Сказка о любви

[Нион]

* * *

Со времени их свадьбы минуло пять с лишним лет. Маленькому Литу было уже больше года, и Тирайн с облегчением наблюдал, как со времени рождения сына прежнее ледяное спокойствие и молчаливое равнодушие Талы постепенно сменялись жизнью. Смехом, лаской, порой слезами, но – жизнью. Зеленые глаза ее так часто становились теплыми, яркими, живыми, обращаясь на сына.
Внешне Тала почти не изменилась. Фигура ее не расплылась от родов и кормлений, осталась все такой же тонкой и гибкой, косы – такими же пышными и густыми. Правда, от уголков глаз к вискам разбегалась тоненькая сеточка морщин и седая прядь в волосах была хорошо заметна, но это – если приглядываться. Только улыбалась она теперь реже, намного реже.
А маленький княжич был похож и на мать, и на отца одновременно. Яркие зеленые глаза он несомненно взял от Талы, русые прямые волосы – от него, Тирайна. Крепенькая, неторопливая его фигурка очень напоминала фигуру деда, старого князя, а легкий смех так напоминал смех Талы в прежние счастливые времена. Но вот от кого он получил упрямый характер, оставалось загадкой – ни в отце, ни в матери не было, кажется, такого упрямства. Няньки ворчали, Тала улыбалась: выровняется. И потом, кто сказал, что упрямство – это плохо? Уж это-то она знала на себе.
- Как ты думаешь, - спросил однажды Тирайн у жены, - кем он станет? Он будет магом?
Тала задумчиво пожала плечами.
- Все может быть.
- Мне бы этого хотелось. Мы отправим его учиться в Инатту, а потом он сможет остаться там, в Гильдии…
Княгиня промолчала. Хотела ли она для сына судьбы мага? Сама не знала.
- Если он будет магом, - улыбаясь, добавил Тирайн, - пусть он станет Огненным.
- Зачем? – искоса взглянула на мужа Тала.
Он посмотрел на нее очень серьезно и ответил:
- Чтобы закончить работу. Чтобы пробудить четвертый Камень.
Тирайн любил сына, хотя внешне старался не показывать этого. Он был строгим отцом. Впрочем, Лит был еще слишком мал и не слишком нуждался в мужском воспитании. И все-таки невыразимой радостью было для князя таскать его вечерами на шее; смеяться, когда смеется он; внимательно слушать, как малыш бормочет что-то на своем никому не понятном детском языке. Больше радовался он, лишь уходя в лабораторию...
Но нет, здесь «радовался» - не то слово. Магия… для Тирайна это было как глоток воды в жаркий день. Только тот, кто несколько лет был лишен возможности заниматься любимым делом, поймет его. Одно дело – применять свои опыт и знания на практике, и другое – прикоснуться к тайнам науки. Да, здесь он лишен был почти всех инструментов; здесь он с тоской вспоминал о библиотеках Гильдии в Инатте, но даже те крохи, что успевал уделять магии – и это было хорошо.
Тирайн не таился от жены; от Талы у него вообще не было секретов. Она нечасто приходила к нему в лабораторию, но это был ее выбор. Но в этот день, именно в этот он не мог не позвать ее. Это было их счастье – прежнее, на четверых.
…Они уехали на полторы мили от Руты и остановились у начала холмов. Была середина марта, солнце еще не пекло, как в июле, сезон дождей закончился. Невероятно хороша была степь весной; ковер из ярко-алых тюльпанов, перемежающийся зеленью травы – вот что она такое. И небо, небо, неоглядно-высокое, и пересвист птиц в синеве, и ровный ветер, приносящий запах еще сырой земли и весны. Они стреножили коней, отошли от дороги, поднялись на один из холмов.
Это неправда, что Тирайну нужен был именно день – Земной маг не был привязан к времени суток. Но отчего-то именно в середине дня Сила его была ровнее и больше. Именно в это время он чувствовал себя плотью от плоти этой земли, ее сыном, ее частичкой. Тирайн глубоко вздохнул и поднял голову. В весенней синеве не было ни облачка.
Он обвел взглядом землю, эту еще не успевшую стать выжженной холмистую степь, и протянул руку. На раскрытой ладони лежал Камень, тускло мерцал агат в глубине. Серебряные грани поблескивали на солнце. Тирайн глубоко вздохнул и закрыл глаза…
Он стал этой землей, ее песками и ручьями, ее дорогами, ее пылью. Он стал ковром тюльпанов, стал жаворонком, что парит сейчас в вышине, мышью, копошащейся в норке. Он стал корявым деревцем, выросшим в оазисе, стадом овец, табуном лошадей, пасущихся неподалеку, глиной у берега ручья. Он ощутил запах конского помета, свежих стружек, скрип песка на зубах, его глаза запорошила песчаная буря. Он был черным, как земля, желтым, как песок, голубым, как вода, красным, как цветы. Он стал этой землей, а она стала – его… Она и была - его.
Невыносимая тишина царила вокруг, когда он произносил давно выученную формулу – ту самую, что произносил когда-то Кервин, что должны были говорить они четверо, каждый. Негромок был его голос, но Стихия слышала его – и отвечала своему магу. Камень на ладони стал тяжелым, едва удержать.
И все было совсем не так грозно и величественно, как было когда-то у Кервина. Не было страха. Просто огромная нежность, хлынувшая в сердце. Просто понимание: это мой путь. Просто радость от того, что и он принадлежит теперь Силе, той Силе, которой служил и будет служить, пока хватит сил. Он никогда не сомневался в том, какую дорогу выбрал, но теперь… Песчаный вихорек скрутился на дороге, взмыл вверх и полоснул по раскрытой ладони. Маленький суслик подбежал и уселся рядом, блестя крошечными глазками. Спикировал из вышины орел. Шевельнулись, скрытые глубоко под землей, рудные и золотые жилы. Тюльпаны склонили к нему гордые головы. Лишь на миг дрогнула земля под ногами – и все стихло.
Это – Сила. Камень на раскрытой ладони замерцал и налился ровным, матовым черным свечением. Это – его Сила. Тепло и покой, разлившиеся внутри, были подобны клочку твердой земли под ногами утопающего.
…Стоя поодаль, Тала смотрела на мужа, и по щекам ее мелкими капельками ползли слезы.

[Нион]

* * *

В один из весенних дней, когда солнце уже успело раскалить землю, а от весны осталось одно название, Тирайн получил письмо. В тот день он собирался уехать на несколько дней – говорили, на юго-востоке идет саранча. Для мага – два дня работы, а для скота – беда. Он был в лаборатории, укладывал в седельную суму то, что пригодится для работы. Стихии ведают, что там за саранча, значит, надо брать с запасом.
Окно было распахнуто, легкий ветерок, колыхавший занавеси, облегчал жару. Гомонили и перекликались во дворе слуги, где-то смеялся Лит – на днях ему минуло полтора года. Малыш уже уверенно ходил и бегал, и любимым его развлечением теперь стало добежать до высокой травы, растущей у ограды замка, и спрятаться, затаиться в ней. Переполох и сердечный приступ нянькам обеспечен. Правда, с пятого раза слуги сообразили, куда прячется непоседливый княжич, и, хоть и без особенной радости, подыгрывали – а Лит смеялся колокольчиком, то и дело выныривая из травы. «Ему и жара нипочем», - с легкой завистью подумал Тирайн, выглянув из окна. Русая макушка малыша отлично была видна сверху. Конечно, так и есть – вон, прячется почти у самых ворот.
Сначала князь с удивлением вглядывался в незнакомый и словно смутно знакомый почерк. Кто это мог быть, от Веррена весточка пришла на прошлой неделе. Но потом… потом он вспомнил, кому принадлежали прежде эти летящие строчки. И подумал, что, наверное, это жара играет с ним скверные шутки. Молча упал на стул, благословляя Стихии за то, что рядом нет жены. И только спустя несколько минут, задернув легкую штору, дрожащими пальцами вскрыл конверт.
Через час ему удалось взять себя в руки. Тирайн спокойно вышел, кликнул слуг, приказал приготовить лошадь – он уезжает вечером, и не на юг, а в Инатту. Саранча подождет. Сам собирал вещи и с тайной радостью думал, что руки уже не дрожат и голос не срывается, значит, все хорошо. Сумел так же спокойно поцеловать жену, чуть удивленную внезапной переменой поездки, и объяснить: Веррен просит приехать, почему такая срочность – неясно, а впрочем, вряд ли его не будет долго. И только отъехав от города на несколько миль, остановился, спешился… и долго стоял, глядя на закат, пересыпал в пальцах песок, забыв обо всем на свете. Силы великие, неужели это правда?
Он скакал без отдыха, зная, конечно, что не увидит того, кого надеялся увидеть. И боялся этой встречи - не меньше, чем ждал ее. Встречный ветер трепал волосы, холодил разгоряченное лицо. Кого он встретит, кого? Явно не прежнего веселого мальчика, с которым они вместе смеялись, работали, спорили, любили… одну девушку на двоих. Да уж, смешнее и нелепее не придумаешь. Познакомьтесь, это моя жена. А должна быть ваша жена. Если Саадан захочет дать ему в морду, он будет иметь на это право. И никакие отговорки вроде «мы не знали, что ты жив» не будут иметь силы.
Северную границу он пересек быстро и без проволочек – князь все-таки. Инатта, родная, тоже родная страна. Сразу стало прохладнее, и было видно, что здесь весна в разгаре, но все-таки не лето. Ему не нужно было заезжать вглубь страны, путь его лежал в маленький пограничный город. Почему Саадан назначил встречу здесь? Не хотел привлекать внимания? Не хотел утруждать друга долгой дорогой? С него станется. Но, Силы, как, почему, почему стала возможной эта встреча?! Неужели они все-таки ошиблись? Страшно, невозможно ошиблись.

