Вернуться   Форум - Мир Любви и Романтики > О Любви > О Любви в прозе

Ответ
 
Опции темы Опции просмотра
Старый 09.01.2009, 14:39   #41
Признанный
 
Регистрация: 15.06.2008
Сообщений: 182
Сказал(а) спасибо: 1
Поблагодарили 381 раз(а) в 150 сообщениях
Репутация: 424
Получено наград:
По умолчанию

* * *

Видимо, Регда все-таки знала дорогу. Или лес ей помогал – к этому совсем уж нелепому, сказочному какому-то выводу Дайран пришел поневоле где-то на седьмой (или восьмой? он потерял счет времени) день пути. Как-то так получилось, что теперь лошадьми правил хоть и он, но по указке своей пленницы. Еще в самом начале их путешествия он пытался игнорировать негромкие указания девушки по части дороги и поплатился за то – они въехали прямо колесами в колдобину, и если б не нашлось рядом достаточного количества валежника, так там и оставили бы свое транспортное средство. Дайран мысленно проклял тот час, когда не послушался негромкого совета повернуть направо и пустил лошадей прямо – там дорога была вроде бы получше. Совпадение, уговаривал он себя после, но, не желая больше таких совпадений в будущем (еще бы, повозись-ка с проклятой колдобиной почти полночи, матеря на все корки раскисшую грязь; а помочь некому, пленница хоть вроде и крепка на вид, а все же девушка, да и помощник из нее, со скованными-то руками…), уже послушно правил лошадьми так, как этого просила Регда.
Тропка, по которой они ехали, становилась все уже и уже, змеилась и терялась в высокой траве, которая путалась под колесами кареты. Несколько раз пропадала совсем. Бывало, что Регда просила остановить, выглядывала в окно и коротко говорила: сверни направо, или там налево, или бывало вовсе – поворачивай обратно. Бывало, девушка выходила из кареты, долго-долго кружила вокруг, подходила к деревьям и молча стояла рядом с ними. Дайран не понимал ничегошеньки, но поневоле признавал: пока что они еще ни разу не застряли ни в какой канаве, не свалились с обрыва или в яму, и по дороге находилось достаточно корма для лошадей и худо-бедно пропитания для них самих. Дожди, кстати, прекратились, и потому тропка, стелившаяся под колеса, сделалась вполне себе для этого пригодной. И за всю неделю пути они так ни разу никого не встретили: ни запаха дыма от жилья, ни каких-то следов человека – ничего.
- Ты меня не к лешему ли в гости ведешь? – как-то спросил Дайран. Регда усмехнулась и не ответила.
А потом небо затянула уже знакомая серая хмарь, и все чаще они останавливались, Регда подолгу кружила по полянам, то и дело просила повернуть назад, и Дайран в конце концов разозлился. От холода он почти совсем не спал в ту ночь, несмотря на разожженный костер, мрачные мысли донимали, и даже скопившаяся усталость не могла нагнать сон, а может, как раз она-то и не давала провалиться в хотя бы недолгое забытье. На следующий день он откровенно клевал носом на козлах и на очередной (который по счету?) совет повернуть рассвирепел:
- Слушай, ты куда едешь, а? – не выдержал Дайран. – И кто кого везет? Если знаешь дорогу, так и скажи сразу. Если нет – не морочь мне голову.
Выглянувшая из кареты Регда внимательно посмотрела на него и пожала плечами:
- Как хочешь…
Муторно стало Дайрану, но зол он был до того, что и не подумал как-то исправить ситуацию. В самом деле, все эти указания его порядком разозлили. И конца-края дороге не виделось, и хмарь серая действовала на нервы, и хотелось послать все далеко и лесом. Нет, не лесом – буреломом. Чтобы уж надежно.
Еще какое-то время они ехали молча, и только лошади шли все неохотнее. Дайрану не хотелось задумываться, отчего именно. В воздухе – сначала едва различимо, затем все более явственно – прорезался странный сладковато-приторный запах.
Дело клонилось к вечеру, когда под колесами снова захлюпало и зачавкало. Дайран не обратил бы внимания, если бы лошади не встали вдруг, захрапев, и все его настойчивые понукания не заставили их тронуться с места.
Дайран спрыгнул с козел на землю… и охнув от неожиданности, едва удержался на ногах. Земли не было. Была вязкая масса, в которой тонули колеса, из которой с трудом выдергивались ступни, масса эта то и дело норовила стянуть с ног сапоги и, казалось, залезала все выше и выше. И… она была живая. И пахла – мерзко, сладковато и отвратительно. Где-то что-то едва слышно не то ухало, не то булькало, не то чавкало.
Похолодев, Дайран тут же припомнил все слышанные им страшные рассказы о северных «живых болотах», в которых, случалось, пропадали люди. Если судить по этим рассказам, болота эти были не просто болотами, а живыми ямами земли, которые дьявол когда-то давно – тысячи? десятки тысяч лет назад? – создал на этой планете в отместку Богу и населил эти ямы зловонной массой, пожиравшей случайных путников.
Он бросился к карете, с трудом выдирая ноги из грязи, распахнул дверь. Регда безмятежно спала, привалившись головой к спинке сиденья, закутавшись в плащ. Лицо ее было спокойным, на губах плавала слабая улыбка, так что Дайрану на мгновение жаль стало будить ее. Но левая нога вдруг, чавкнув, ушла едва не по щиколотку, и Дайран схватил пленницу за плечи и закричал:
- Вставай! Регда, вставай, слышишь?
Резко, словно и не спала, выпрямилась девушка, и по мгновенно построжевшему лицу ее Дайран увидел, что она все поняла.
Оттолкнув его руки, Регда выскочила из кареты и, легко вытягивая ноги из грязи, кинулась к упряжке.
- Режь! - закричала она. – Лошади!
Дайран понял, выхватил нож, принялся яростно пилить постромки. Регда удерживала дико ржавших лошадей, все глубже уходивших копытами в вязкую муть, что-то тихо им говорила.
Вокруг ухало и чавкало уже совершенно явственно. Справа от Дайрана вспучился и лопнул зловонный пузырь.
- Скорее! - крикнула Регда. – Скорее!
Они схватили под уздцы освобожденных лошадей и принялись вытягивать их из грязи. От сладковатого запаха все сильнее кружилась голова. Лошади, почуявшие спасение, изо всех сил помогали им, но то и дело шарахались от новых и новых пузырей, вспыхивавших то справа, то слева. Один такой пузырь лопнул прямо под копытами лошади Дайрана, бедное животное вскрикнуло совершенно человеческим голосом, Дайран яростно рванул обрывок сыромятного ремня – и тот лопнул. Лошадь ушла под землю в мгновение почти под брюхо, и Дайран едва успел отпрянуть и не попасть в яму сам. От ударившей в нос густой вони его едва не вывернуло наизнанку, и в глазах потемнело.
Но конь Регды вырвался, наконец, и девушка вскочила ему на спину и, с ловкостью опытной наездницы, склонилась, протянув скованные руки к Дайрану:
- Давай!
Дайран и сам не помнил, как он сумел взгромоздиться рядом. Дальше все было словно в полудреме. Мир заскрипел под пальцами, словно мыльный пузырь, и стал разваливаться на куски. У Дайрана еще хватало сил удерживаться на крупе коня, но все остальное он помнил плохо: как Регда изо всех сил колотила ногами измученную животину, как конь, храпя, приседая под двойной тяжестью, несся прочь, как девушка что-то кричала ему. А потом и вовсе наступила темнота.
Дайран очнулся от обжигающе ледяного потока, льющегося за шиворот. Он вздрогнул, замычал что-то невнятно, замотал головой. И ничего не увидел, услышал лишь странный шум. И только спустя пару секунд понял, что кругом совершенно темно, что кто-то положил его на землю и аккуратно макает лицом в ледяной ручей, и именно этот ручей как раз и шумит под вывороченными корнями огромного дерева.
- Ну, как? Живой? – встревожено спросил рядом знакомый тонкий голос.
- Ты… чего? – выговорил Дайран. – Пусти меня, я сам.
Регда послушно выпустила его, Дайран попытался подняться, и даже сел, поматывая головой. Но к горлу подкатила дурнота, и он самым неподобающим образом вновь скорчился над ручьем. Потом продышался, сел снова. Охнул.
- Водички попей, - сказала Регда в темноте.
- Уф… - сказал Дайран. – Да.
- Чего да? – тихонько засмеялась Регда. – Жив?
- Ага, - пробормотал Дайран и застучал зубами. – Холодно…
- Ты идти-то можешь? – спросила Регда.
- А надо? – спросил Дайран. Мысль о том, чтобы куда-то идти, когда ноги подгибаются и в голове звенит, вгоняла его в дурноту.
- Надо, - вздохнула девушка где-то рядом.
Глаза Дайрана понемногу привыкали к темноте, он различал уже кроны деревьев, россыпь звезд на небе, темный силуэт шумно дышащего рядом коня, фигуру пленницы, слышал негромкий звон ее кандалов.
- Надо, - повторила Регда. – Чем дальше уйдем, тем лучше. Зверей здесь не водится, огонь можно не разводить, но уйти подальше нужно. Иначе от запаха и я свалюсь тоже, а ты дороги не знаешь, не выведешь. Если тебе совсем плохо, садись верхом.
Мысль о том, что какая-то девчонка будет крепче его, офицера, придала Дайрану сил. Правда, было бы чего придавать – сил этих осталось ровно столько, чтобы передвигать ноги, не терять из виду силуэт спутницы и стараться держать равновесие. Все вопросы Дайран решил оставить до утра. Он просто тупо считал шаги, старался не закрывать глаза и ни о чем не думал. А когда над черное небо над головой начало сереть, и тропа под ногами снова покрылась травой, Регда остановилась и тихо сказала:
- Привал…
И вот тогда они просто упали на размокшую землю и заснули мертвецки.
Нион вне форума   Ответить с цитированием
Пользователь сказал cпасибо:
Nanimirini (30.12.2010)
Старый 09.01.2009, 14:40   #42
Признанный
 
Регистрация: 15.06.2008
Сообщений: 182
Сказал(а) спасибо: 1
Поблагодарили 381 раз(а) в 150 сообщениях
Репутация: 424
Получено наград:
По умолчанию

