачиваю свой язык Беззлобно-острым русским матом. Как пить дать! – зной даст прикурить – Лоб пышет жаром под беретом, Во фляжке градус под запретом… За счёт чужой постыдно пить, Но грех – не дать мне сигарету. Подобен стал святым мощам – Просолен потом и небритый… Душок окопный безобидный В маршрутке место очищал Похлеще пояса шахида. С души осыпалась труха – Тревоги зуммер… В лихолетье Я трепещу, как лист под ветром: Эх, быть бы живу без греха, А если сгинуть, то с... "посмертно". Ночной предвидя марш-бросок, Все нервно с матом точат лясы. Я лентой чресла опоясал – Ну, чем не лакомый кусок, Хотя б и пушечного мяса? Патронов в бэхе – пруд пруди! У ног пригрелся ящик цельный. По траектории прицельной Прострел сквозной заныл в груди, Но, слава богу, не смертельный. У мины так визглив вокал, Что в животе свербит непруха – Команды слушая в пол-уха, Искал в себе, молясь богам, Присутствие святого духа. В гнезде притих птенец-патрон – И снаряжаю их горстями, Готовых выпорхнуть роями, Чтоб сеял-сеял я добро Перед собой очередями. Разрывов вызвали столбы Столбняк в ногах, в желудке плесень. Но как заборист и полезен Бальзам сердечный киргуды От косолаповой болезни. И только грянул гонг войны, Бригада развернула знамя… Но не пришёл Господь за нами – Прорыв другие пацаны Заткнули юными телами. P.S. 1. ПоКеМон (ПКМ) – пулемёт Калашникова модернизированный. 2. Киргуда - водка в пятилитровом объёме. 2015 г. |
Я глохну в предрассветной тишине
Я глохну в предрассветной тишине…
Как отмерцают отблески Полярной, Дым стелется туманом по земле, Но звёзды ярче, чем на Красноярье. Во тьме веков на миллиарды лет Чумацкий шлях во мгле расправил крылья… Но показалось, будто б на весь свет Пал сверху сизым пеплом звёздный иней. В сиянье осветительных ракет Сверхновых звёзд останки загорелись. И проявился танка силуэт, Застывший, словно монстр, на аппарели. Сгустилась темень в чёрную дыру, Когда погасла вспышка озаренья. Всем телом танк забился в конуру, Стеклом глазниц моргнув лишь на мгновенье. И светлячком, не причинивши бед, Отрикошетив, вверх подпрыгнул трассер. Но сквозь кромешной тьмы бронежилет Свет просочился сукровицей наземь. Зардевшись, отуманенный рассвет Тихонько ночи приподнял подрясник. Соседствуя с гирляндами ракет, Здесь звёзды ярче, чем на Красноярье. Вдали, сверкнув прослойками слюды, Подтаяв, расползлись, как по холстине, Инверсионных росчерков следы По горизонту в перистом разливе. А вдруг сейчас из-за небесных врат С зубовным скрипом и ударным ритмом На изворотливость траншеи «град» Посыплется дождём метеоритным? А может, из-под перьев облаков В ответку неминуемым возмездьем На головы айдаровских волков С небес сорвутся россыпи созвездий. Не оттого ли, устрашась небес И отстранившись от границ подале, Обстреливают внаглую Донецк, А на Луганск и кашлять перестали. На вшивость не проверен я в боях, И на душу не принял грех убийства – Бригад прорыва скована броня Фальшивой скрепкой соглашений минских. Осколки звёзд, бубенчиком звеня, Сквозь август пролетают дикой лавой. От них ли фронтом линии огня В степях луганских выгорают травы? Бледнеет лунный серп, теряя цвет, И плавится на нет под солнцем ярым. Впечатанные алым на броне Здесь звёзды ярче, чем на Красноярье. Воздушный исполняючи балет, И в ночь, и в день – неделя за неделей! – Вдоль рубежа инверсионный след На встречных курсах чертит параллели. И кажется, что вдаль по сторонам, Где росчерк линий лёг по глади синей, Два серебристо-белые крыла, Прикрыв от бед, над миром Бог раскинул. 2015 год. |