Маленькая гостиница в центре маленького города была дешевой и скромной. Отчего именно здесь - Саадан беден? Но хозяин, у которого Тирайн осведомился, в какой комнате остановился маг Воздуха, поклонился ему так почтительно и так любезно проводил его до комнаты постояльца, что сомнений не оставалось – плата за это убогое обиталище была непомерно высокой, и расчет произведен с небрежностью, показывавшей – этот человек достоин лучшего. Иначе с чего бы так стелиться перед проезжим иностранцем хозяину пусть небогатой, но единственной в городе гостиницы?
На короткий стук в дверь изнутри раздалось негромкое:
- Открыто...
Коротко выдохнув, Тирайн шагнул через порог.
Он поднялся ему навстречу из-за стола и встал спиной против света, этот высокий светловолосый человек в темной одежде. Поэтому Тирайн не смог сразу разглядеть его – солнце било в запыленное окно. И он остановился посреди комнаты, растерявшись – потому что не знал, ни что сказать, ни как сказать.
А человек шагнул к нему. И негромко и просто проговорил:
- Здравствуй…
Они обнялись и какую-то долю секунды стояли так, не разжимая объятий. А когда Саадан отстранился и так же негромко выдохнул «Тир…», у Тирайна вырвалось:
- Прежний…
- Нет, Тир, - усмехнулся Саадан. И добавил, помедлив: – А ты… почти прежний.
Они расцепили сжатые ладони и какое-то время молча смотрели друг на друга. Потом Саадан кивнул на придвинутые к столу простые стулья с деревянными спинками:
- Садись уже…
Это был сон, это не могло быть правдой. В окно снаружи било солнце, гвалтливо орали на улице воробьи. Это сон. Они не верили, не верили, не верили – в то, что мертв тот, кто не мог быть мертвым, не должен был погибнуть! А вот теперь он вернулся – и в это опять не верится. Совсем.
Потому что тот, кто сидел перед ним, прежним Сааданом быть не мог никогда.
И дело даже не в том, что он изменился внешне, дело в том, как он изменился. Светлое, улыбчивое прежде лицо стало жестким и спокойным, и таким же спокойным и холодным стал взгляд серых – как сталь, а прежде они были серебряными – глаз. И улыбка стала скупой, и волосы выцвели, словно их пеплом присыпали. Только в улыбке порой мелькало что-то прежнее.
- Ты позвал меня, - сказал Тирайн. – Я приехал.
- Спасибо.
- Я не мог не приехать.
Опять молчание. Их разговор изобиловал паузами, отчуждением, молчанием… таким непривычным, не нужным прежде молчанием.
- Вина? – Саадан поднялся – так же легко и стремительно, как раньше, поставил на стол два бокала. Вино было золотисто-медовым, тягучим… и легким, словно глоток солнца. Того, прежнего, солнца. И это оставалось единственным, что связывало их – теперь.
- Как Тала? – спросил Саадан спокойно, пригубив из бокала.
И Тирайн увидел, что спокойствие это не показное, не внешнее. Все прошло. Сгорело, развеялось золой по ветру. И можно говорить без утайки. И так же спокойно он ответил:
- С ней все в порядке.
- Вы поженились?
- Да, - только на одно мгновение запнулся он, а потом договорил: - Мы думали, что ты погиб.
- Я знаю, - кивнул Саадан.
- У нас сын, - и легкое ласковое облачко скользнуло по его лицу.
- Большой уже?
- Полтора года…
- Молодцы. Поздравляю.
- Спасибо.
Падали, падали эти ничего не значащие, скупые слова, но что же еще им можно было сказать друг другу?
- Тир, я не за тем позвал тебя, чтобы вспоминать прошлое, - сказал, наконец, Саадан. – Я предпочел бы вообще никогда не возникать в вашей жизни, чтобы не… - теперь уже он запнулся на миг, - чтобы не тревожить вас. Но у меня дело к тебе, Тир. Серьезное дело.
- Говори.
«Зачем мы так, Саа, зачем? Встретились – и словно чужие. Я виноват перед тобой, но, Силы Великие, эта вина останется со мной до конца жизни…»
- Тир, - Саадан переплел и сжал длинные пальцы, чуть вздохнул. – У меня просьба.
- Говори.
Пауза.
- Тир. Отдай мне свой Камень.
- Зачем?! - изумился Тирайн.
- Он нужен мне. Очень нужен, поверь. Я не могу сказать сейчас, это долго объяснять, но… просто поверь. Потом я все расскажу.
- Саа… - Тирайн – растерянный, ошеломленный - пытался подобрать слова и не мог. – Ты что? Ты… понимаешь, о чем просишь?
- Понимаю, Тир. Если б не понимал – не стал бы просить. Но прошу. Отдай. Он очень нужен мне.
- Зачем? – повторил Тирайн.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
- Зачем? – спросил Тирайн снова, тихо, но твердо.
- Для работы. Мне нужно закончить работу.
- Для работы у тебя есть твой.
- Мне нужен еще один. Очень нужен.
- А Камень Кервина? Он ведь у тебя?
- Да, но мне нужен именно твой. Как раз для того, чтобы… - Саадан споткнулся на мгновение, - чтобы подчинить Стихию.
- Почему – подчинить, Саа? – непонимающе и удивленно спросил Тирайн. – Не подчинить, ты же помнишь, что…
- Вот именно, - усмехнулся Саадан. – Ты даже не понимаешь, что я хочу сказать. Тир… послушай. Ты никогда не сможешь добиться того, что смогу сделать я. Сила Воздуха – моя теперь. Камень Воды, который отдал Кервин, почти… - он чуть заметно споткнулся, - почти подчинился. И именно для этого мне нужен третий – твой. Я… у меня больше знаний, больше сил, чем у тебя. Больше возможностей. Даже если ты подчинишь себе Земной, ты все равно не сможешь… Пожалуйста, не думай, что насовсем. Я отдам его тебе – потом. И все-все расскажу, что знаю… все, что узнал. Мы закончим работу вместе. Но сейчас – прошу. Отдай.
Саадан выдохнул. Взглянул… если б это был прежний Саадан, Тирайн сказал бы, что он взглянул умоляюще. Еще секунда – и он бы дрогнул…
Но… радость летящей навстречу родной земли, песок холмов, золотые жилы и речная пойма. Это – отдать?
- Нет, - ответил он.