Потом они хохотали, глядя на друг друга, перемазанных «до степени полосатости», как выражалась когда-то бабушка Дайрана, и разожгли костер, и даже попытались умыться в луже, но добились лишь того, что грязь пошла на них разводами. Потом оттирали травой перепачканные пальцы, жевали какие-то корешки, найденные Регдой, жарили на прутьях два огромных подберезовика и жевали их с наслаждением, и снова хохотали. А потом вдруг разом замолчали и рядом откинулись в траву.
- Слушай… - тихо спросил Дайран. – Что это было?
Регда ответила не сразу.
- Живое болото, да? – спросил снова Дайран.
- Да, - неохотно откликнулась она. – Если б мы заехали еще на полметра дальше, не выбрались бы.
«Мы», - резануло Дайрана. Она ни в чем не винит его?
- Лошадям спасибо скажи, - так же тихо продолжала Регда. – Если б не они… И Карьку жалко. Не выбралась.
- Прости меня, - после невыносимо долгого молчания сказал Дайран.
Регда качнула головой.
- Ладно… Я и сама хороша, уснула, как дура последняя.
Когда-нибудь после она признается ему, как сильно разозлилась тогда, как устала и решила: будь что будет. В тот невыносимо долгий хмурый день ей не хотелось жить, и тоска навалилась такая, что хоть топись. Что она, собственно, едва и не получила в буквальном смысле. Регда чувствовала приближение живых болот и все пыталась отыскать дорогу в объезд, а лес водил их, водил; вернее, не лес даже, а злая воля болот, которые чуяли свою жертву на несколько километров округ. Оттого-то и ускользала от них дорога весь предыдущий день, оттого и тоска наваливалась, и Дайран злился не по своей воле, сам не понимая этого. Быть может, не засни Регда, они бы все-таки сумели выбраться, обогнуть болота по восточной границе, но девушку сморило, потому что в ту ночь она не спала тоже, и стало ей резко все равно. А когда Дайран рванул ее за руку, когда, дико храпя, забились в грязи обреченные кони, вдруг страшно, до животного визга, захотелось жить, и она кинулась на помощь, сама едва понимая, что делает. Если б не лошади – лежать бы им на дне болота…
А потом, стащив с коня уже ничего не помнящего Дайрана, Регда совершенно четко осознала, что судьбы их – ее и этого вот офицера – связаны друг с другом такой веревкой, что пропади один – конец наступит и другому. В обе стороны. И она растирала ему руки, била по щекам, не замечая ливнем бегущих слез, и задыхалась от боли и от холода, и дрожала от жалости, такими же тисками сжимавшей сердце. Уже не надеясь, что он очнется, Регда доволокла его до ручья и уронила в ледяную воду. И когда поняла – жив, от облегчения едва сама не потеряла сознания.
Но это – потом, потом, да и полно, признается ли она вовсе или предпочтет промолчать, потому что признаться будет значить не просто рассказать, а еще и многое другое…
А пока они решили устроить дневку. Выбрали хорошую полянку у ручья: здесь, вдали от болот, жизнь лесная кипела вовсю, как и полагается летом, и даже солнце проглянуло из-за облаков. Несчастного коня, которому так досталось накануне, стреножили и оставили пастись вволю. Теперь у них не было ни вещей, ни крыши, под которой можно переночевать – пусть даже это всего лишь крыша кареты. Но, очутившись рядом со смертью, на все эти мелочи вдруг перестаешь обращать внимание. Вот только бы помыться да одежду выстирать, но даже переодеться им было не во что.
Дайран добросовестно пытался отчистить перепачканный свой мундир и сапоги, на штаны решил махнуть рукой, а плащ он той ночью потерял. Одежда Регды тоже изрядно пострадала - подол юбки вымок в грязи почти по колено, рукава рубашки – по локоть, а безрукавка, за исключением нескольких пятен, так и осталась в прежнем виде. Но нижнюю юбку она все-таки выстирала и сама искупалась; ключ от ее кандалов Дайран носил с собой, в кармане мундира, и потому не потерял его со всем прочим имуществом. Почесав в затылке, он таки снял с пленницы кандалы и даже отвернулся, когда она, поколебавшись под его пристальным взглядом, стала расшнуровывать ворот безрукавки. Но все то время, пока от ручья доносился плеск воды и восторженные оханья, он стоял хоть и спиной к воде, но рядом, на расстоянии двух шагов. И лишь услышав благодарное: «Все…», обернулся. А вот мазь, бинты и все остальное добросовестно утонуло вместе с каретой. «Разве что нижняя юбка в дело сгодится», - пошутила невесело Регда и добавила: «Надеюсь, не понадобится».
Покончив с мытьем, развесив по веткам мокрую одежду, Дайран разжег костер. Регда лежала на куче сухого лапника и смотрела вверх. Тучи разошлись, небо очистилось и стало высоким и светлым, почти осенним уже, но ясным и очень спокойным. Где-то в вышине плыли маленькие белые облака. Лицо девушки, смотрящей на них, было таким же спокойным и умиротворенным. Потом она прикрыла глаза и, кажется, задремала.
Дайран сидел у костра, смотрел на нее и ломал сухие сучья. Долго смотрел. Вспомнилось ему, как они с Элис ездили на охоту. Куча «золотой молодежи», высокие звуки рогов, лай собак… а ему так хотелось отстать от всех, увезти Элис подальше от этого гама, остаться с ней наедине на маленькой полянке. И даже стога сена рядом не надо – лишь бы смотреть, смотреть на нее, на высокое золото ее прически, на тонкие изящные пальцы, на насмешливый изгиб губ, просто смотреть, задыхаясь от восторга. А она, словно понимая его желание, поддразнивала – заливисто смеялась, запрокинув голову, капризно изогнув уголок рта, обращалась к скачущему с ней рядом герцогу Энгринскому… вот бы на кого смотреть ему, дураку, вот бы что заметить. Словно воочию услышал Дайран гомон и шум той давней охоты и тряхнул головой – но здесь было тихо, только ручей шелестел неподалеку да еле слышно было сонное дыхание девушки. Дайран смотрел на бледное и строгое лицо ее, и постепенно эти резкие черты проступали сквозь черты Элис, и лицо бывшей его невесты, которую он сначала любил, а потом ненавидел, расплывалось, таяло, уходило, словно вода сквозь пальцы. Они ни капли не были похожи – надменная аристократка Юга и худенькая, растрепанная северянка. И почему-то от осознания этого ему стало легче.
- Дурак, - сказал он вслух и лег у костра. И уснул.
Снилось ему лето, охота снилась, только почему-то вместо Элис рядом скакала Регда, и их с Дайраном руки сковывала золотая цепочка. Регда смеялась и что-то кричала ему, растрепанные ее темные волосы хлестали его по лицу. А потом он резко остановил лошадей и, схватив девушку за руку, притянул к себе…
Когда Дайран открыл глаза, солнце клонилось к закату. Регда возилась у костра.
- Проснулся? – спросила она, не оборачиваясь. Дайран вздрогнул. Так когда-то говорила ему по утрам мать – не глядя, могла определить, спит он или нет.
- Наверное, уже да, - хрипло спросонья ответил он.
- Есть хочешь?
- Не то слово, - сразу мрачнея, проворчал Дайран. – Только еды-то все равно нет.
- Есть немножко… Там в костре печеные яблоки, и еще вон ягод немножко...
Дайран с хрустом потянулся.
- Врешь ты все! – зевая, сообщил он.
Регда непонимающе посмотрела на него, а Дайран добавил, вставая:
- Врешь ты, что не колдунья. Вот яблоки же наколдовала. Как тебе после этого верить? А вдруг ты сейчас еще кусок хлеба с мясом наколдуешь?
Регда засмеялась.
- По части мяса – это ваша забота, господин офицер. Вот уж охотиться я не умею. Силки поставить, конечно, могу, но…
Очутившийся рядом Дайран осторожно положил ей на губы перепачканные золой пальцы. И шепотом сказал:
- Спасибо…
Нион вне форума   Ответить с цитированием
Пользователь сказал cпасибо:
Nanimirini (30.12.2010)
Старый 09.01.2009, 14:41   #43
Признанный
 
Регистрация: 15.06.2008
Сообщений: 182
Сказал(а) спасибо: 1
Поблагодарили 381 раз(а) в 150 сообщениях
Репутация: 424
Получено наград:
По умолчанию