Скажет же кто
Ошибки преумножа во сто крат, Оглянешься и понимаешь – поздно… Кто убеждён, что нет пути назад, Кто верует: не всё в руках господних. Меж пальцев истечёт забвенья пылью С течением времён любви зарок. С досадой кто: – Глаза твои где были? Взовёт кто с умиленьем: – Видит Бог… В экстазе помянув чертей, бабтист Укрепит богохульством веры силу, А злой колдун, и ярый сатанист Чуть что – взывают: – Господи, помилуй! Безбрачия венец не станет вашим – Земной юдоли страсти утоли! Кто умоляет: – Да минует чаша. Кто взмолится: – Господь, не обдели!!! И если кто-то укорит слегка: – Нет на тебе креста! – тебе ж не страшно. Но скажет кто: – Нет на тебе греха, – Держись от тех, как от греха, подальше. Когда взалкает воли дух мятущий, Но шансов нет дошлёпать до седин, Смирится кто: – Прими, Господь, мя душу. Кто вызов бросит: – Бог мой, погоди... Прорваться как сквозь череду непрух, Чтоб помыслы не стали волчьей сытью? Кто стонет: – Боже, укрепи мой дух. Кто машет колом: – Сатана, изыди! Возьмут кого-то черти на поруки, Кому-то вменят жертвенную дань. Кто побожится: – Отведи-ка руку. Кто по заслугам требует: – Воздай!!! Иудины плоды с ветвей осин Свисают вниз с последним поцелуем. Кто крестится: – О, Боже, пронеси. Кто с ликованьем кликнет: – Аллилуйя. И сколько б ни чесал загривок сивый – На каждый чёт найдётся свой нечёт. Кто воздаёт: – О, Господи, спасибо! Кто сетует: – О, Боже мой, за что? 2013 год. |
Ответы в никуда.
Как симметрично всё в подлунном мире, Где каждый соблюдёт свой интерес: Где Бог подаст, там что-то и отнимет, Чем чёрт одарит, то утащит бес. И пусть в кармане есть в заначке тыща, Бог не поможет в том, что не сберёг. Свою потерю вряд ли кто отыщет, Но чёрти что, быть может, подберёт. Бог знает как, но мысль одна терзает: Что по плечу мне, то не по уму. Что не пойму, то только леший знает, Что знаю я, святые не поймут. Горит искрою божьей взор уродов, Кто именем Христа терзал народ. Когда и кто крестовые походы Сумел определить как крестный ход? Апостолы чадрой прикрыли лица. Кто свят из них? – да чёрт их разберёт! С личины не испить святой водицы – Где Бог не выдаст, там прикроет чёрт. Того, кто брал преграды и барьеры, В карьере проходимец обскакал. Не потому ль у огненной геены Собачье-пресмыкающий оскал? Тебе милей покаявшийся грешник – Не в фаворе стал ангел во плоти. И подлецом спешит стать твой приспешник – И праведник, и истинный баптист. Лжец клятвенно святыми побожится – И не поверишь, что безбожно врёт. По божьей воле чёрте что творится, А оправданьем служит: дёрнул чёрт. Дав пищу для ума под рюмку водки, Вдруг озарит сквозь смрадный чад кадил: Где Бог под руку к пропасти подводит, Там леший только по кругу водил… 2012 год. |
Песенка о Столбах.