[Нион]

Лицо Саадана дрогнуло – и затвердело.
- Почему?
- Нет, - тихо повторил Тирайн. – Ты не имеешь на него права.
Воздух между ними накалился и едва ли не звенел от напряжения.
- Имею, - бледнея, так же тихо ответил Саадан. – Это была моя идея.
- Нет. Вспомни!
- Я все помню. Я имею на него больше прав, чем ты. Мы делали твой Камень вместе. Я знаю больше, я больше могу. Я сумею овладеть твоей Стихией. Я принесу больше пользы, владея им.
Тирайн медленно покачал головой и встал.
- Прости, Саа, но – нет, - проговорил он очень устало. – Я не могу.
Поднялся и Саадан. Серые глаза его незнакомо, жестко блестели на худом, напряженном лице.
- Пока я только прошу, Тирайн, - негромко сказал он. – Пока. Жаль, что ты не понимаешь этого. Подумай.
Тирайн обернулся было к нему – и словно споткнулся. Взглянул – изумленно, непонимающе, ошарашенно.
Секунды тянулись, словно смола. Солнечные лучи в окне померкли.
- Я все понял, - ответил, наконец, Тирайн почти весело. – Это все, зачем я тебе был нужен?
Не дожидаясь ответа, он вышел, аккуратно притворив дверь. Шаги по деревянным скрипучим ступеням мучительно гулко отзывались в сердце.

* * *

За десять лет, минувшие с последней войны, в княжестве родились и подросли новые дети. Их было, пожалуй, больше, чем в довоенное время – хутора и города звенели от детских голосов. Каждый год, в праздник Середины Лета Тирайн устраивал для ребятни карнавал, и попасть на него старались жители даже самых дальних деревень, готовясь загодя, чуть ли не с зимы, вышивая и собирая по ниточкам наряды. Малыш Лит веселился вровень с крестьянскими мальчишками, с детьми ремесленников, и это был, пожалуй, единственный день, когда Мира не ворчала на маленького княжича за неподобающее поведение.
Три дня, с раннего утра до позднего вечера, в настежь распахнутые ворота столицы стекались толпы народу. На площади возле ратуши кувыркались циркачи, плясали над пологами куклы, пели менестрели, танцевали актеры. Вся эта буйная братия съезжалась, сходилась, стекалась в Руту заранее, за несколько дней, а то и недель до праздника, и везли они с собой все самое лучшее, что было. Трактиры и гостиница бывали переполнены, музыка и смех, летящие из открытых окон в жаркую летнюю ночь, не смолкали до рассвета. Ленты и бусы, цветы, медные монеты горстями сыпались к ногам актеров на брусчатку мостовой.
Огородники выставляли на продажу лучшие овощи с грядок – огромные, пузатые, важно подбоченившиеся помидоры, носатую морковь, яблоки – такие, что пахли цветами; как умудрялось вырастать все это в жарком, засушливом климате? Цветочники, разодетые и тщательно причесанные, торговали сумасшедше красивыми букетами – все, что только может рождать южная их земля, все буйство красок и радости словно лучилось: смотрите, это жизнь, что может быть ее краше?
Заканчивался праздник большим карнавалом. Арлекины и Пьеро, рыцари и Прекрасные Дамы, пастушки и принцы, смеясь, большой колонной в сумерках проходили от дворца князя до городских ворот. Малыши таращили с рук родителей уже совсем сонные глазенки; ребятня постарше вставали в самую середину колонны, и актеры совали им леденцы и пряники. Потом молодежь - те, кто хотел, - до утра танцевали на площади…
Они как раз готовились к празднику, когда на взмыленной лошади, задыхаясь, примчался с южной заставы гонец. Войско князя Реута подошло к границе…

- Все это немного странно, - задумчиво проговорил Тирайн. – Или я чего-то не понимаю? Ну, не совсем же глупый Реут, не может же он не понимать…
Тирайн стоял у окна и, задумчиво глядя в вечереющее небо, вертел в руках изящный ножичек для разрезания бумаги. Тала с вышивкой в руках удобно устроилась в глубоком кресле возле книжных полок.
- Ведь не может же он не понимать, - продолжал Тирайн, - что силы его и наши несоизмеримы. Да, собственно, он же потому и не трогал нас до сих пор.
Это была правда.
- Откуда он взялся? – спросила Тала, не поднимая головы от вышивки. – Кто он такой, ты знаешь?
Он вынырнул словно ниоткуда, из темноты, из мутной воды, из грязи, поднятой на поверхность развалом Криштской империи. В сущности, каждое из образовавшихся тогда лоскутных государств вряд ли долго могло бы в одиночку противостоять набегам друг друга. Не оттого ли шесть лет назад пришла в голову князю Реуту идея собрать княжества – снова в единый кулак? Впрочем, не будь это Реут, на его месте мог бы оказаться – спустя несколько лет – еще кто-нибудь такой же догадливый.
Нищий, наглый и вечно голодный – так отзывались о Реуте соседи, признавая при этом его военный талант. За шесть лет он сумел подчинить себе пять княжеств, окружив Таннаду полукольцом. Кого только не было в его пестрой армии, на каких только наречиях не говорили они – хищные, верткие, словно ласка, наездники, могущие на полном скаку снимать стрелой колечко с пальчика женской перчатки или орех с верхушки дерева. Они не признавали силы ничьей, кроме своей, и не ведали жалости.
В стычке с именно его войсками погиб князь Раудан, старший брат Тирайна, и хвала Силам, что Таннада быстро получила нового князя, не просто князя – мага. Реут быстро отошел и больше не тревожил Таннаду набегами – до поры. В сущности, не так уж велик был численный перевес, наоборот – армия Реута уже превосходила числом и умением дружину и ополчение Тирайна. Но связываться с магом, да еще боевым, Реут пока не рисковал. Это давало Таннаде какое-никакое, а преимущество и уверенность в завтрашнем дне, пусть и шаткое.
И вот – пожалуйста…
- Кого ж он себе на службу поставил? – размышлял вслух Тирайн, вертя в руках ножичек для разрезания бумаги. – Воинов несть числа?
Тала опустила вышивку на колени и взглянула на мужа.
- Толку-то гадать теперь…
- Да, - согласился князь. – Впрочем, особенно сильно я не тревожусь. Вряд ли он решится напасть – не настолько же глуп. Ну, а если даже… отобьемся. Стены у города крепкие, не в первый раз, выстоят.

[Нион]