* * *

Вечер выдался очень теплый. Кажется, август и в самом деле вспомнил, что он все-таки август, а не октябрь какой. Дайран и Регда сидели рядышком у костра и смотрели в огонь. И молчали.
Регда задумчиво покачивала цепь кандалов и смотрела на пляшущие на металле отблески пламени. Волосы ее в свете костра отливали рыжим. Дайран нанизывал на прутики собранные днем грибы. Хорошо было молчать. Желудок сводило от голода, но не это было главным. Почему-то вдруг поверилось, что все закончится хорошо. У них не было еды, они совершенно не знали, что будет завтра и выберутся ли они из леса, но все эти заботы отодвинулись. Весь этот высокий, наполненный запахом яблок день казался выпавшим из жизни прошлой и будущей, и даже то, что он закончился, не было горьким. Просто – все будет хорошо…
- Когда я была маленькая, - вдруг сказала Регда, - мы часто пили чай летом на веранде. У нас вокруг дома шла деревянная веранда без окон… там стоял огромный деревянный стол, и на нем – керосиновая лампа. А вокруг лампы – бабочки. И варенье малиновое… - она украдкой вздохнула.
- Наверное, у тебя мать красивая, - проговорил Дайран.
Девушка с недоумением посмотрела на него.
- Почему?
- Ну… обычно дочери на матерей похожи. А ты красивая, - добавил он просто.
- Нет, - покачала головой Регда. – Я на отца… У нас в роду все девочки на отцов похожи.
- Говорят, это к счастью, - осторожно заметил Дайран.
Регда горько усмехнулась и ничего не ответила.
- А мы жили у моря, - заговорил Дайран. – Помню, каждое утро я выбегал на крыльцо, а море – вот оно, совсем рядом. Большое. Я обычно спал раздетым, а утром с этой стороны дома никого не было, все были заняты хозяйством, вот я и выскакивал, в чем мать родила. И сразу – в воду. – Он усмехнулся. – Один раз наткнулся на служанку молоденькую, она визг подняла. Мне потом от мамы попало. Негоже, мол…
- У моря, - задумчиво проговорила Регда. – И долго вы там жили?
- Мне было восемь, когда отца перевели в столицу.
- Твой отец – военный?
- Да, - откликнулся Дайран. – У нас в роду все старшие сыновья принимали присягу. Уже восемь поколений. А я – не только старший, но и единственный, так что мне выбирать не приходилось. Да вот, не оправдал… - Он опять усмехнулся. – Обормот…
- Почему? – удивилась Регда.
Он ответил не сразу. Сам себе удивился – откровенничать с этой, чужой, в общем-то, девушкой, когда даже матери не сказал всей правды… А потом заговорил:
- Я служил в столице и учился в военной Академии. Это большая честь, но это само собой получилось – за заслуги отца перед отечеством… в общем, как награда ему. Отец был против, он считал, что нужно начинать с самых низов, чтобы узнать жизнь солдат, послужить несколько лет в армии, а уже потом идти учиться дальше. Но меня зачислили. И я старался… даже звание капитана получил досрочно.
- А почему же ты оказался на Севере? – тихо спросила Регда.
Дайран помедлил.
- У меня была невеста…
- Была?
- Ну, она и сейчас есть, только уже не моя невеста, чужая. А может, и жена уже. Элис. Княжна. Красивая… - он сказал это с грустной гордостью. – Уже помолвка была объявлена и дата свадьбы назначена. А потом…
… А потом до него дошел слушок, и он дал в рожу тому, кто этот слушок принес. И еще одному. И еще. И долго не мог понять, почему господа офицеры, случись быть рассказанным в компании похабному анекдоту, ржут и так сочувствующе на него посматривают. И сам ржал вместе со всеми. Глупый влюбленный мальчик.
И был бал по случаю именин великого князя. Такой роскошный был бал, с фейерверком, мороженым, живыми павлинами и иноземными музыкантами. Но ему никто не был нужен – ни павлины, ни музыканты, ни влиятельные знакомства – он был влюблен и счастлив. Боже, он обожал ее, свою золотоволосую Элис, он ее боготворил, и боялся дотронуться до кончиков любимых пальцев – при том, что когда-то – давно, ДО НЕЕ, в прошлой жизни волочился за девчонками не раз и не два, и не только пальцев касался, но и много чего другого. А здесь – он мог позволить себе поцеловать лишь ладонь, а к запястью не смел прикоснуться. И когда вел ее в танце, обнимая тонкий стан, так горд был и так счастлив, еще и потому, что его невеста – самая прекрасная девушка в зале. Во всей столице. На всем свете.
А она и вправду была хороша – в бледно-лиловом платье, с нитями жемчуга в высокой прическе, с гордым и надменным выражением на точеном лице. Она командовала им, и Дайран подчинялся, как послушный щенок.
Потом Элис сказала, что ей нужно поправить прическу, и исчезла. Дайран ждал терпеливо и долго, сначала в бальной зале, потом вышел в сад. Шел вдоль ярко освещенных распахнутых окон, бросающих в теплую темень звуки музыки и веселый смех, потом свернул на одну из аллей. Здесь было тише и темнее. Он медленно пошел вглубь сада, к раскиданным там и сям беседкам. И остановившись у фонтана, услышал звуки.
Сначала подумал – плохо кому-то, кинулся на помощь. А потом остановился, словно налетев на стену. Его недоступная звезда, его богиня, его любимая откинулась на изящно вырезанную спинку скамьи и постанывала, прикрыв глаза. Прическа ее растрепалась, плечи и царственная белая грудь выбились из бледно-лилового вороха кружев. А высокую шею и ключицу, и ту самую родинку, которую он, Дайран, так часто пожирал глазами, но к которой не смел прикоснуться губами, жевал и слюнявил невысокий франт в штатском. Руки франта бесстыдно шарили под пышным ворохом юбок Элис, а ее руки теребили его взбитую прическу.
Дайран сначала даже не осознал то, что видел. Он растерялся так, что стоял столбом и смотрел на них. Элис открыла глаза – и увидела его. И резко отпрянула, вскрикнула, поправляя ворот. Франт оторвался от нее – и тоже увидел его, незадачливого обманутого жениха.
Дайран молча подошел к ним. Посмотрел на Элис. Узнал франта – сына влиятельного герцога. Уже сорвал с руки перчатку, чтобы кинуть ему под ноги и уйти, прислать секундантов и решить дело так, как оно того стоило. Но натолкнулся на взгляд молодого герцога – насмешливый, наглый и ни капельки даже не смущенный. И не выдержал. Он схватил герцога за накрахмаленный ворот, притиснул к столбику беседки и наотмашь съездил тому по роже. Раз, другой. Герцог завопил заячьим голосом, но от удара под дых замолк. Вскрикнула Элис. Дайран с наслаждением пнул упавшего франта ногой, выскочил из беседки, резко развернулся и зашагал по аллее. Элис кинулась было за ним, но он отшвырнул ее, словно собачонку.
Всю ночь он метался по комнате, грыз руки, пытаясь заплакать, но слез не было. Пытался напиться – вино не приносило облегчения. А на рассвете услышал шум шагов внизу, потом бряцание шпор и голоса и все понял.
Над этой историей хохотала потом вся столица. Элис, по слухам, срочно уехала в загородное имение – лечиться от горячки. Герцог Энгринский ходил туча тучей, а сын его не показывался на люди, пока не сошли синяки. Дайрана – офицера лейб-гвардии – поместили почему-то в городскую тюрьму, где держали обычно влиятельных гражданских лиц. Мать дважды приезжала к нему, но держалась холодно и отчужденно. Дайран видел синеву под ее запавшими глазами, и стыд сжимал ему горло, но вслух оба они не произнесли ничего. Отец был один раз, сказал «Дурак», и ушел. И только сестренка, заплакав, кинулась Дайрану на шею и, обняв, шепотом проговорила:
- Я тебе верю…
Суд был быстрый и какой-то скомканный, приговор – странный: перевод в армейскую часть на Север в той же должности. Дайран так и не понял, отец ли хлопотал за него (что вряд ли – он был из старой школы, этот высокий седой генерал, и понятия о чести у него были тоже старые, безупречные), или император счел эту историю фарсом (чем она, собственно, и являлась) и решил ограничиться полумерой. Потому что вообще-то за оскорбление птицы такого полета, как семейство герцогов Энгринских, полагались как минимум каторжные работы на десять лет.
Вот только никто не удосужился уточнить, на какой срок переводится капитан Ойолла на Север.
Элис ни словом, ни письмом не дала знать о себе. И только уже в дороге, уже неподалеку от бывшей границы между Севером и Югом догнал Дайрана гонец. И протянул маленький сверточек, и, развернув коня, тут же рванул в обратный путь, не говоря ни слова. Дайран распечатал сверток – оттуда выпало серебряное кольцо, подарок молодого и глупого капитана своей обожаемой невесте к дню помолвки. Дайран молча покачал колечко на ладони и, широко размахнувшись, зашвырнул его в придорожные кусты. Как знать, может, какой-нибудь нищий бродяга подберет случайно дорогую безделушку, продаст старьевщику за несколько монет и станет безмерно счастлив.
Вот так оно все и вышло…
Дайран посмотрел на Регду и, пряча неловкость, спросил:
- Дурак я, да?
- Почему ж дурак, - откликнулась она, помедлив. – Ты-то как раз не дурак… - И вздохнула. Поворошила веткой дрова в костре. – Знаешь… лучше, что это случилось ДО свадьбы. Представляешь, что было бы, если бы – после.
- Да я сам себе это тысячу раз повторял, - невесело признался Дайран. – Не помогает…
- Ты… до сих пор ее любишь? – осторожно спросила Регда.
Дайран усмехнулся.
- Сначала – думал, что я ее ненавижу. Потом – что люблю по-прежнему. А теперь уже и не знаю. Два с половиной года прошло… Зарастает потихоньку…
И тогда Регда протянула руку и тихонько погладила его по рукаву мундира.
Нион вне форума   Ответить с цитированием
Пользователь сказал cпасибо:
Nanimirini (30.12.2010)
Старый 09.01.2009, 14:59   #44
Признанный
 
Регистрация: 15.06.2008
Сообщений: 182
Сказал(а) спасибо: 1
Поблагодарили 381 раз(а) в 150 сообщениях
Репутация: 424
Получено наград:
По умолчанию