Звенят морозным днём Сосульки хрусталём, Но так – плечо к плечу, рука в руке – Мы в горочку идём: Легки как на подъём Сапожки на высоком каблуке. Ать-два!!! Студёною порой Под ведьминой горой Бессильна даже мага ворожба: Мы не дошли с тобой Дорогой столбовой По снежнику до Первого Столба. Ать-два!!! Нам не продолжить путь – В дугу б меня согнуть, Повесить бы на первом же сучке! И обуяла жуть, Когда посмел взглянуть На ножки в сапогах на каблучке. Вот-те… Отмерено семь вёрст, А нос уже замёрз, И не поможет нам ни ох, ни ах. Ошибся вновь прогноз: Ты морщишься до слёз – Замёрзли ножки в модных сапогах. Ох…ах… Лёг инеем мороз На веточки берёз… Мне не хватило семи пядей лба. И, вроде бы, тверёз, Стою ни жив ни мёртв, Застывший наподобие столба. Ну, да… Перехватив мой дух, В глазах застыл испуг, Как будто не в то горло влил сто грамм. Какой же я лопух: Продолжив цепь непрух, Окаменели ножки в сапогах. Ох…ах… Но вспомнил бога мать, Когда стал отдирать Заиндевевший у колен капрон. Нет, чтоб поцеловать – Стал ножки разминать, Чтоб не стоять в дремучести столбом. Бим-бом… Сосна в мороз трещит, Но стужа не страшит, Пока неистребима женщин суть: В присутствии мужчин – Хоть зубы стиснувши – Стараются быть помодней чуть-чуть. Жуть! Жуть! Ревмя не голосил, Но сам себя спросил: Откуда в Красноярии Столбы? Предание гласит: Как дождь заморосил, Дед с Бабою собрались по грибы. Кабы… На каменной гряде Дед в Бабе углядел Подола соблазнительный предел. Сквозь сивость в бороде И мялся, и немел, И так же, как и я, остолбенел. Обалдел!!! В обратный путь пора – Каблук на спуск горазд: Капризу дамы нужно потакать… И застолбить свой шанс – С ней встретиться не раз. Не стоит ныне локотки кусать. Два-ать! 2010 год. |
14 октября
Ещё вчера натружено,
Вмиг оголив кусты, Гонял сквозняк по лужицам Кораблики листвы. А ныне небо синее Закрыл снежинок рой, И ветви ощетинились Белёсой бахромой. Налившись в тяжесть сонную, Навис небес базальт, И листья запрессованы Подошвами в асфальт. Разлиновав на полосы, Безликой чередой Зима заносит волосы Замёрзшею водой. Быльём шуршит надтреснуто Озябшая трава. Взгляни на мир по трезвому На праздник Покрова. Отбегали по улицам Листы златой казны. Глаза невольно жмурятся От яркой белизны. Но только веки смежатся, И тут же – как на грех! – Заглянет и задержится Весёлый внучкин смех… 14 октября 2017 года. |
Серёдка октября.
Ходят тучи стаей по-над лесом…
Как лукав погрешностью прогноз: Полог сизой дождевой завесы Пал на декорацию берёз. Яркими мазками акварели На землицы холст легла листва, Да сырых туманов светотени Приглушили макияж лица. Не нужны докучие советы, И с природой спорить – смысла нет: Умудрилась дева в бабье лето Подгадать с рождением на свет. Норд спешит чужое рукоделье Чёрно-белым наметать стежком – Потускнел и яркий день рожденья, К ночи припорошенный снежком. В сумерках истают силуэты… И поймёшь, поёжившись в ночи: Можно, – если сильно хочешь это, – Обогреться пламенем свечи. Ивы ветром наголо раздеты, Но душе так хочется чудес – Вдруг ещё вернётся бабье лето, Улыбнувшись просинью небес. И с утра, вдохнув туманной взвеси, Енисей в испарине белёс. Горизонт до синевы небесной Подметён метёлками берёз. Пурпур покрывал спросонок сбросив, На полнеба разлилась заря – То рисует пасторали осень, Пользуясь палитрой октября. Октябрь 2015 года. |
Оригинальный способ.