Следующим вечером Тала долго не могла уложить сына. Маленький Лит (не так давно ему исполнилось три) все порывался достать из шкафа игрушечный меч – он ведь тоже хочет воевать. Он поедет с отцом, он уже умеет сидеть верхом, и без него в войске князя ну никак не обойдутся. После долгих уверений, что без Лита войско, конечно же, никуда не уйдет, и папа обязательно возьмет его с собой – но только утром, Тале удалось, наконец, успокоить сына.
Когда мальчик уснул, хмуря светлые бровки и сосредоточенно сопя, Тала осторожно укрыла его одеялом и долго стояла у кровати, глядя на маленькое суровое лицо и воинственно сжатые кулачки. Малыш, малыш… счастье, что ты еще мал, но ведь это не навсегда. Что станет с тобой, когда ты вырастешь? Зачем вообще рожать сыновей, если рано или поздно их отберут у тебя и отправят воевать – туда, где нет смысла, в войне вообще нет смысла, и если бы только была ее воля… Если бы женщины всей земли встали против своих мужчин и не пустили бы их туда, где свистят стрелы и встают на дыбы кони… хватило бы у них власти удержать этот огромный маховик? Если бы все женщины мира отказались рожать сыновей, если только их отцы не прекратят это бессмысленное убийство друг друга… убийство ради лишнего клочка земли, ради лишних монет, лишних почестей. Зачем, почему? Что им не сидится дома, рядом с теми, кто любит и ждет?
Нет ответа…
Завтра ее муж тоже уйдет. А она останется. И всей ее силы не хватит, чтобы удержать. А впрочем, у нее и силы-то не осталось… Странно, шесть лет назад она сама была такой, любившей и жар схватки, и боевую ярость; тогда – о, тогда она встала бы рядом с Тирайном. Какая она была глупая…
Но даже если маленький Лит захотел бы встать на пути отца, вскинул бы к темному небу гроздья ярких искр – не уходи! – смог бы он…
Да ничего он не смог бы. И не станет. Еще десять лет, и он тоже уйдет…
Тала накинула на плечи пуховый платок и, зябко ежась, поднялась в комнату князя.
По лестнице навстречу ей устало сходил по ступеням изможденный, покрытый пылью и грязью человек. Гонец, поняла она. Он поклонился ей, но, кажется, не понял сам, кому кланяется – так был измучен. Сесть и уснуть. Тала помнила это состояние, ей и самой приходилось…
Что ж… если будет нужно, она тоже сядет в седло и возьмет в руки лук. Вот только лучник из нее теперь…
Княгиня горько усмехнулась и решительно отворила дверь в комнату мужа.
В кабинете ярко горели свечи, было очень душно. Тирайн стоял вполоборота к окну, и в позе его и осанке было что-то, заставившее Талу вздрогнуть – и рвануться навстречу ему.
- Тир! Что?
Он молчал, не шевелясь, глядя в никуда остановившимися глазами.
- Тир! - она тронула его за плечо – осторожно, бережно, ласково. – Что?
Князь резко вздрогнул, словно просыпаясь, оглянулся. Лицо его осталось напряженным, но ответил он ровно и спокойно:
- Ничего страшного, Тала…
Она знала, что слова эти – ложь, и отошла, села на диван, кутаясь в шаль. И молчала.
Прошло еще несколько томительных минут, и тогда Тирайн заговорил.
- Я получил новые вести с юга. Застава разбита… войско Реута будет здесь через двое суток.
- Мы ведь ждали этого, правда? – тихо проговорила Тала.
- Да, но… Тала… ты не все знаешь.
- Пока что я знаю лишь то, что нам предстоит война, и война тяжелая. Это ты не стал бы скрывать?
- Да…
- Значит, что-то еще страшнее?
Тир помолчал мгновение, потом глубоко вздохнул.
- Может, да… а может быть, и нет. Тала, я тебя очень прошу!
- О чем?
- Уходи. Бери сына и уезжай. Уезжайте на север… в Инатту. В столице у тебя есть дом, вы еще успеете… уезжайте. Я готов отдать все на свете, чтобы только вы двое очутились в безопасности.
- Тир… - она подошла неслышно, успокаивающе коснулась его руки. – Ну, что ты? Ты же сам говорил: мы выстоим, войско нам не страшно… ты маг, мы сможем…
Он с отчаянием тряхнул головой.
- Уезжай, Тала! Прошу тебя! Мне будет легче сражаться, - полушепотом вымолвил князь, - если я буду знать, что вы оба живы – и в безопасности.
Негромкий стук в дверь прервал их. Тирайн обернулся. Тала отошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу.
- Князь… - голос нового гонца был глухим и прерывистым. – Войско князя Реута остановилось на расстоянии дневного перехода от города. Завтра они будут здесь.
- Дорога на север охраняется? – спросил Тирайн спокойно.
- Нет, - гонец опустил голову. – Часть их воинов обошла нас с флангов. Путь к Инатте отрезан.
Тала обернулась и – почти весело – взглянула на мужа.
- Ну, вот и все, - сказала она, улыбаясь. Легко подошла к нему, коснулась губами щеки мужа. – Может, и лучше, что мы не уехали – по крайней мере, Лит будет под защитой городских стен.
Тирайн обернулся к гонцу.
- Благодарю. Вы свободны. Выспитесь… можете остаться здесь. Скоро здесь всем хватит работы.
Поклонившись, тот вышел.
- Тир… - она погладила его по плечу. – Я не стану тебе говорить, что все обойдется. Но... мы победим… ты же знаешь.
Тирайн слабо улыбнулся, взял руку жены и поцеловал тонкие, холодные пальцы.
- Ты можешь сказать мне, что еще случилось? – спросила княгиня, пристально глядя на мужа. – Я ведь вижу. Войну мы ждали уже давно, и это не заботило тебя – так. Что-то случилось за тот час, что я была с Литом. Ты скажешь мне?
Тирайн помолчал.
- Тала… С войском Реута идет маг огромной силы. Вот почему… теперь он уверен в победе. Нам не выстоять.
- Но…
- Подожди. Этот маг… - он коротко вздохнул, - это Саадан.
- Что? – переспросила она, еще не понимая и не вслушиваясь.
А потом – замерла, уронив руки. И не сводила с мужа огромных глаз, ставших враз темными и неподвижными. Стена. Стена враз выросла между ними, темная, сплошная. Прошлое. Прошлое, ставшее настоящим.
- Это Саадан, Тала, - повторил Тирайн, глядя на нее.
- Ты знаешь точно? – спросила женщина. Пальцы ее шарили по груди, стягивая, стягивая у горла пуховый платок, точно пытаясь защититься от чего-то; лицо стало очень бледным и строгим.
- Да…
- Значит… он жив?
- Да… - слова Тирайна падали, как сухие листья – вразнобой. - И я… был бы очень рад, если бы… Не понимаю, как это могло случиться… как и почему Саадан стал служить этому… Реуту. Но теперь это уже неважно, и боюсь, что правды мы никогда не узнаем.
- Он жив, - повторила она, поправляя медную прядь у виска, и пристально взглянула на мужа. – И ты это знал.
- Да, - тихо ответил князь, не отводя взгляда.
- Как давно?
- Полтора года, - он помолчал. – Помнишь, я уезжал в Инатту прошлой весной? Он прислал мне письмо, просил о встрече. Я приехал, - князь говорил спокойно и ровно. – Мы встретились. Он просил меня отдать ему Камень.
- Зачем?
- Сейчас это не важно, Тала…
- Ты отказался?
- Я отказался.
Тала всхлипнула сухо, без слез, уронила руки.
- Почему?! Почему ты не сказал мне, что он жив? Почему? Как ты мог… как же ты мог молчать, Тир!
Тирайн шагнул к ней – женщина отшатнулась.
- Тала… Если бы я рассказал тебе, это… ничего не изменило бы. Но ты мучилась бы все это время… и мучила и меня, и… и его. Прости.
Меж ними повисло молчание – как темная вода, заливающая омут стылой осенью.
- И что же теперь?
- Теперь он снова просит… нет, теперь уже требует. Если мы отдадим ему Камень, он уйдет. А без него Реуту никогда не взять город.
Громко пробили часы. Полночь.
- Тир… Если без Камня – ты удержишь? Ты сможешь?
Тирайн долго молчал. Потом ответил тихо и честно:
- Не знаю.
Снова повисла тишина.
Наконец, Тала заговорила; очень спокойным был ее голос.
– Что же, пусть. Тир… это ведь ничего не меняет, верно?
Князь не ответил. Взгляд его был устремлен в темное окно; что-то он старался разглядеть там, в сплетении ветвей и ветра.

Конец первой части.
Продолжение следует

[Балконский]

[quote=Нион;289302]Вообще-то я про урок не думала )) А мысль - ну, любовь же. Жизнь мужа в обмен на свободу - чем не мысль?

Доброго времени суток! Действительно, сказка написана хорошим слогом. Читать приятно, и интересно, все же Ваша сказка - Вам решать, но на мой взгляд казнила Ваша гордая Королева своего любимого с большей жестокостью, чем смерть от меча в бою... Унизила любя, можно сказать, обрекла на муки... Но может быть здесь скрыт более глубокий смысл? В любом случае, спасибо за сказку, приятно почитать.

[Нион]

Казнила. Думая, что поступает как можно лучше. Я не представляю себе, если честно, как король жил потом, после такого. Уважать себя он точно надолго перестал.
Я это к тому, что любовь может с одной стороны спасти, с другой - погубить.
Эк же зацепила всех эта сказка )

[Нион]