Они долго разговаривали в тот вечер, но к этой истории больше не возвращались. Болтали обо всем на свете; уже за полночь дело шло, а огонь все горел. Впрочем, и спать-то им теперь было лечь просто – всего только вытянись у костра, нет ни одеял, ни подушек, и далеко идти не надо. Дайран рассказывал о своем детстве, стараясь вспоминать особо смешные моменты, Регда негромко смеялась, поблескивая белизной зубов. Все вроде бы хорошо шло, только грызла Дайрана какая-то неловкость, и он не мог понять ее причину. И уже когда они улеглись – рядом, ради тепла прижавшись друг к другу, и девушка, кажется, уже заснула, понял офицер Ойолла причину своей странной неловкости.
Он не хотел выполнять приказ.
И не только потому, что жалко было пленницу, к этой-то жалости он уже привык, ведь жил с ней с самого начала странного и нелепого их путешествия. Он не хотел ее никому отдавать. Вообще никому.
При том, что Дайран так и не знал о девушке практически ничего – она умело обходила молчанием запретные темы или отделывалась скупыми невнятными ответами на задаваемые им вопросы – при всем при том Дайран уже считал ее не чужой, а своей. Была у него такая привычка – всех людей, когда-либо встречаемых им по жизни, он четко делил на своих и чужих. И не имело значения, в каких отношениях он находился с человеком – чужим мог стать даже родной брат, а своим – абсолютно посторонний трактирщик на постоялом дворе, к примеру. С чужими он быть связан кровным родством или просто приятельствовать, а со своими не обменяться и парой слов за всю жизнь, но факт оставался фактом. За людей, входящих в категорию своих, Дайран мог, образно выражаясь, перегрызть глотку кому угодно, прикрыть им спину в любой ситуации и никогда не отказать в помощи. На «чужих» все это не распространялось. «Свои» могли никогда не отплатить ему ни помощь, ни участием – от них этого не требовалось, им достаточно было одного – быть на этом свете. К «своим» относились мать и отец, сестра, по странному стечению обстоятельств Брен Дин-Хара, потом старый солдат, бывший его тюремщиком во время заключения, и двое детских друзей, оставшихся в столице. Когда-то здесь же числилась и Элис. «Чужими» были все остальные, включая многочисленных родственником, подружек и приятелей. Мало кто знал об этой особенности Дайрана Ойоллы, слывшего в столице компанейским парнем (не без придури, конечно, но кто без нее?), умницей и хорошим товарищем. Только сестра, порой вздыхая, говорила:
- Ох, Дан, трудно же тебе будет жить на свете…
А теперь выходило, что сюда же попала чужая девчонка; та, кому он изначально доверять не мог, и которая не могла доверять ему. Враг. Пленница. Было от чего не спать капитану Ойолле.
После предательства Элис Дайран долгое время думал, что никогда не сможет доверять ни одному лицу женского пола, кроме сестры. Все они казались ему на одно лицо – хрупкие создания, способные разжалобить своей слабостью, а потом нанести удар в спину. Да и, собственно, общения-то с девицами не было у него со времени ареста; на Севере стало не до того, да и поглядеть там не на что – страхолюдины еще те, как говорила когда-то бабушка. Выходит, эти странные создания – девушки – могут не только предавать, но и выручать. Что стоило Регде бросить его там, на болотах, вытащив из кармана ключ от кандалов, и убежать на все четыре стороны. Никто бы и концов не нашел, и не стал бы искать. А она – не стала…
Если они выберутся из леса, найдут-таки дорогу до Юккарома, ему нужно будет сдать девушку с рук на руки господам из Особого отдела. Что с ней будет дальше – лучше не думать. Если же нет – оба сгинут в глуши, и это тоже не лучший выход, потому что жить, как ни крути, все-таки хочется. И хочется не просто жить, понял вдруг Дайран отчетливо. Хочется жить рядом с девушкой по имени Регда. Любить ее ночью и защищать днем. Растить детей и строить для них дом. Вот такое вот нелепое желание. От одного жеста, которым она поправляла растрепанные волосы, от одного ее строгого и замкнутого взгляда Дайрана иглой прошивало от лопаток до пяток, и сердце ухало вниз, как с крутой горки. Хотелось защитить ее от всего на свете. Как еще можно назвать это, если не любовью?
Дайран приподнялся на локте и посмотрел на спящую девушку. Странно, что он понял это лишь сейчас – ведь с первого дня, с первого взгляда на нее что-то сразу пошло не так, не туда и неправильно. И называлось это, оказывается, одним-единственным словом.

Продолжение следует
Нион вне форума   Ответить с цитированием
Пользователь сказал cпасибо:
Nanimirini (30.12.2010)
Старый 09.01.2009, 17:46   #45
Лучик
 
Аватар для Utro
 
Регистрация: 27.06.2008
Сообщений: 440
Сказал(а) спасибо: 1,157
Поблагодарили 1,669 раз(а) в 349 сообщениях
Репутация: 1748
Получено наград:
По умолчанию

Вот и появилась эта чудесная история! Как мне нравится Регда! Вот этот женский характер описан очень хорошо.
Utro вне форума   Ответить с цитированием
Старый 09.01.2009, 21:06   #46
Признанный
 
Регистрация: 15.06.2008
Сообщений: 182
Сказал(а) спасибо: 1
Поблагодарили 381 раз(а) в 150 сообщениях
Репутация: 424
Получено наград:
По умолчанию

* * *

Дожди в это лето решили, видно, перевыполнить годовую норму. Капало – не лило, не моросило, но именно капало с неба – постоянно, который уже день – они сбились со счету. Серая хмарь действовала на нервы. Раскисшие сапоги, влажные портянки, почти полностью мокрый мундир, потому что негде было обсушиться – все это надоело Дайрану несказанно. Все бы отдал он сейчас за возможность обсушиться у камина, выпить горячего вина и заесть добрым куском мяса, да только отдавать ему было нечего, кто польстится на дырявый плащ? Порой он ругался сквозь зубы.
Несколько раз возникала мысль: не колдует ли кто специально? Но та, что могла бы колдовать, послушно шла впереди, и железо на ее руках исключало всякую возможность подвоха.
Они шли молча. За все время пути, прошедшее с того дня, как выбрались из болота, они двое не перебросились и тремя десятками слов. Днем было проще. Можно было идти, не спуская взгляда с силуэта бредущей впереди девушки, ничего не говоря. Ночью… ночью мучили кошмары.
Для ночлега Дайран и Регда выбирали места посуше, если так можно было их назвать, - под нижними ветвями елей, в ямах из-под вывороченных корней, укладывались, как можно плотнее прижимаясь друг к другу – и все равно под утро оба стучали зубами от холода. Но если девушка все-таки засыпала к середине ночи, то Дайран порой до утра не мог сомкнуть глаз. Лежал, глядя на белеющее в темноте лицо, ощущая руки на своих плечах, вдыхая теплый, горьковатый запах ее волос, и думал о том, как, наверное, мягки эти волосы на ощупь. И боролся с подкатывающим видением – как бы она упруго выгнулась в его руках… Утром он бывал злым не только от недосыпа, но и от осознания того, как рядом с ним идет его счастье – невообразимо далеко.
Когда под ногами проглянула, наконец, тропинка и, петляя, стала шире, превратилась в хорошую, нахоженную тропу, Дайран сперва не поверил: мало ли кто ходит по ней. Однако приходилось признать, что тропа вытоптана явно ногами человека. А значит, куда-то ведет. Вопрос лишь – куда?
Она вывела к маленькой деревянной избушке, словно из ниоткуда возникшей посреди леса. Любое жилье дает о себе знать задолго до непосредственного своего появления – запахом дыма и навоза, расчищенными делянками, загоном для скота. Эта же словно из сказки пришла: избушка посреди леса, ладно что не на птичьих ногах. Впрочем, потом обнаружились и все полагающиеся хозяйственные постройки, и даже коза замемекала где-то там, в глубине.
Регда, шагавшая впереди, словно приободрилась, увидев деревянное строение. Такой легкой и упругой стала ее походка, что Дайран окликнуть ее хотел. Не успел. Навстречу им вышел коренастый, угрюмый старик с топором в руках. Уставился на них, приложил ладонь ко лбу козырьком - и встал, как вкопанный.
- Здорово, дед, - устало сказал Дайран. – Заблудились мы. Позволишь переночевать?
Старик пялился на них с таким испугом, словно не путников увидел, а невесть какое чудовище встретил посреди леса. Дайрану показалось даже, будто хотел он убежать – да не решился, и откровенно боится – вот только кого? чего? Он стоял как истукан, так, что пришлось прикрикнуть на него – только после этого старик очнулся и повел-таки их к дому.
Лишь тому, кто много дней ночевал в лесу, на раскисшей от дождя траве, ел кое-как и что придется на ходу и под открытым небом, лишь тому понятно, что такое – чистый стол и чистые руки, чашки и ложки, пусть деревянные, и стулья настоящие, и крыша над головой, и хлеб – свежий, недавно выпеченный, и козье молоко в деревянной кружке. А еще к дому примыкала баня, и запах дыма, вившегося над трубой, придавал всему происходящему привкус не то совершенно детского, домашнего уюта, не то какой-то сказки, в которую они угодили чудом, потеряв уже всякую надежду.
Домик был крошечный, полностью деревянный и какой-то неуловимо сказочный. Вроде бы ничего особенного – три комнаты да крошечная кухонька, высокое крыльцо с резными перилами, низкие потолки. Стены местами покрыты мхом – от сырости? – и кажется, вот-вот где-нибудь из подпола выглянет домовой, подпоясанный ветошью. В распахнутые небольшие окна заглядывали ветви сосен и единственной рябины, неведомо как выросшей в этих краях. Сыро, тепло, спокойно…
И единственное, что не давало Дайрану расслабиться окончательно, - взгляд хозяина, преследующий их на всем протяжении вечера. Взгляд упорный, странный, в спину, и показалось однажды, что Регда и этот угрюмый старик знакомы – отчего бы это? И несколько фраз, брошенных за дверью, он разобрал – словно птичий посвист, чужой, непонятный язык.
Дайран сказал себе, что спать этой ночью ему, наверное, не придется.
А в бане они все-таки вымылись; правда, девушку офицер не отпускал от себя ни на шаг и лишь в предбаннике, поколебавшись, снял с нее кандалы и отвернулся, пока она раздевалась. Долго стоял и курил за дверью, слушая плеск воды. В бане было маленькое окошечко, пролезть в него могла бы разве что кошка, а девушка, даже с комплекцией его пленницы, - вряд ли, поэтому с той стороны Дайран был спокоен. Ерошил волосы, слушая нехитрую песенку и восторженные охи, доносящиеся из-за двери, молчал мрачно. Не придется ему как следует выпариться, разнежиться на полке. Быстро, яростно соскребал с себя многодневную грязь, сбривал щетину на щеках, промывал волосы, утешаясь лишь тем, что - куда она в кандалах-то денется?
Регда и правда никуда не делась, стояла во дворе, распустив длинные темные волосы. И как же хотелось взять на ладонь эти тяжелые пряди, повернуть ее за плечи, прижать к себе…
Хозяин постелил им в маленькой комнате, где кровать была лишь одна. Снова, как и в первую ночь, Дайран уступил ее девушке, а сам улегся на полу – рядом. Тому, кто попробует подойти к постели – или встать с нее – нужно будет сначала переступить через лежащего рядом.
Он думал, что выключится мгновенно, и боялся этого. Но уже и шаги хозяина по дому стихли, и стало слышным ровное дыхание девушки, и сплошная чернота залила заоконное пространство вязкой мутью, а Дайран все лежал, открыв глаза и глядя в темноту. Сон пропал. Уже все было хорошо, и дорогу старик обещал им показать, и смерть от голода больше не грозила. Остался лишь один, привычный уже, вопрос: что делать?
Дайран лежал, не шевелясь, и постепенно задремал. И потому не сразу расслышал за дверью невнятный шорох. А когда услышал – не пошевелился, лишь нащупал рукоять кинжала, с которым не расставался даже ночью. И стал ждать.
Дверь оказалась смазанной и открылась без шума. Высокая фигура возникла на пороге, словно соткавшись из ночной темноты. Дайран ждал. Шаги вошедшего были совершенно неслышны, и казалось, что он плывет по воздуху; на мгновение Дайран испугался – так похожа была на привидение эта светлая тень в длинной, едва не до пят, рубахе.
А потом тень подплыла к нему – и совершенно очевидным стал и неумелый замах, и проблеск лезвия в темноте. И Дайран метнулся вбок, уходя от удара, и в броске достал руку нападавшего, вывернул, и из стиснутой ладони выпал длинный кинжал, и сдавленный вздох боли сквозь зубы показал, что все это не приснилось. Он был силен и проворен, этот человек, притворявшийся стариком, но вряд ли доводилось ему убивать хотя бы раз в жизни. Дайран без труда вывернулся и прижал его к полу.
- Ну? – проговорил он сквозь зубы, когда хозяин попытался вырваться, и тряхнул его, не выпуская. – Так, стало быть, ты гостей встречаешь, хрыч старый? А вот как вздерну тебя сейчас на ветке да подпалю твое осиное гнездо – посмотрим, что скажешь!
Зашевелилась на кровати разбуженная Регда, подняла голову. Тихо охнула.
Хозяин, вывернув шею, попытался посмотреть на нее. И – сказал что-то, на том же странном, почти птичьем языке, что почудился Дайрану вечером.
А она – ответила. Короткой, четкой, но совершенно непонятной певучей фразой, ровно, но властно, с силой приказа, которому нельзя не подчиниться. А потом сказала – уже Дайрану:
- Отпусти его, - и добавила, глядя на обоих: - Он ничего не сделает больше, оставь… - и спустя несколько мгновений попросила: - Пожалуйста…
Нехотя Дайран выпустил старика, и тот поднялся, потирая руку и шею. Не взглянув ни на кого, поковылял к выходу.
Дайран подобрал с пола кинжал, покрутил в пальцах. Хорошенькое, однако, дело! Благородной ковки сталь, изукрашенная узорная рукоять – откуда в такой глуши?
- И как это понимать? – резко спросил он Регду, когда за стариком захлопнулась дверь. – Неудавшаяся попытка побега, так, что ли?
Она опустила голову и промолчала.
- А вот я его сейчас повешу над костром с голыми пятками и расспрошу, один ли он, да где сообщники, да кто таковы – и поглядим, что скажет! – продолжал он так же резко, глядя на девушку. – Или с собой прихвачу в Юккаром, может, мне за него там спасибо скажут. Ишь, выискался сообщничек. Тебя, что ли, освободить хотел?
Регда опять промолчала.
- Что молчишь-то? – зло спросил Дайран. – Дура! Ты хоть знаешь, как он рисковал? Я ж ему шею свернуть мог! И тебе заодно… если б не приказ тебя живой доставить.
- Я просила его этого не делать, - тихо и ровно проговорила Регда, глядя в сторону.
- Тьфу… - сплюнул Дайран и, нашарив на полу мундир, грохнул дверью.
Нион вне форума   Ответить с цитированием
Пользователь сказал cпасибо:
Nanimirini (30.12.2010)
Старый 09.01.2009, 21:10   #47
Признанный
 