Доской стиральной трасса на Луганск,
И зубы выбивают ритм досадливый. Тон СМСки всё же напугал: «Ты грядочки дополивал с рассадою?» В ответ на это чепуху понёс, Стремясь рассеять помыслы тревожные: До дачи, мол, уже три тыщи вёрст, Но есть надежда на слепые дождики. И будто в сердце жалящий кинжал, Была вдогонку брошена затрещина: Не от меня ль ты на войну сбежал? – Оригинальный способ бросить женщину. Закутав на камуфляж суеты дней, Я не искал в прощании прощения – Растянутые проводы соплей, Как путы на обдуманном решении. Донбасс восстал, свободы возжелав, Да жала в вилы заточили шершни… Но Сестрёнка на луганщине жила – Ну, как в беде оставить эту женщину. Я знаю: у тебя поверх креста Взлелеяна на сердце тьма кромешная, Что от тебя я на войну сбежал – Оригинальный способ бросить женщину. Не маков цвет – разрывов огоньки Цветут в степи, как сполохи багровые. С корнями выдирают сорняки, Чтоб не глушили головы садовые. Свинцом, забитым в глотку, пулемёт Аж поперхнулся, маху дав осечкою. И даже встречный выстрел-недолёт Вдруг обернулся раною сердечною. Вернусь ли со щитом… поверх щита, Но – по-любому – лаврами увенчанный. А лечь костьми в бою – как ни считай! – Оригинальный способ бросить женщину… Всему свой срок… и я к своим лечу! Но чем и как мне успокоить чудь твою? Я на пороге увальнем топчусь – Эх, будь что будет, а вины не чувствую. Ты у двери вздохнула что есть сил – Глаза сверкнули радостными бликами. – Не знаю, Леший где тебя носил, Но по ночам во снах ты приходил ко мне. А голос твой предательски дрожал Укором с нахлобучкою обещанной: – Ты, как мальчишка, на войну сбежал – Оригинальный способ бросить женщину. Щека по скулу вдавлена в плечо, Да чуток сон до умопомрачения: В тиски объятий ночью заключён, Чтоб не искал на… точку приключения. В глаза твои взглянув, я всё пойму – Ты нянчишь до сих пор мыслишку грешную: Что, как пацан, умчусь я на войну – Оригинальный способ бросить женщину. Повинную главу твой меч минуй! – Меж нами боле не проляжет трещина: Коль приходил во снах я сквозь войну, То разве я смогу покинуть женщину. декабрь 2015 года. |
Песенка о Столбах
Звенят морозным днём
Сосульки хрусталём, Но так – плечо к плечу, рука в руке – Мы в горочку идём: Легки как на подъём Сапожки на высоком каблуке. Ать-два!!! Студёною порой Под ведьминой горой Бессильна даже мага ворожба: Мы не дошли с тобой Дорогой столбовой По снежнику до Первого Столба. Ать-два!!! Нам не продолжить путь – В дугу б меня согнуть, Повесить бы на первом же сучке! И обуяла жуть, Когда посмел взглянуть На ножки в сапогах на каблучке. Вот-те… Отмерено семь вёрст, А нос уже замёрз, И не поможет нам ни ох, ни ах. Ошибся вновь прогноз: Ты морщишься до слёз – Замёрзли ножки в модных сапогах. Ох…ах… Лёг инеем мороз На веточки берёз… Мне не хватило семи пядей лба. И, вроде бы, тверёз, Стою ни жив ни мёртв, Застывший наподобие столба. Ну, да… Перехватив мой дух, В глазах застыл испуг, Как будто не в то горло влил сто грамм. Какой же я лопух: Продолжив цепь непрух, Окаменели ножки в сапогах. Ох…ах… Но вспомнил бога мать, Когда стал отдирать Заиндевевший у колен капрон. Нет, чтоб поцеловать – Стал ножки разминать, Чтоб не стоять в дремучести столбом. Бим-бом… Сосна в мороз трещит, Но стужа не страшит, Пока неистребима женщин суть: В присутствии мужчин – Хоть зубы стиснувши – Стараются быть помодней чуть-чуть. Жуть! Жуть! Ревмя не голосил, Но сам себя спросил: Откуда в Красноярии Столбы? Предание гласит: Как дождь заморосил, Дед с Бабою собрались по грибы. Кабы… На каменной гряде Дед в Бабе углядел Подола соблазнительный предел. Сквозь сивость в бороде И мялся, и немел, И так же, как и я, остолбенел. Обалдел!!! В обратный путь пора – Каблук на спуск горазд: Капризу дамы нужно потакать… И застолбить свой шанс – С ней встретиться не раз. Не стоит ныне локотки кусать. Два-ать! 2010 год. |
Первая скрипка.