Часть вторая
Саадан

К ночи разыгрался дождь. Не просто дождь – ливень. Тала стояла у занавеси, закрывавшей вход, и, слушая шум воды, думала, как нужен им этот дождь. Защитникам города, посевам, всей земле. И как завтра по такой грязи она будет добираться обратно. А потом усмехнулась. В этой грязи завтра останутся лежать сотни людей, а она за дорогу боится.
Негромкий звук шагов послышался снаружи, и занавесь отдернулась. Пригнувшись, в шатер протиснулся здоровенный детина в блестящей от воды кирасе. В руках он держал нагруженный доверху поднос.
- Ужин госпоже, - сообщил он, адресуясь в пространство. С показным усилием опустил поднос на стол и поклонился. – Я вам прислуживать приставлен.
Видно было, что от этого назначения он явно не в восторге.
- Свободен, солдат, - раздался вдруг от входа знакомый голос. – Сами справимся…
Тала резко обернулась. Пламя нескольких свечей не достигало выхода, но высокая фигура, возникшая на пороге, казалось, сама разгоняла тьму. Светлые волосы в полумраке соперничали со светильником, который Саадан держал в руке; отблески пламени падали на серую рубашку, искрами плясали на серебрящейся дорогой ткани.
- Я пришел просить тебя разделить со мной ужин, - прежним, чуть мягким и чуть насмешливым тоном проговорил он. – Если ты не против…
Тала покачала головой. В горле застрял ком, пальцы враз заледенели. Молча подошла она к столу и остановилась. Рядом. Знакомый. Чужой.
Ужин был действительно хорош – по меркам даже мирного города, не говоря уже о военном лагере. Тонкая посуда, белая, накрахмаленная скатерть, вино в высоких бокалах, душистый восточный чай – все на уровне. Таким бы ужином закончить длинный, жаркий мирный день, а потом усесться за круглый стол на широкой веранде и на просвет разглядывать тонкий фарфор, слизывать с ложечки тягучее апельсиновое варенье. А вокруг лампы летают бабочки, и легкая усталость во всем теле, и волосы пахнут травой, и такое наслаждение – этим вином, чаем, этим днем и самой жизнью.
Но там, снаружи – дождь и слякоть, непрекращающийся ветер и чужие голоса. Все это отделено тонким войлоком шатра, но оно есть, есть. Тала повертела в руках вилку – и положила на стол.
- Почему ты ничего не ешь? – очень мягко спросил Саадан, не сводя с женщины внимательных глаз. – Здесь все так, как ты любишь.
- Любила, - поправила она, тоже глядя на него. – Я больше не люблю ни яблоки в меду, ни такие булочки…
- Почему?
- Потому что, - она сглотнула. – Я ведь не спрашиваю, почему ты сейчас находишься не в столице, в Гильдии Воздуха, а здесь… или почему ты…
- Я могу рассказать, если ты хочешь, - так же мягко ответил он.
Тала отвела глаза.
- Глупо цепляться за прошлое, если можно его отпустить. Впрочем, я не настаиваю.
- Саа… - она чуть опустила голову. - Или тебя теперь звать только «господин» и «повелитель»?
- Тебе допустимо звать меня так, как ты этого хочешь, - ровно ответил Саадан, глядя мимо нее.
Тала незаметно, но жадно скользила по нему глазами.
- Саа… скажи, как ты выжил?
Невеселая усмешка мелькнула на миг на его губах.
- Это так уж важно? Десять лет прошло.
- Для меня – да.
- Я бы предпочел забыть это.
- Пожалуйста, - шепотом попросила Тала.
Он помолчал, глядя в стену, потом тихонько вздохнул.
- Ты, вероятно, знаешь, что там было… Тир рассказал?
Горько резануло это прежнее, ласковое – Тир…
- Да. Он сказал, что ты…
- Я прикрывал отход людей, хотя понимал, что продержусь не больше минуты – там было четыре Огненных мага. Примерно так и вышло. Мою защиту они, конечно, проломили с треском, и почему-то я ни капли ни удивлен… - он усмехнулся, - почему бы это? Дальше я знаю только с их слов. Меня почему-то решили не убивать, а взять с собой. Видно, моя наглость им понравилась… ну, а моего мнения никто спросить не догадался – я был без памяти. Очнулся уже у них. В Башне.
Он замолчал.
Тала хотела спросить, где это «у них» и что такое Башня, но не решилась. Сразу было ясно, что ничего хорошего.
- Ну вот, - помолчав, продолжал Саадан. – Дальше нет ничего интересного - Огненные вЫходили меня и хотели заставить работать на них. Я отказывался. Сначала уговаривали, потом угрожали. Потом пытались заставить силой. Ну, и не только… - он опять помолчал. - Потом у них случилась небольшая заварушка, и я сумел сбежать. Мотался по стране, пытался вернуться домой… Там, в Суне, тогда такая свистопляска была, что не то что на корабль попасть, а и в караван устроиться было можно только по разрешению короля – для людей или Гильдии Магов – для нас. А от магов-то я и сбежал, - захохотал он вдруг. - Главное было, чтобы не догадались, что маг. Потому что если б догадались – в Башне мне было бы самое место.
- Почему ты не пошел к своим? – тихо спросила Тала. – В Гильдию Воздуха?
- Боялся. Откуда я мог знать, что они не выдадут меня? Огненные в Суне тогда прижали всех так, что пикнуть не смели, и особенно они Воздушных не любили… уж не знаю почему. Снова к ним мне совершенно не хотелось. Пришлось скрывать… работать учиться – руками, а не головой или… Силой. Я, кстати, многое умею, - снова усмехнулся он. – И плотничать, и рыбачить, и охотиться. А уж про то, как лучше в лесу скрыться, целый трактат напишу…
Тала не ответила на его улыбку.
- Дальше… - попросила она.
- А что дальше… Так я четыре года по стране мотался. Там же видишь как… или морем, или через Реганду. Через Реганду было нельзя – война, вербовщики сгребали всех, кто хоть как-то мог держать оружие. Я попробовал; едва границу перешел – попался, чудо, что ноги сумел унести и проводника обратно найти. Морем – тоже деньги нужны, а попробуй заработать, черная работа не ценится совсем, а та, на которой золотом платили, - там не скроешь, что маг. В общем, что совой об пень, что пнем по сове. Я все надеялся еще – может, обмен будет или еще что, может, вспомнит страна о своих героях. Да только надеялся зря. Суна – не то место, откуда вытаскивают… из Реганды, говорят, меняли, а Суна…
- Да, - едва слышно сказала Тала. – В первый год еще пытались, а потом… Но если бы мы только знали, что ты жив…
- Ну, словом, дело прошлое, - перебил Саадан. – А потом я понял, что вернуться, видимо, не получится и нужно жить здесь. К тому времени смута поутихла, король разобрался со своими магами – или уж они с ним, не знаю, - и принялся наводить порядок. Всех бродяг, нищих, мародеров и прочую шваль хватать-судить стали, разбойников по лесам ловили… А у меня ведь ни документов, ничего. И самое веселое, что при мне могли найти Камни…
- Что? – переспросила Тала.
- Камни, Тала. Кервин-то… он ведь погиб на моих руках, буквально за несколько минут до того, как… Короче, свой Камень он мне отдал – сам, чтобы мы могли… чтобы продолжали работу. Конечно, Огненные смекнули, когда я к ним попал, что это не просто безделушки-украшения, что дело нечисто, но отобрать силой их невозможно, ты же знаешь – либо добровольно, либо в поединке. А просвещать их, что это такое, мне как-то не хотелось. И… в общем, ладно. Я, конечно, мог бы к тому времени прийти в столицу, в Академию, принести присягу, работать там – вполне законно. Огненных тогда уже прижали, и вряд ли бы кто-то вспомнил бы про меня. Но – принести присягу, понимаешь? А я все еще хотел вернуться домой.
Серые его глаза горели ровным, неярким светом. Все это – было, и он сумел уже подняться над этим сколом жизни. Тала молчала. Саа, Саа, что же пришлось тебе вынести, пока я жила спокойно, ничего об этом не зная? Острая жалость к нему и ненависть к себе сдавили тисками ее сердце.
- Там зимой особенно весело, - негромко говорил Саадан. – В скалах уже не спрячешься – облавы, да и холодно. В городе – взять могут. В деревнях люди сами с хлеба на воду перебиваются. Но… я, наверное, все еще нужен был кому-то там, - он мотнул головой куда-то вверх, - живым….