Регистрация: 15.06.2008
Сообщений: 182
Сказал(а) спасибо: 1
Поблагодарили 381 раз(а) в 150 сообщениях
Репутация: 424
Получено наград:
По умолчанию

Он вышел на крыльцо и остановился. Поднял голову. Летние ночи коротки, скоро рассвет. Засады Дайран не боялся – слишком тихо было кругом. Если, конечно, старик не догадается прямо сейчас чесануть в лес за подмогой, до утра им ничего не грозит. Но дело-то, оказывается, серьезное. Надо бы все-таки поймать его да расспросить кое о чем. Но сил не было. Наступил отходняк, ноги и руки противно ослабели. Черт… скажи кому – не поверят. Вряд ли, конечно, этот человек вправду смог бы его убить, для этого опыт нужен и умение, но случайно – чем черт не шутит… вспомнился снова Юхан, и Дайран сдавленно застонал сквозь зубы. Смерть в глаза посмотрела. Не зря, значит, нужна в Особом отделе эта девчонка – живая. Кто же она такая, черт побери?
Дверь скрипнула – и Дайран резко обернулся. Но хозяин подошел к нему, встал рядом, облокотился на деревянные перила крылечка. И спросил - хмуро, но миролюбиво:
- Закурить нет?
- Ну, ты и наглец, - покачал головой Дайран. – Едва не убил, еще и курить просишь?
- Извини, - хмуро бросил старик. – Я против тебя лично ничего не имею. Хотя жаль…
Дайран хмыкнул, протянул ему трубку и кисет с табаком. Старик кивнул, достал из кармана огниво.
Он, оказывается, был еще не стар – сильные руки, прямые, твердые пальцы, и ни намека на старческую сгорбленность и суетливость. Вот только волосы совершенно седые – они-то и сбили Дайрана с толку. А глаза – пронзительные, резкие, и такие же резкие складки прочерчены от крыльев носа к уголкам губ. А в глазах, кажется, растерянность… немудрено. У самого Дайрана мягко кружилась голова и дрожали колени.
В черном небе пронзительно крикнула неведомая ночная птица.
- Не поцарапал? – осведомился старик, набивая трубку. – Впрочем, что зря говорить. Убил бы я тебя, если б не она…
- Да и я б тебя… - подумав, признался Дайран.
Идиотизм ситуации уже даже не шокировал. Несостоявшийся убийца и его жертва стояли рядом на крылечке и беседовали, раскуривая трубочку. Полный привет. Еще самовара не хватает… и Регду сюда, чтоб чай разливала.
- Если б ты знал, капитан, какого ты человека губишь, - с горечью сказал вдруг хозяин, выпуская кольцо дыма. – Если б ты знал…
- Ну, так расскажи, - хмуро бросил Дайран. – Я себя последним дураком чувствую. Все все знают, один я, как слепой кутенок, тычусь носом в дерьмо…
Хозяин коротко вздохнул.
- Не стал бы рассказывать, - проговорил он так же угрюмо, - но ты, кажется, человек честный. Регда за тебя, можно сказать, поручилась…
- Когда ж успела? – нехорошо усмехнулся Дайран. – Я вроде все время рядом был – вы с ней и парой слов перемолвиться не успели…
- Она просила тебя не трогать, - ответил старик. – А такая просьба – от нее… дорогого стоит, понимаешь?
Дайран покачал головой.
- Не понимаю ни черта, - сообщил он.
- Расскажу. Не все, правда. А остальное сам поймешь – ты ж вроде не дурак.
- Погоди… ты вот что скажи: это правда, что она – из лесных людей.
Хозяин коротко улыбнулся, посмотрел на него.
- Слышал, значит. Ну, в каком-то смысле – правда. Только это не совсем те колдуны лесные, в которых вы там у себя верите. Это немножко другое…
… Забытые, потускневшие от времени легенды проходили перед Дайраном неспешно и величественно, едва касаясь высокой травы, и он вздрагивал от их спокойных прикосновений. То, что на Юге считалось выдумками, бабкиными сказками, здесь, на Севере, было окружено почетом и уважением. Падали, как удары клинка, непривычные для уха солдата слова. Право. Род. Королевская кровь. Какая разница была бы ему, какие нынче короли на троне?
Задыхаясь от горя, мелькнула на мгновение девушка в серебристой вуали – принцесса Альбина, злосчастная тень королевского рода, та самая, полузабытая и загадочная. Преданная родными братьями, насильно сосланная в далекий монастырь – бледный отсвет прежней красавицы с длинными косами. У них, оказывается, женщины наследовали; право старшинства – кому оно нужно, если цена этого - жизнь? Кто знает, думал Дайран, сколько правды в этих легендах; сколько слез пришлось пролить той, живой, настоящей прежде, чем встретила она на лесной тропе человека с невероятными, серо-зелеными, колдовскими глазами… Что уж он там наобещал ей, чем приворожил… в монастыре недосчитались однажды послушницы, а в лесной избе той же ночью прибыло мужаткой. Женой оборотня, колдуна, меняющего облик, лешего, которым детей пугают…
Кем пугала Альбина своих детей? Рассказами о братьях-принцах?
Она прожила недолго. Видно, все силы, что были отпущены ей, отдала детям – мальчику и девочке. А они, выросшие, вместе с даром отца – умением оборачиваться зверем и птицей – сохранили и материн дар: память о том, кем была она и чья кровь течет теперь в их жилах. И знание, что есть у них на свете родичи, родичи по крови, но не по духу – далеко, за лесами, в пышных залах королевских дворцов. И предсмертное материнское проклятие сохранили, обращенное к младшим братьям: «род ваш не вечно будет править этой страной, а прервется. И все вернется, как должно быть по праву старшего». Вот только не уточнила преданная старшая сестра, у которого именно из братьев не останется потомков. А может, уточняла, да за давностью лет осталось это забытым…
- В архивах Севера хранится это пророчество, - сказал хозяин. – Правда, так глубоко, что не всякий отыщет, да и язык там… Но я прочитал, я видел этот текст.
- Ты? – поразился Дайран.
- Отчего бы нет, - усмехнулся старик. – Я, к твоему сведению, не кто-нибудь, я профессором был когда-то… историком. Кафедра отечественной истории в столичном Университете – это вам не баран чихнул. Думаешь, почему я тебе это все так просто рассказываю? У меня тема научной работы была – «Генеалогия королевского дома: факты и легенды». Семь лет в архивах сидел…
- Но… почему же ты, - пробормотал ошарашенный Дайран, - почему – здесь?
- А где еще, - спокойно ответил хозяин. – Скажи спасибо, что жив остался. После войны половину преподавателей разогнали, две кафедры прикрыли – нашу и лингвистов. А меня арестовали – за шпионаж, - он зябко поежился. – Ладно, добрые люди бежать помогли. Теперь вот - здесь…
Он помолчал.
- Зовут тебя как? – тихо спросил Дайран.
- Карис. Бог весть зачем я тебе рассказываю это, парень… - он окинул Дайрана взглядом.
- Не бойся, не донесу, - процедил тот. – У меня приказ другой, мне ты… без надобности.
- Да я и не боюсь, - очень буднично ответил Карис. – От судьбы не уйдешь все равно…
- Вот и рассказывай давай дальше.
- Дальше… ладно. Никто, похоже, так и не понял, к которому из братьев относилось пророчество. А узнать хотели – многие, как южане, так и наши. Но, думаю, принцесса тогда и сама не понимала, что говорит – такие пророчества редко произносятся в здравом уме. А теперь-то кто скажет…
- А Регда здесь при чем? – напряженно спросил Дайран.
- Подожди. Насколько я понял, муж принцессы Альбины был чародеем. От него пошли как раз эти истории о лесных людях – чудовищах, умеющих колдовать, крадущих детей. Вот уж не знаю – один ли он был на земле такой, или целый народ жил в этих местах прежде нас. Думаю, что все-таки народ… посмотри, сколько про них легенд, какие сказки – что у нас, на Севере, что у вас – так ведь? Не знаю, сколько там правды насчет чудовищ, но что лес для этих людей – дом родной, это правда. Они его как раскрытую книгу читают. Повадки зверей и птиц, травы разные, тропы тайные – это для них как для нас азбука.
Он затянулся трубкой и помолчал.
- Словом, получается, что кровь королевского дома течет не только в наших и ваших королях, а и еще кое-где. А кровь, как сам понимаешь, не водица. Род, берущий начало от Альбины и ее мужа-чародея, не прервался. В лесах, скрытно, до поры до времени, как говорилось в легендах… вообще легенды про это дело – удивительная вещь, - улыбнулся Карис. - Чего только по деревням не болтают! Говорят, что наступит день и час, когда истинный потомок Альбины выйдет из леса, и будет у него в руке удивительный меч, сияющий серебром. И наступит тогда всем полный… полный праздник, в общем, и никто не уйдет обиженным. Конечно, в основном, такие байки слагает беднота – те, кто считает лесных людей чуть ли не защитниками своими и избавителями от произвола властей и местной знати. Но встречаются любопытные факты. Например, что род этот считается не по отцу, а по матери, и только женщина способно истинно мудро и праведно управлять страной. Очевидно, это осколки сопротивления старому указу о том, что женщины не наследуют… и утвержден-то он был как раз примерно в то время, в годы раздела Империи.
Карис опять замолчал, постукивая остывшей трубкой по перилам.
- А Регда? – опять напомнил Дайран.
Небо над их головами потихоньку светлело.
- Регда... с ней все просто, - задумчиво ответил Карис. – Она наследница… принцесса, если можно так сказать. Единственная выжившая из прямых потомков принцессы Альбины, осколок королевского рода.
Дайран тихо и протяжно присвистнул.
- Понимаешь теперь, ЧТО она для нас? Для северян, которые, ко всему, перестали быть самостоятельной страной… и если бы только это! На нее, на этот загадочный, полусказочный род смотрит теперь едва ли не весь Север – потому что видят в них надежду. Надежду на избавление от военных порядков Юга, надежду на то, что снова наступит мир… да и мало ли на что еще! Ты заметил, как разошлись за сотни лет наши народы – язык, культуры, взгляды? Да, многое сохранилось, но мы уже не единая держава, капитан, мы разные и разными дорогами идем. А вы хотите насильно слить их в один – зачем?
- Я-то тут при чем… - пробормотал угрюмо Дайран. – Я к вам не просился…
Нион вне форума   Ответить с цитированием
Пользователь сказал cпасибо:
Nanimirini (30.12.2010)
Старый 09.01.2009, 21:11   #48
Признанный
 