Где струится бравурный мотив,
Мой смычок чутко замер на страже, Чтоб, мелодии взлёт подхватив, Выводить задушевно пассажи. А солист, источая восторг, За живое рвёт – даже со всхлипом… Оба знаем в мелодии толк – Что маэстро, что первая скрипка. Тянет ровно он, не дребезжа, Не с надрывом – парит окрылённо, Лишь слегка обнажённо дрожа, Как двужильный мой нерв оголённый. Нотой душу умеет извлечь… Вторит звук ей ни хриплый, ни сиплый, Но не стоит игра моя свеч, Верховодит где сольная скрипка. Опьянён был… И так осмелел, Что, паря в бесшабашном угаре, Он смычком по басовой струне Чуть сильнее в экстазе ударил. И со звоном у самых бровей Закурчавилась сталь с тихим лязгом. И елозит, как уж по траве, Лесок жгут, что-то там шепелявя. Соло-партию взяв на себя, И – где нужно – натужно, с протягом, Гриф весь пальцами истеребя, Я смычком размахался, как стягом. Лейтмотив на лету подхватил! И напев был так призрачно-светел – Зритель паузу не уловил, Да и слушатель вряд ли заметил. По наитию – верхним чутьём – Уловил мой маэстро флюиды, И, как будто б ему нипочём Разыграл, как по нотам, сюиту. Всё, что искоркой тлеет во мгле, Что терзает тревогою сердце. Будто б на одинокой струне Он играет, не дрогнувши, скерцо. Промурлыкал рояль-говорун И притих… и прислушался даже: Кто на фоне рыдания струн Виртуозно выводит пассажи? Не учуял никто с высших сфер, Да и тот, кто сидел слишком близко: До отказа натянутый нерв Не терзаем заезжим солистом. Зал взорвался, повскакивал с мест, Бил маэстро поклоны с улыбкой. Бил смычками по струнам оркестр, Честь воздавши растерзанной скрипке. Не обласкан охапками роз, Но не путаю общее с личным. Я такой же, как он, виртуоз, Но – как дух – изначально вторичен… |
Вторая скрипка.