[Нион]

… Он не стал, конечно, рассказывать ей, как все эти годы цеплялся за ее голос – как за последнюю надежду, как за искорку, что светит в темноте ночи, как за единственный шанс вернуться и выжить. Ее голос и взгляд держали его все эти страшные годы – во мраке и вони Башни, в продутых всеми ветрами рыбацких деревушках, в стылой мороси осени и раскисших дорог, в глухих лесах и скалах, где нужно было так мало и много – всего лишь выжить…
Всего лишь выжить – чтобы вернуться.
Четыре года он не видел родного неба, мотаясь по чужой стране. Родина оказалась слишком далеко. В первый же год после побега он сумел наскрести денег, чтобы заплатить проводнику, который мог бы провести его в Реганду. Оказалось, однако, что пересечь горы – мало, нужно суметь пройти через всю воюющую страну на юго-запад; счастье, что не загребли его вербовщики, что проводник выждал три условленных дня и не ушел один. Саадан вернулся в Суну; нужно было снова зарабатывать – чтобы заплатить за место на корабле, а платить нужно было золотом. Чем только он ни жил… прибился однажды даже к труппе бродячих актеров, но скоро понял, что опасно это – слишком много глаз смотрят на площадях и улицах, и среди них могли оказаться маги, а не узнать своего может только полный идиот. Уходить было жаль. За четыре года это были единственные люди, для которых он стал своим. Пусть часто на обед у них была только черствая корка, но ее делили на всех. Пусть спать приходилось под открытым небом, но и там ему доставался равный со всеми клочок одеяла. Худенькая, остроносая Маэль даже поглядывала на него… а ему снились по ночам медные волосы; не ушел бы, наверное, от них, если б не эта горькая, почти ненужная память.
В одну нескончаемую вереницу слилось это все, и порой Саадан, оглядываясь назад, сам не помнил, что случилось сначала, а что потом. Как он задыхался в этой чужой стране, не смея даже назвать свое имя, как горбился, пряча глаза, чтобы случайно просверкнувшая в них ненависть не выдала. Как воровал, сгорая от стыда и жалости – чтобы не сдохнуть… он мог бы тысячу раз, без всякого обмана заработать, но это означало бы выдать себя – и не вернуться. Остаться здесь навсегда.
Если рассуждать здраво, он ведь мог бы и остаться. Что держало его в Инатте, в отрекшейся от него стране, на родине, бросившей умирать своего солдата? Родителей он не помнил. Гильдия? Они оставили его, наверное, сочтя мертвым… чушь, чушь, ведь маги одной Гильдии, связанные присягой, всегда чувствуют друг друга… как могли счесть его погибшим? Не захотели связываться?
Рыже-медные пряди, яркие зеленые глаза, порывистые движения и смех – вот что держало его здесь, на этом свете. Порой, когда до изумления доходила усталость, когда приходилось раз за разом зализывать раны, приходили мысли о том, что ведь это все можно прекратить. Способов уйти у мага не так много, но они есть. Воздух примет своего сына.
Держало одно – Тала…
И когда он узнал о ее свадьбе…
Можно сколько угодно говорить о том, что поворотным моментом в его жизни стал именно разговор в маленьком придорожном кабаке, а не это. Можно сколько угодно дурить голову самому себе да и ей тоже… вот только зачем?
Впрочем, если бы не случилось того разговора, то и этой, нынешней, встречи не случилось бы, наверное, тоже. Наверное, и его бы уже не было… Ведь тогда, той четвертой промозглой осенью, он впервые почувствовал, как начинает уходить Сила. От голодной ли жизни, от злости ли или от побоев – кто знает.
В этот грязный, неуютный, но многолюдный кабак, стоящий на перепутье, он забрел поздним вечером. Лил дождь, и Саадан вымок до нитки; надежды обсушиться в лесу не было – огниво он потерял, когда его били в деревне, а Силой сейчас не смог бы не то что костер разжечь под дождем, а даже прикурить. Ныла сломанная левая рука, виски сжимало обручем, кружилась голова и перед глазами все плыло. По большому счету, ничего страшного – отлежаться бы пару дней в тепле и тишине да отъесться, но кто ж ему даст?
Саадан уже тысячу раз ругал себя за то, что забрел в эти края – ведь предупреждали его, что жители Приморья не любят бродяг и чужаков. Нет, надеялся… надеялся, что может быть, сумеет заработать у рыбаков… а если повезет – наняться на шхуну, уходящую через залив, хоть матросом, хоть юнгой (хоть мальчиком на побегушках, думал он невесело, с такой-то рожей – заросшей да побитой). Про то, что сообщение с Инаттой прервано, знал, конечно, но ведь есть и контрабанда…
Капитаны, рыбаки, матросы смотрели на него как на полоумного и отмахивались – иди, мол, парень, откуда пришел, а то беду накличешь. Рыбакам помощь не нужна была – сами перебивались с хлеба на воду, потому что год выдался тяжелым – рыба ушла от берегов, и причины никто не знал, говорили – Водные колдуют. В здешних краях магам и всегда-то не доверяли, а после того, как в прошлом году гильдия Водных устроила здесь… они не могли даже рассказать – что, крестились испуганно. А рыба взяла и ушла. Совсем. Скудные, каменистые поля почти не давали урожая, и жители Приморья с давних пор привыкли надеяться на себя и на море. У них единственных в Суне сохранился еще жестокий обычай: если детей в голодные годы рождалось слишком много, их выносили из дому, клали в лодьи и пускали по течению. Морю в дар. Видно, шептались по деревням, и в этот год придется также – лето было дождливым, урожай скудный, значит, и торговать будет не с кем…
Словом, он понял, во что ввязался и хотел даже вернуться вглубь страны, на юг… Но надежда все еще теплилась, и день за днем он обходил деревни, ютящиеся на побережье, и отыскивал владельцев шхун, и раз за разом получал отказ.
Видно, местные оказались памятливы, потому что когда он во второй раз пришел в маленькую деревушку почти у самой границы, его встретили дубьем. Может, видели, как прошлой ночью он пытался унять ветер, чтобы хоть чуть-чуть согреться. А может, просто сочли чужака виновным во всех несчастьях. Вид у Саадана к тому времени стал тот еще – изодранная, тысячу раз латаная одежда, облепленная грязью, обветренное, испещренное отметинами и шрамами лицо, заросшее клочковатой светлой бородкой… и взгляд – затравленный, полный горечи и отчаяния. Такие же, как он, заросшие, бедно одетые мужики пошли на него с вилами, а худые, изможденные женщины толпились вокруг, выкрикивая грязные ругательства…
Сломанная тогда рука еще несколько лет после ныла к перемене погоды. Саадан каким-то чудом сумел сбежать и несколько дней отлеживался в лесу на куче палой листвы. Но потом зарядили дожди, и он понял – надо уходить. Возвращаться к столице… или переплывать залив самому, на украденной лодке, потому что – край. Невмоготу. Или – все-таки через Реганду.
Дождь моросил нудно и мерзко, когда вдали зачернела крыша постоялого двора, и Саадан обрадовался – будет где хотя бы согреться. У него оставалось несколько медяков – на них можно получить кусок хлеба и, если повезет и хозяин окажется не слишком жадным, миску горячей похлебки. Если б не рука, он нанялся бы рубить дрова или наносить воды, но сейчас… при одной мысли об этом он скривился. Неуклюже замотанная в лубок (спасибо Академии за те давние уроки целительства, без них было бы совсем плохо), перевязанная грязной тряпицей, она то и дело напоминала о себе ноющей, дергающей болью. Сращивать кости, как профессиональный целитель, молодой маг Воздуха так и не научился, хотя затягивать раны умел неплохо. Пришлось. В Башне у Огненных… хочешь жить – вспоминай, чему учили; там саднящие полосы от кнута, пузыри ожогов, вывихи суставов, сорванное от крика горло приходилось залечивать самому.
В кабаке – в этакую сырость – народу было не протолкнуться, и Саадан украдкой порадовался этому. В мутном от табачного дыма и пара от мокрой одежды воздухе почти не различить было лиц, а значит, никто не посмотрит пристально на бродягу в насквозь промокшей и грязной куртке – тут половина такие же оборванные. Гул голосов, звяканье кружек, хихиканье кабацких девок, отборная ругань рыбаков, пронзительный голос хозяина – все слилось в один неясный шум. Пахло соленой рыбой, потом и раскисшей кожей, дощатые, занозистые столы были обсижены людьми, как мухами.