Регистрация: 15.06.2008
Сообщений: 182
Сказал(а) спасибо: 1
Поблагодарили 381 раз(а) в 150 сообщениях
Репутация: 424
Получено наград:
По умолчанию

- Да я не тебя конкретно имею в виду, а Юг вообще, не горячись. Род принца Остина угас, но чем хуже род принцессы Альбины? И понимаешь теперь, как нужна и важна и для вас тоже эта девочка? – горько проговорил Карис. – Заполучи ее Юг – и Север можно будет с чистой совестью поставить на колени. Впрочем, вы можете сделать это и без чистой совести, но, - он усмехнулся, - как-то сложнее. Конечно, мы станем сопротивляться еще долгое время. И даже, я думаю, среди боковых наследников найдутся те, кто станут продолжать эту войну. Но…
Он умолк.
В болоте неумолчно орали лягушки. Небо над верхушками деревьев начинало понемногу сереть, потянуло сыростью. Дайран поежился.
- Скажи… - неуверенно спросил он вдруг, – а правду говорят, что эти… ну, лесные – что они детей крадут и железа боятся? Я ведь ее не просто так в железе таскаю...
- Насчет детей – точно враки, - сухо ответил Карис. – Зачем им? Научить тому, что они умеют, можно лишь, если у тебя это в крови. Нет, бывало, конечно, что им в обучение детей отдавали – из таких потом получались замечательные следопыты. Но красть… не знаю, не думаю.
- А про железо?
- А ты у нее сам спроси, - нехотя и отчужденно посоветовал Карис. И, поколебавшись, добавил: - Вообще говорят, что железо обращаться мешает…
- Что мешает? – не понял Дайран.
- Облик менять. Я ж говорю – дар у них передается, умеют они оборачиваться кто зверем, кто птицей. Но толком я не знаю, - добавил он поспешно, - и врать не стану. Одно точно знаю – в железе не убежишь. Потаскай-ка на себе этакую тяжесть. Ваши отцы-дознаватели тоже дело знают, - он нахохлился, потер запястья, и Дайран понял, что означает этот жест. Старая память.
Карис повернулся, явно намереваясь уйти в дом, но Дайран удержал его:
- Скажи еще… Что значит ее прозвище?
Карис опять помедлил.
- Серая птица, - ответил он.
- Значит… - медленно проговорил Дайран, - она – птица?
Карис полоснул его неожиданно злым взглядом.
- А ты умный, капитан… Умный. Если довезешь ее до места и сдашь, куда следует, так вмиг майором станешь. Глядишь, и орденок привесят. Старайся, служи… вези, - он резко развернулся и пошел в дом, тяжело прихрамывая и сутулясь.
Дайран беспомощно выругался, глядя ему вслед.
Обида накатила – неожиданно острая, почти детская. Сам он, что ли, добровольно вызвался? Поставили ведь навытяжку и согласия не спросили… кому интересно мнение солдата? А теперь чувствуешь себя точно дерьмом измазанный. Он грохнул кулаком по деревянным перилам – и взвыл, больно ударившись мизинцем.
Хороша себе добыча, нечего сказать. Как в сказке – принцесса и солдат. Или свинопас – как там было-то? А какая теперь, к чертям, разница!

Дайран долго ворочался, пытаясь уснуть. Нет сна, хоть тресни. Уже небо совсем светлое, уже оглушительно щебечут птицы за окном, уже яркие лучи ползут по стенам – нет сна.
Рядом ровно дышала во сне девушка. Принцесса по имени Серая Птица.
Влип ты в историю, капитан. В ту самую, настоящую Историю, которая на пыльных страницах перьями пишется; которая хранится в королевских архивах, куда нам хорду нет; которая не спросит тебя, хочешь ли ты в нее попасть.
Бабкины сказки. Дайран тихо засмеялся. Вот она тебе, сказочка – доигрался. История чужой страны лежит с ним рядом. И в твоих руках правильный ответ. А ты его не знаешь, ответ этот…
Дайран поднялся на локте и посмотрел на спящую девушку. Взять бы ее на руки, прижать к себе и послать все эти сказочки к черту. Оборотень, лесное чудо… да плевать он хотел на все это! Пусть даже обернется в его руках серой птицей – он отпустил бы ее в небо, только б она хоть ненадолго возвращалась на землю, к нему. Пусть себе летает в поднебесье. Тяжелые, холодные браслеты на ее руках отливали синевой. Что, девочка, к земле тянут, да?
Дайран выругался, встал. Старые половицы заскрипели под ногами – Регда пошевелилась, что-то забормотала во сне, но не проснулась.
В тесной кухне настежь распахнуто окно, но табачный чад слоями висел в воздухе. Ежась от утреннего холода, Дайран зачерпнул ковшом воды из кадки в углу, жадно выпил. И поперхнулся от сдавленного кашля – Карис сидел в углу, мрачно глядя на него, в компании изрядных размеров бутыли.
- Что, не спится? – мрачно и хрипло спросил хозяин. – Садись, выпей.
Он пододвинул к капитану огромную кружку.
Дайран помотал головой.
- Не стану. И тебе не советую.
Карис захохотал зло и неприятно.
- Мне твои советы, приятель… сам знаешь где.
Дайран пригляделся к нему.
- Когда ж ты успел… - проговорил он почти сочувственно. – И зачем….
Что, профессор, отходняк, да? Немудрено, что развезло так быстро и сильно. Не под силу тебе, книжному червю, убийство, пусть даже и несостоявшееся? Это тебе не в архивах сидеть…
- Набрался, да? Перед девочкой не стыдно? – вырвалось у него.
Карис выдохнул тяжело и устало.
- Девочка, - пробормотал он про себя. – Я ведь ее помню – малявкой еще. Маленькая девочка с длинной косой; она умела оборачиваться уже в четыре года – маленькая такая птичка с серыми крыльями. И пела так чудесно. И так хохотала, когда я пытался ей уши надрать, а она у меня из рук улетала. Только перестала она оборачиваться, капитан… когда на глазах у нее погибли - мать, отец, два брата. Ваши тогда взяли их хутор в кольцо; не иначе, навел кто, потому что кому бы еще – там заклятия стояли, несложные, конечно, от чужака, но все же… Когда ее привезли ко мне, она была на зверька похожа, а не на птицу… на имя свое откликаться перестала. Одна выжила из всех – и то потому лишь, что не было ее там, она с утра в лес ушла за ягодами. Ей пятнадцать было тогда. С тех пор ни разу не видел я, чтобы она… вот тебе и Серая Птица – одно имя осталось. А… что ты знаешь про это, капитан…
Карис махнул рукой.
- Отца ее, мать, братьев - всех в одном костре сожгли. Война только началась тогда, семь дет назад. Вот и смекни, с кем война-то была, капитан… с нами или с ними? – он мотнул головой в сторону. – Видно, у вас там на Юге умные люди живут… тоже читать умеют… старые летописи.
Он снова приложился к бутыли.
- За одно судьбе спасибо говорю – что меня уберегла. Знаешь, от чего? От предательства. – Он впечатал кулак в столешницу. – Меня ведь пытали, капитан… и чего я под пыткой орал – не помню. Счастье, что сам не знал тогда, где девчонка скрывалась, а то бы… - он умолк.
Дайран подошел и выхватил у него из рук бутыль.
- Поди проспись, - сказал он жестко, едва сдерживая отвращение. – Ей тебя таким видеть радости мало…
Тупо болело слева – там, где сердце. Маленькую кухоньку заливали яркие солнечные лучи.
Нион вне форума   Ответить с цитированием
Пользователь сказал cпасибо:
Nanimirini (30.12.2010)
Старый 09.01.2009, 21:13   #49
Признанный
 