Пред процессией грустный октет
Душу рвёт постулатом избитым: Упокоился с миром субъект, А родне – все долги и кредиты… Над гробами рыдает кларнет, Вторят скрипка ему и валторна. На культуру урезан бюджет – Ей играем мы марш похоронный. Альт коллега несёт, как весло. Стан труба обвила залихватски. Мне со скрипкой ещё повезло, Каково той, которая с арфой?.. Было пробовал я таксовать, Только выперла братия в шею. Обещали мне пальцы сломать – То единственное, что имею. Без надежды, но и без нытья Постою у обочины с краю: Не дают одиночке житья Там, где стадо сбивается в стаю… Но под вечер приходит момент, И я тенью скользну за калитку, Прижимая к груди инструмент – Радость жизни кормилицу-скрипку. Может снова я, как сибарит, Поприветствую лёгким поклоном Ту, что рядом со сценой сидит – Незнакомку с картины Крамского. Под гитарный речитатив И баяна вздох с тягостным пылом Я лабаю цыганский мотив С напоказ приблатнённым надрывом Но плевать мне на пьяный угар Из ухмылок презрительно-колких – Я меняю свой репертуар, Лишь возникнет из тьмы незнакомка Игнорируя сонм холуёв, Наслаждаясь скрипичным вокалом, Вечер весь сохнут губы её, Так и не пригубив из бокала. Я доселе никак не пойму, Заплутавши в теориях Канта: Отдала она сердце кому – То ли музыке, то ль музыканту. К оголённости грудей парной Мне б губами припасть истерично, Но щекою прижмусь, как к родной, К поцарапанной деке скрипичной. Отсекая банальный треск фраз, Не вникая в призывный шум пенный, Я под зелень восторженных глаз Ей назначу свиданье… с Шопеном. Не оценит кабак прелесть пьес – И к прекрасному глух сброд элитный. Что для пьяной братвы полонез? – Та же «мурка», но только под скрипку. * * * Не случилось мне слух услаждать Меценатам по барским усадьбам, Отточил я уменье играть В ресторанах, на кладбищах… свадьбах. Поднастрою струны баритон И сыграю рапсодию Листа: В переходе подземном метро Я себя ощущаю солистом. Вновь поклонницу встретил вчера, Как всегда – с виноватой улыбкой. Коротаю в углу вечера, А когда-то был первою скрипкой… 2019 г. |
Я глохну в предрассветной тишине...
Я глохну в предрассветной тишине…
Как отмерцают отблески Полярной, Дым стелется туманом по земле, Но звёзды ярче, чем на Красноярье. Во тьме веков на миллиарды лет Чумацкий шлях во мгле расправил крылья… Но показалось, будто б на весь свет Пал сверху сизым пеплом звёздный иней. В сиянье осветительных ракет Сверхновых звёзд останки загорелись. И проявился танка силуэт, Застывший, словно монстр, на аппарели. Сгустилась темень в чёрную дыру, Когда погасла вспышка озаренья. Всем телом танк забился в конуру, Стеклом глазниц моргнув лишь на мгновенье. И светлячком, не причинивши бед, Отрикошетив, вверх подпрыгнул трассер. Но сквозь кромешной тьмы бронежилет Свет просочился сукровицей наземь. Зардевшись, отуманенный рассвет Тихонько ночи приподнял подрясник. Соседствуя с гирляндами ракет, Здесь звёзды ярче, чем на Красноярье. Вдали, сверкнув прослойками слюды, Подтаяв, расползлись, как по холстине, Инверсионных росчерков следы По горизонту в перистом разливе. А вдруг сейчас из-за небесных врат С зубовным скрипом и ударным ритмом На изворотливость траншеи «град» Посыплется дождём метеоритным? А может, из-под перьев облаков В ответку неминуемым возмездьем На головы айдаровских волков С небес сорвутся россыпи созвездий. Не оттого ли, устрашась небес И отстранившись от границ подале, Обстреливают внаглую Донецк, А на Луганск и кашлять перестали. На вшивость не проверен я в боях, И на душу не принял грех убийства – Бригад прорыва скована броня Фальшивой скрепкой соглашений минских. Осколки звёзд, бубенчиком звеня, Сквозь август пролетают дикой лавой. От них ли фронтом линии огня В степях луганских выгорают травы? Бледнеет лунный серп, теряя цвет, И плавится на нет под солнцем ярым. Впечатанные алым на броне Здесь звёзды ярче, чем на Красноярье. Воздушный исполняючи балет, И в ночь, и в день – неделя за неделей! – Вдоль рубежа инверсионный след На встречных курсах чертит параллели. И кажется, что вдаль по сторонам, Где росчерк линий лёг по глади синей, Два серебристо-белые крыла, Прикрыв от бед, над миром Бог раскинул. 2015 год. |
| Часовой пояс GMT +3, время: 19:04. |