[Нион]

Саадан украдкой озирался, сжимая здоровой рукой огромную, как бадью, кружку с дешевым пивом, пробирался между столов. Занято все, притулиться негде. У самой стены ему почудилось свободное пространство, и он торопливо протолкался туда, но нет – в темном углу, куда не достигал свет от камина, уже примостился за небольшим столиком человек, и на столе перед ним стояла наполовину пустая тарелка. Черт…
Впрочем, человек почти сразу же поднял голову, и пристальный его взгляд ох как не понравился Саадану. Попятившись, он пробормотал про себя:
- Извините…
И двинулся было назад, но человек, проглотив кусок, окликнул его:
- Молодой человек… присаживайтесь, здесь свободно.
И для убедительности похлопал ладонью по дощатой поверхности.
Больше всего Саадану хотелось уйти, раствориться в темноте снаружи. Нутром, звериным чутьем привыкшего к осторожности он ощутил: опасно. Но так ныла рука, так сводило желудок от голода, а ноги – от усталости… а может, это твердый взгляд смоляно-черных глаз пригвоздил его к месту, но только юноша шагнул вперед и устало опустился на скамью.
Незнакомец усмехнулся, кинув взгляд на его бадью, чуть приподнял свою:
- Ваше здоровье. Не стесняйтесь, юноша… нынче у хозяина запарка, так что, сами видите, мест свободных мало.
К ним протолкалась сквозь толпу молоденькая служанка.
- Чего изволите, господин?
Обращалась она явно не к Саадану, и тот промолчал, искоса разглядывая девушку. Рыжие ее волосы и веселые глаза так напомнили Талу, что судорога сдавила сердце.
Незнакомец опять усмехнулся, окидывая его взглядом, чуть помедлил, потом проговорил небрежно:
- Мне – еще пива. А молодому человеку – ужин и горячего вина со специями, и побыстрее.
Саадан поперхнулся пивом и собрался было встать, но человек дернул в полуулыбке уголками губ и негромко бросил:
- Да вы сидите, сидите… Сейчас ужин принесут.
И добавил так же небрежно:
- Вам, юноша, вероятно, показалось, что вы ослышались? Не беспокойтесь.
- Но…
- Считайте, что мне просто захотелось сегодня угостить вас ужином. Я еду издалека и соскучился по приятному обществу, а в здешнем глухоманье приятного собеседника днем с огнем не сыщешь. А поскольку я не привык оказываться в долгу, то все просто – считайте, что на сегодняшний вечер я купил ваше общество. Вас устраивает такая сделка?
- Вы считаете ее равноценной? – поинтересовался Саадан, к которому вернулся, наконец, дар речи.
- А почему нет? – пожал плечами незнакомец и чуть подался вперед, небрежно скрестив кончики длинных, тонких пальцев. – Я вам – ужин и вино, а вы голодны, я это увидел сразу. Вы мне – беседу, умные мысли, чтобы развеять скуку и убить время. Вас это не устраивает?
Саадан рассмеялся.
- Откуда вы взяли, что я могу выдать вам хоть какую-то умную мысль, кроме цен на рыбу и своего мнения про погоду?
- Ну, молодой человек, - усмехнулся незнакомец, - я был бы полным идиотом, если б не отличил рыбака от человека, получившего образование… тем более - мага, - последнее слово он произнес, понижая голос и выделяя его.
Саадан все-таки опрокинул свою кружку, и бурая жидкость разлилась по столу. Ничуть не смутившись, незнакомец хлопнул в ладони – служаночка подскочила почти мгновенно. Видимо, его в этом трактире хорошо знали и считали за лучшее выполнять приказы сразу, не дожидаясь… неприятностей. А может, платил этот странный человек более чем щедро.
Дождавшись, пока девушка уйдет, оставив вместо лужи тарелку с чем-то вкусно пахнущим, огромный ломоть хлеба и большой стакан с горячим вином, собеседник придвинул это к Саадану.
- Ешьте, юноша, а после поговорим… И не бойтесь – ни отравы, ни сонного зелья здесь нет, хозяину я доверяю. Кухня у него, правда, оставляет желать лучшего, но то, что он не состоит на службе ни у одной из Гильдий магов, ни у властей, я вам гарантирую.
Саадан еще несколько секунд смотрел на него. А потом махнул рукой и взялся за ложку. Ему было уже почти все равно…
Странно, он так давно ел как придется, на ходу и урывками, что почти забыл, как это – за столом, не хватать еду руками, а есть ножом и вилкой, пить не из ладони, а из кружки, не подбирать каждую крошку с колен… Впрочем, крошки Саадан и без того старался не ронять. Внезапно ему стало вдруг стыдно за свою торопливость и жадность, и он заставил себя есть медленнее и аккуратнее, не глотать непрожеванные куски на ходу, не утираться рукавом. Незнакомец смотрел на него молча и иногда кивал в такт каким-то своим мыслям.
- Да, - негромко проговорил он, когда Саадан отодвинул пустую тарелку. – Воспитание не пропьешь. Вы, вероятно, удивляетесь, как я вас опознал, юноша. А все просто. Вы среди них, - он мотнул головой назад, - даже в этом маскараде выделяетесь…
Саадан глотнул горячего вина. Приятное ощущение сытости слегка пригладило взъерошенную щетину на затылке, и даже рука, кажется, стала болеть меньше. Голова кружилась по-прежнему сильно, клонило в сон. «Не опьянеть бы», - мелькнула мысль.
- Кстати, давайте все-таки познакомимся. Я, конечно, не спрашиваю вашего настоящего имени, да и вам скажу лишь прозвище, но все-таки неудобно целый вечер обращаться друг к другу «милейший» или «юноша», не так ли? Можете называть меня Нетар. А вас как прикажете величать?
Саадан растерялся. Назвать настоящее имя было бы безумием, а прозвищ у него не водилось. Не скажешь ведь – «оборванец», или «щенок», или еще чего похуже…
Нетар пришел ему на выручку.
- Если вам все равно, я буду звать вас Зимородок. Вы чем-то похожи на эту птицу… а у меня к ним слабость. Согласны?
Саадан кивнул. Не все ли равно.
- Ну-с, господин Зимородок, о чем вы предпочитаете беседовать? О литературе, музыке, искусстве? О фехтовальном деле, о кузнечном, ювелирном? Или все-таки, - он опять понизил голос, - о магии?
- С чего вы взяли, - спокойно спросил Саадан, - что я разбираюсь в магии?
И понял, каким глупым был его вопрос. Маги – любых стихий – чувствуют и видят друг друга так же отчетливо, как собаки видят собак. А уж не распознать своего не смог бы даже полный кретин. Оттого он и обходил все эти годы стороной крупные города и столицу. Там его могли увидеть. Узнать…
Нетар чуть улыбнулся.
- Хотя бы с того, что от вашей руки за версту тянет самодеятельностью. Сами сращивали?
Саадан опять поперхнулся.
- Не так уж и плохо, кстати. Но если позволите, я бы вам помог. Не бойтесь, я разбираюсь в целительстве, в Академии, - он опять чуть понизил голос, выделяя это слово, - нам читали курс боевой медицины. Правда, было это давно, но с тех пор мне приходилось применять знания на практике.
Саадану казалось, что все это ему приснилось. Академия? Это было так далеко, что казалось неправдой…
- Сильно болит? – спросил сочувственно Нетар. – Перелом, если не ошибаюсь?
Саадан кивнул.
- Можно подняться наверх, там спокойнее и тише, а потом или вернуться сюда, или поговорить там – все равно ночевать. Но если боитесь…
- Не в том дело. Просто я не собираюсь здесь ночевать.
Нетар приподнял бровь:
- Вы же не собираетесь продолжать путь по такой погоде?
Саадан пожал плечами. Признаваться, что у него не было денег заплатить за комнату, он не хотел.
- Честно сказать, не знаю. Мне все равно…
- Ладно. Тогда мы пока посидим здесь – благо, вина хватает, а там, если вы все-таки не откажетесь от моей помощи, - поднимемся наверх. Согласны?
- Это тоже входит в оплату беседы? – поинтересовался Саадан, пристально глядя на Нетара.
Тот засмеялся
- Вас что-то смущает?
- Неравноценная услуга получается, - подумав, сообщил Саадан.
- Но ведь вы же не остаетесь внакладе? – с тем же веселым любопытством смотрел на него Нетар. Потом посерьезнел. – Я понимаю, что вас беспокоит, господин Зимородок. Вы давно не верите в людское бескорыстие… и, наверное, у вас есть для этого основания, да? - он кивнул на перемотанную руку. – Но в моем случае… вы вправе мне не верить, конечно, и все же – я от души. И не так уж бескорыстно, кстати. Вряд ли из вас получится приятный собеседник, если вы будете страдать от боли, так?
Против воли Саадан усмехнулся.
- Ну вот. А я привык за свои деньги получать товар высшего качества. Скажете – отдает купеческим духом?
Помедлив, Саадан кивнул. Рука ныла все сильнее.
- В какой-то степени, - задумчиво проговорил Нетар, - я и есть купец. Только торгую я… не совсем товаром. Вернее, товар у меня не совсем купеческий, не, так сказать, широкого потребления. Оттого купцом назвать меня можно лишь с большой натяжкой.
- Вопрос будет грубым, но просится на язык, - засмеялся Саадан. – Кто же вы, в таком случае?
Нетар улыбнулся еще шире, погрозил ему пальцем.
- Нарушение тайны, молодой человек, не так ли? Впрочем, не стану вас мучить, кое-что скажу, тем более, не такой уж это секрет. Я – торговец… как бы это выразиться… редкими ценностями. Книгами, старинными рецептами зелий, прабабушкиными наговорами, которые собираю по деревням… ну, что еще… реликвии семейные - если попадаются. Безделушками дамскими, если уж очень старинные и очень ценные, но вообще я этот товар беру неохотно – капризов и сложностей больно уж много. Дамы – народ привередливый и непостоянный, а среди моих заказчиков – люди очень серьезные, они точность любят.
- Насчет дам я, пожалуй, с вами соглашусь, - подумав, заметил Саадан.
- Вы так говорите, - засмеялся Нетар, - точно уже успели разувериться в женской верности. Что – неудачная любовь?
- Это не ваше дело, - тяжело проговорил Саадан, мрачнея. В душном зале снова полоснул по сердцу ледяной клинок – Тала… где она, что с ней теперь?
- Простите, - примирительно поднял ладони Нетар. – Это и вправду не мое дело. И в знак раскаяния примите от меня… что вам заказать еще?
- Спасибо, - так же тяжело ответил Саадан. – Извинения приняты, подтверждения не требуется.
- Ну, в таком случае, молодой человек, я оставлю вам часть своих бинтов и обезболивающее зелье. Оно вам еще пригодится, и не спорьте. Кстати, предвижу вопрос ваш: если я не маг, то как увидел вас, не так ли?
- Да, - признался Саадан, - вы угадали.