Регистрация: 15.06.2008
Сообщений: 182
Сказал(а) спасибо: 1
Поблагодарили 381 раз(а) в 150 сообщениях
Репутация: 424
Получено наград:
По умолчанию

* * *

Этот день пути должен был стать последним для них. Завтра к закату, если все будет хорошо, они доберутся до Юккарома, и капитан Ойолла сдаст, наконец, пленницу с рук на руки Особому отделу. Вот только кто бы знал, как ему этого не хочется…
Они не стали останавливаться на ночлег в деревне, а, купив хлеба и молока, отъехали подальше, углубились в лес. Уже привычно разожгли костер. Ни Регда, ни Дайран не говорили об этом вслух, но ночевать среди людей им почему-то не хотелось.
Весь этот день Регда молчала. Дайран знал, почему. И мог только догадываться о том, что ждет ее завтра вечером и после. Он сам, своими руками отдаст ее на смерть. О, проклятье! Если бы он мог умереть за нее сам. Но не может… и присягу нарушить не может тоже.
Дайран уже не скрывал от себя самого, что он чувствует к этой чужой, в общем-то, девушке. И не знал, что делать ему с этим внезапно свалившимся чувством. После истории с Элис он поклялся себе, что никогда не доверится ни одному существу женской породы. А та, что смогла растопить лед, сковывавший его все эти годы, стоит по другую сторону разделившей их полосы. И от ее смерти (ну, или не смерти – что, легче от этого?) зависит его возвращение домой. Было отчего хотеть напиться…
Он сидел у костра, смотрел в огонь и молчал.
Этот вечер выдался ясным и теплым, не в пример всему прошлому пути. Регда сбросила свой темно-зеленый плащ; глаза ее поблескивали, как искры, летящие из огня, тускло отблескивало железо кандалов. Дайран не мог смотреть ей в глаза. Завтра… завтра…
- Ладно, - он решительно поднялся. – Поздно уже. Давай я тебя перевяжу, и будем ложиться…
- Стоит ли… - тихо отозвалась девушка.
Сноп искр выстрелил из костра. Небо было уже совсем черным.
- Стоит, стоит…
Бинты, целебную мазь и немного продуктов им дал с собой Карис. Привычными движениями пальцы Дайрана втирали пахучий бальзам в уже совсем затянувшуюся ссадину, а сам он боролся с желанием приложить ее ладонь к губам – и больше не отпускать никогда. Затянув бинт, поднял голову – и увидел ее лицо. По щекам девушки бежали слезы.
Острая жалость сдавила его сердце. И что-то подсказало: не от страха или тоски эти слезы, от другого чего-то… чего?
- Ну что ты плачешь… - пробормотал Дайран беспомощно.
- Ты закончил? – спросила Регда, не глядя на него. – Надевай железо…
- Успеется… - он повертел кандалы в руках и отложил в сторону. – Отдохни чуток…
Снова взял ее руку в свои, осторожно коснулся пальцами ее мокрых щек.
- Ну не плачь… Пожалуйста, не плачь. Все обойдется…
- Дайран… - Регда смотрела прямо на него, и глаза ее казались совсем черными. – Скажи, что мне делать?
- А что…
- Я люблю врага и не знаю, как сказать ему об этом. Дайран…
Медленно, медленно он поднес ее пальцы к своему лицу. И прижался к ним губами.

…. Как пела эта птица над головой! Захлебываясь, не умолкая ни на минуту… да и была ли она, эта светлая северная ночь, или едва догорел закат, сразу наступило утро? Дайран плавал в ленивой полудреме на границе сна и яви, и сердце его пело в такт с этой птицей, и золотые блики плясали в темноте перед закрытыми веками. Ладонь еще ощущала тепло и мягкость густых волос, рассыпанных по старому плащу – импровизированному ложу. Что нужно для счастья солдату?
Не открывая глаз, Дайран вспоминал, как они целовались ночью – отчаянно, самозабвенно, до головокружения. Регда, оказывается, целовалась впервые в жизни, что немало его позабавило – лечить и хоронить умеет, а любить – нет. Но, впрочем, все это неважно, и он ласкал ее с самозабвением умирающего от жажды, добравшегося, наконец, до кружки с водой. Наверное, даже звезды завидовали им…
Какие у нее губы – мягкие, нежные, как лепестки цветков... Каким горячим и упругим стало враз ее тело... Он шептал ей нелепые и смешные признания – а она целовала его пальцы.
- Я люблю тебя… Я тебя люблю…
- Муж мой…
- Я тебя никому не отдам…
- Любимый…
Дайран протянул руку, чтобы погладить ее снова, но рука ощутила пустоту. Он лениво приоткрыл один глаз. Рядом лежит ее пояс, вышитый странным тревожным узором – ломкие линии, словно узор из трав. Ну, все ясно – одевается, наверное, в стороне или отошла умываться. Дайран тихонько погладил жесткие кожаные кольца.
Он не отдаст ее никому, никому. Он увезет ее в столицу, подаст в отставку, и они поженятся. Плевать, что скажут друзья и родичи – отец не осудит, а большего ему не нужно. Если будет надо, они уедут на юг и выстроят там дом. И у них родится дочь – маленькая девочка с такими же мягкими, как у Регды, волосами… и она тоже будет уметь оборачиваться – хоть птицей, хоть маленьким лисенком, какая разница…
Тихо как… Ни шороха, ни звука…
- Регда… - позвал Дайран, приподнимаясь на локте.
И вдруг вскочил.
Тихо как, тихо. Ну, конечно. Валяются у костра кандалы, на его плаще – ее пояс. А его пояса нигде нет. Она ушла. И этим оставленным ему подарком – простилась. Дайран рванулся было в чащу, крикнул: «Регда!». Где вы видели дочь леса, которая растеряется в лесу? Она ушла, когда он так непростительно дрых… Она не заблудится, найдет дорогу. Слава Богу, она ушла. Господи, почему она ушла? Они никогда не увидятся больше…
Рядом с поясом лежало птичье перо – серое, с темно-фиолетовой полосой у основания. Словно пролетала здесь птица… серая птица…
Дайран поднял перо и тихо погладил пальцами, сунул за пазуху. Поднял с земли пояс и дернул в сердцах, словно тот был виноват во всем, что теперь придется пережить ему – арест, суд, приговор, клеймо государственного преступника. Потом плюнул и стал неторопливо одеваться.

Эпилог

- А мне плевать на то, что ты по званию старше, понял? Имел я твое звание с тобой вместе в том самом…
- Рядовой Ойолла!
- Да пошел ты…
Брен Дин-Ханна привык к такому разговору. Он уже давно ко всему привык. И к тому, что разжалованный из капитанов в рядовые Дайран Ойолла не пьет только на дежурстве или во время тревоги. И к тому, что из опасных вылазок его приходится едва ли не за уши вытягивать. Друг ротного командира Дин-Ханы искал смерти. Он искал ее с тех самых пор, как… с того проклятого задания, будь оно неладно. Брен знал, разумеется, обо всем достаточно подробно – до того момента, как Дайран обнаружил исчезновение своей пленницы и явился в Юккарем один. О том, что было после, слышал кратко или вовсе только догадывался. Арест, суд, лишение гражданских прав и лямка рядового навечно. Но вот почему Ойоллу не сослали еще дальше на север или не упекли на юг, на галеры, а оставили в этой хоть и дыре, но все-таки уже привычной, не знал. То ли родители вмешались. То ли суд решил, что все-таки достаточно… что вряд ли.
Дайран вернулся - и не вернулся. Он стал другим – совсем. Язвительный и беспечный парень превратился в молчаливого старика с пустыми глазами. На попытки разговорить – отмалчивался. На выговоры за излишнюю горячность или плевал, или матерился – вот как сейчас. Казалось, он ни минуты не желает находиться наедине с собой и ни секунды не терпит отдыха. Или пахать, чтобы ни о чем думать времени не было. Или свалиться, чтобы думать о чем-то уже не было сил. Или пить.
У него сейчас было восхитительное положение – дальше фронта не пошлют. Что могут сделать ему за пьянство? Разжаловать? Дальше некуда. Сослать? Так дальше тоже не особо есть куда, и так дыра. На гауптвахту посадить? Тоже мне, испугали…
Дайран знал это все прекрасно, и оттого или пил, или нарывался – на что угодно, на драку, в заварушку, на скандал. А в ответ на уговоры посылал Бренна по известному всем адресу.
Четвертые сутки Дайран сидел под арестом. Брен, разозленный, доведенный до отчаяния, пригрозил, что еще одна такая выходка – и он пишет рапорт, и пусть рядового Ойоллу или переводят, или он сам отдаст его под суд. Дайран ответил ему длинной матерной тирадой и отвернулся к стене.
Так, у стены, он и лежал в то утро, когда Брен вновь зашел к нему в «камеру» - так высокопарно называли у них в гарнизоне комнатки, в которых провинившиеся солдаты отбывали срок наказания. Дайран даже не повернулся. Брен постоял немного, придвинул к себе единственный табурет, сел.
- Спишь? – спросил он после паузы.
- Тебе какое дело… - не оборачиваясь, ответил Дайран.
- Да мне-то, в общем, никакого, - хмыкнул Брен. – Только тут у нас история приключилась…
- Отвяжись, - процедил Дайран. У него болела голова.
- Слушай, ты, - взорвался Брен, - ты выслушать меня можешь, мать твою? Дело, между прочим, тебя касается.
- Отвяжись, - процедил Дайран.
Брен пару секунд боролся с желанием развернуть его к себе и съездить, наконец, по физиономии (о, как ему хотелось этого! А нельзя, пока на службе). Потом достал из кармана сверток, швырнул на кровать.
- На, держи. Твое ведь?
Дайран соизволил, наконец, повернуться, лениво развернул узел… и ошалело вскочил?
- Ты… откуда??!
- От верблюда, - буркнул Брен, остывая, наслаждаясь проступившей на лице друга растерянностью и ужасом. – Выслушай сначала. Сядь. И не бросайся на меня…
- Ну?!
- Поймали сегодня ночью двоих… партизаны, мать их так… похоже, что из лесных. Склад пытались поджечь. И откуда узнали только, мерзавцы. Ну, словом, ребята их повязали… пока ты тут прохлаждался. – Брен помолчал.
- Ну?!
- С одного из этих двоих сняли вот это, - Брен поднял с кровати, повертел в руках тонкий плетеный пояс, принадлежавший когда-то Дайрану и унесенный два года назад пленницей по имени Регда.
Дайран встал.
- Где он?
Брен помолчал.
- Я тебя спрашиваю – где этот?
- Не ори, - ответил тот. – Оба они сидят через стенку от тебя. Но входить к ним строжайше запрещено. Всем, кроме меня и лейтенанта Кларса. А тебе, между прочим, тут вообще прохлаждаться до вечера.
- Брен…
- Погоди. Эти двое до завтрашнего утра никуда не денутся, а Кларс ночью уедет. Ты меня понял?
- Да… Брен, спасибо.
- Но помни – я тебе ничего не говорил. Разбирайся с ним сам и тихо.
До вечера Дайран то метался по своей каморке, то недвижно сидел на кровати, обхватив голову руками. Ничего нельзя сделать до ночи – хоть вой. Так медленно текут минуты, так медленно. Он обещал не делать глупостей. Нельзя.
Нион вне форума   Ответить с цитированием
Пользователь сказал cпасибо:
Nanimirini (30.12.2010)
Старый 09.01.2009, 21:15   #50
Признанный
 