[Нион]

Ему и вправду было очень интересно, и именно этот интерес тревожным червячком глодал его все это время. Сам он, как ни приглядывался, не мог увидеть ничего такого за обликом скромного, не молодого уже человека в поношенной одежде. Тем не менее, чувство – шестое ли, десятое – Бог весть – явственно твердило: не так. Не то. Он не тот, за кого выдает себя.
И в то же время – Саадан готов был поклясться Стихией – этот человек не был магом. Как же тогда он смог увидеть его?
- Я отвечу, - заверил Нетар, - но прежде позвольте встречный вопрос. Скажите, господин Зимородок, каким меня видите вы?
- Мне сложно ответить, но… вы не маг, это явно. Хотя… наверное, и не простой человек… - осторожно ответил он.
- Хорошо, - Нетар прямо-таки засиял. – Умница. А в чем именно – не простой?
Саадан подумал.
- Сложно ответить. Это из мелочей – вы не так держите руки, не тот поворот головы, порой в интонациях… что-то нездешнее. Может быть, это оттого, что вы иностранец, может, отчего еще, но…
Нетар довольно хохотнул. Потом чуть напрягся, еле заметно пошевелил пальцами.
- А так?
Саадан ошалело замигал. Вроде ничего не изменилось – но словно пелену сдернули с глаз. Перед ним сидел все тот же неприметной внешности человек – но Сила его, яркая, чистая стихия Воздуха – сияла голубовато-серебристым ореолом.
- Как… как вы это делаете? – вырвалось у него.
Маг довольно улыбнулся.
- Всему свое время, юноша… если, конечно, мы продолжим знакомство. Это я так интригую, вы поняли, да? Но речь не только обо мне, а… вы, кстати, не из Суны, господин Зимородок. Я угадал?
- Акцент заметен?
Акцент проскакивал у него довольно часто, особенно в минуты волнения или сильной радости. Одежда выдать не могла, и светлые волосы в этой стране встречались, но акцент… Хотя кому какое дело, после войны множество пленных, отпущенных на свободу, но не сумевших заработать на дорогу домой, осели здесь, и мало кого мог удивить горский или восточный говор в столице или наоборот – непривычная протяжная речь равнин в горных селениях.
- Не только, не только. Но речь не о том. И не надо быть провидцем, чтобы понять, что вы в весьма затруднительном положении, господин Зимородок. Я прав?
Наступила пауза.
Да уж, что скрывать, у него на лице все написано, прямо-таки крупными буквами, на лбу – бродяга.
- Да…
- Вообще говоря, странно, - мягко заметил Нетар. – Сейчас работы для магов хоть отбавляй, Гильдии с руками и ногами отрывают всех, кто хоть что-то умеет. Не может быть, чтобы вы были вовсе уж ни на что не способны... воевавший маг, сохранивший прежние умения – а ваша Сила сияет так, что фонаря не надо, - и ни на что не годится? Вы не пробовали обращаться в Гильдию?
Вот тут Саадан напрягся. Ответить «нет» - возникнет вопрос «почему?», а на него отвечать… мало не покажется. Ответить «да» - а что ж ты сидишь тут, мил друг, без гроша в кармане?
- Впрочем, это опять нарушение тайны, - опять засмеялся Нетар. – Но в целом, вы мне подходите.
- Я вам… что? – не понял юноша.
- Видите ли, - Нетар уселся поудобнее, отхлебнул пива. – Я торговец не только ценностями и книгами. Иногда я приторговываю людьми. Такими, как вы, - теми, кому некуда идти. Буду откровенен с вами – я действительно их продаю, и действительно за деньги. Но, - он поднял палец, - только, конечно, с их согласия, по доброй воле и даже по договору, все чин чином. Если вас это успокоит…
- И что… - ознобом свело губы, - много желающих?
- Ну, много не много, а находятся. Так что, молодой человек, вы не хотите быть проданным?
- Нет, - твердо ответил Саадан.
- И даже не поинтересуетесь, кому и зачем я хочу вас продать?
- Мне это безразлично.
- Правда? А если поторговаться? Чего вы хотите взамен?
- Того, что я хочу, вы дать мне не сможете.
- Что же это? Богатство? Любимую женщину? Положение в Гильдии?
Саадан помедлил.
- Мне нужно вернуться домой.
- Всего-то? – рассмеялся Нетар. – А я-то думал…
- Вы даже не спросите, откуда я…
- А это неважно. Я могу перебросить вас в любую точку мира, куда захотите. Для этого мне даже не нужен атлас. Только нужно ли вам это?
- Да! – вырвалось у него.
- Нужно ли вам это? – повторил Нетар. – Что даст вам сейчас возвращение домой? Уж совершенно точно не почет и славу. Судя по тому, что вы здесь, вы попали в плен. Как на вашей родине относятся к тем, кто был в плену? Не сочтут ли вас предателем, изменником? Кто знает. У вас, наверное, были родители – вы уверены, что они живы? За эти пять лет произойти могло многое. У вас была девушка – дождалась ли она вас? Ведь вас, наверное, сочли убитым и вполне могли известить ее. Кто знает…
- Замолчите! – крикнул Саадан, срывая голос.
На них оглядывались.
- Без истерик, молодой человек, - тихо и жестко сказал Нетар. – Возможно, вы и сами говорите себе это каждый день. Повторяю – вы правда хотите вернуться? Вы, молодой маг, наверняка не без таланта – раз выжили в войну, значит, на что-то годны, верно? Вы можете добиться многого, очень многого. Нужно только знать, где и как…
- Я приносил присягу, - едва слышно сказал Саадан. – Вы не первый, кто предлагает мне ее нарушить. И отвечу так же, как и многим до вас: идите вы к черту, Нетар. Я не продаюсь.
Он поднялся, пинком отшвырнув стул.
- Сядьте! – Нетар даже не пошевелился, лишь слегка повел рукой, но…
Ледяная, неумолимая сила сковала по рукам и ногам, вяжущей болью растеклась по внутренностям. Саадан согнулся и застонал, стараясь удержаться на ногах…
… но глухое бешенство, копившееся внутри все эти годы, внезапно прорвалось наружу – так вода во время наводнения смывает плотину, срывает заслоны и с глухим ревом устремляется по руслу – Саадан коротко, без размаха, ударил Силой. Как мечтал он ударить вот так в Башне – да только те, кто добивался от него согласия, прекрасно знали, как нужно обращаться с магами. Но теперь – о, как подчиняется Стихия! – он с наслаждением чувствовал, как послушные ему воздушные потоки размывают пространство, почти видел, как порыв ветра сносит к черту все эти грязные столы, проносится над головами рыбаков – он не хотел им смерти! – сбивает с ног того, кто…
А там – стена. Ледяная, спокойная, прочная. Ударила боль. Разом кончились силы, стон прорвался наружу. Саадан зашатался…
Потом пришло беспамятство.