Регистрация: 15.06.2008
Сообщений: 182
Сказал(а) спасибо: 1
Поблагодарили 381 раз(а) в 150 сообщениях
Репутация: 424
Получено наград:
По умолчанию

Уже стемнело, когда скрипнула дверь его камеры. Вместо сторожившего его сержанта Дворы в дверь, пригнувшись, вошел Брен, хмуро махнул рукой:
- Выходи давай…
Они вышли во двор, и Брен толкнул Дайрана в сторону казармы.
- Иди…
- Но…
- Иди, я сказал! – прошипел Брен. – Кларс еще здесь, ясно тебе? Вот уедет, тогда…
Еще полтора часа Дайран пролежал в казарме, уткнувшись в подушку. Очень хотелось выпить, но пить было нельзя. Тик да так – так долго… Уже казарма угомонилась, уже развели караулы, уже луна выплыла на середину неба, а он не спал, лежал, вцепившись в подушку, и ждал. Брен не мог обмануть. Значит, скоро.
Когда ждать так и молчать больше не стало сил, дверь скрипнула. Дайран вскочил. Высокая фигура маячила в дверях.
Брен едва держался на ногах от усталости. Лицо его даже при неярком свете фонаря было осунувшимся и бледным. Он взял Дайрана за плечо и несколько секунд постоял так на крыльце.
- Что с тобой? – спросил его Дайран.
- Устал… - невнятно пожаловался Брен. – Устал, как собака. Кларс этот, погань…
Отчего погань, объяснять не стал. Дайран не спросил, его сейчас одно жгло – нетерпение. И Брен почувствовал это…
Они пересекли двор, приблизились к тесной сараюшке гауптвахты. Брен отпер дверь, сунул Дайрану в руки ключ и фонарь.
- На, держи… Я спать пошел, иначе сдохну. Только, Дайран… не подведи меня, ладно?
- Иди, иди… - прошептал Дайран и шагнул внутрь.
Двое лежали на соломе в углу и зашевелились при звуке его шагов. Дайран какое-то время пристально разглядывал их. Двое. Да, двое мужчин. Глупо было надеяться… Один – его ровесник, второй – почти старик. Оба связаны. Одежда таких же бурых, неприметных цветов, темные волосы, глубокие серые глаза. Похожи, но не сильно. И чем-то неуловимым напоминают, как и Регда, жителей его родины – такие же чистые и резкие лица.
Дайран поставил фонарь на пол, пошарил за пазухой, вытащил пояс, развернул, встряхнул.
- У одного из вас, - он удивился, как хрипло звучит его голос, откашлялся, - нашли вот это. Чье это?
- Ну, мое, - отозвался после короткой паузы молодой пленник. – Тебе что за дело?
Дайран подобрал фонарь, уселся возле него на пол поудобнее.
- Где она?
- Кто? – неподдельно удивился пленник.
Дайран вскочил, сгреб его за шиворот, подтянул к себе.
- Не знаешь, тварь? Где Регда? Та, чей пояс на тебе нашли…
- Отпусти… - прохрипел пленник. – Придушишь – не узнаешь.
Дайран с отвращением выпустил его, отряхнул ладони. Пленник помотал головой, отдышался.
- Значит, ты – тот самый капитан… - хмуро сказал он.
- Что ты знаешь о ней, мразь? – вскинулся Дайран,
- Не ори, - проворчал пленник. – Сначала руки развяжи.
- Обойдешься…
- Ну, как знаешь. А связанным говорить не буду.
- Тьфу, мразь, - сплюнул Дайран, но все-таки вытащил нож. – Повернись…
Несколько минут парень, кусая губы, растирал затекшие кисти. Дайран молча ждал. Пленник глубоко вздохнул, поднял на него глаза и чуть улыбнулся.
- Жива она, Регда твоя. Жива и здорова, все с ней в порядке.
- Откуда ты ее знаешь? – спросил Дайран. – Где она? Почему на тебе пояс? Это мой…
- Да понял я, понял, что твой, - очень спокойно ответил парень. - Где – не скажу, ни к чему тебе. А откуда знаю все… сестра она мне… названная.
Дайран едва фонарь не выронил.
- Она сама мне его отдала перед… перед тем, как я уходил. На удачу. Талисман вроде. А вот не к удаче обернулось-то дело…
- Расскажи мне о ней, - тихо попросил Дайран.
- Зачем тебе? – искоса глядя на него, поинтересовался парень. – Все равно встретиться вам не судьба, да и будущего нет у вас… кто ты и кто она. Забудь. Вам вместе не быть… Хотя, конечно, тебе спасибо… за нее…
- Что мне твое спасибо… - процедил Дайран.
- Это не мое, это ее спасибо. Любит она тебя, капитан…
- Не капитан я больше, - сообщил Дайран. – Как раз после этого…
- А… ну да, дело понятное. Тем более спасибо.
Они помолчали.
- Что с ней дальше будет? – спросил Дайран.
- Не знаю, - темнея лицом, ответил пленник. – Я вряд ли это узнаю, у нас теперь дорога недолгая. Бог даст – выживет… может, сына вырастить успеет.
- Кого? – глупо спросил Дайран.
Пленник несколько минут разглядывал его, потом хмыкнул.
- Сын у нее родился, капитан… тьфу, извини. В общем… похоже, что твой. Хороший мальчонка, крепкий. Ему сейчас чуть больше года. На нее не похож совсем, значит, выходит, что на тебя. Дайран зовется…
- Тьфу, черт, - прошептал Дайран потерянно. – Как же так…
Пленник усмехнулся:
- А то ты не знал, как дети получаются…
Дайран размахнулся, чтоб съездить ему по уху, но парень легко перехватил его руку и тихо сказал:
- Не буянь. Ты сам виноват…
- В чем я виноват?! – процедил Дайран, морщась от боли в вывернутой руке.
Пленник отпустил его. Прямо взглянул в глаза:
- Если полюбил ее – зачем вез в Юккарем? Ушел бы с ней.
- Куда?
- К нам…
- Ага… щаз…
- Вот и я говорю, что дурак…
- Заткнись, придурок!
- Да мне-то… Я заткнусь. Это ты ко мне ворвался и орать начал, а не я к тебе. Я тут вообще сторона, мне главное – она жива и в безопасности.
Дайран спросил почти шепотом:
- Мальчик… сын… он – кто?
Парень понял.
- Пока не знаю, - очень мягко ответил он. – Это только лет в шесть будет ясно. Но она мальчишку зовет Лисенком, так что… может быть, будет - Лис.
Чуть помедлил, усмехнулся.
- Регда… вот, значит, как ты зовешь ее…
- А как ее зовут на самом деле? – едва слышно спросил Дайран.
Парень помолчал несколько секунд. И сказал – несколько протяжных, гортанных звуков.
- Так ее имя звучит по-нашему…
Дайран коротко и резко вздохнул и попросил – почти умоляюще:
- Скажи мне, где она?
- Нет…
- Да почему?!
Пленник вздохнул, потянулся, лежа на соломе.
- Слушай… Ты или дурак, или прикидываешься. Вот смотри – скажу я тебе сейчас, где твоя Регда, дальше что? Ты помчишься к ней? Во-первых, ты не знаешь дороги…
- Найду, - упрямо сказал Дайран.
- Во-вторых, - терпеливо продолжал пленник, - как ты отсюда уйдешь? Насколько я понимаю, в подразделении дисциплина строгая, а отпуска тебе не положено, иначе ты бы тут не торчал, так? Дальше. Ну, даже если ты ее разыщешь, что будет потом? Ты хочешь забрать ее с собой? А куда? В эту вот дыру? Или сам останешься? Тогда тебя будут ловить, как беглого, потому что – опять же, насколько я понимаю – тебе отставка не светит. Ну? Правильно я рассуждаю?
Дайран молчал.
- А теперь подумай вот еще о чем. Если ты будешь знать, где твоя жена, - Дайран вздрогнул при этих словах, - ты будешь знать не только это. Ты будешь знать, где укрывается преступница, которую ищут. За которую обещана награда, так ведь? Где гарантия, что ты не проговоришься?
- Да ты… - начал Дайран, закипая, но парень успокаивающе поднял руку.
- Погоди. Я же не говорю – сдашь. Но ведь есть Особый отдел. Есть… сам, наверное, догадываешься, какие методы у них есть. Тебя просто заставят сказать, понимаешь?
- Твою мать… - пробормотал Дайран.
- То-то вот и оно. Поэтому не скажу я тебе ничего, уж прости… Хочешь – пытай. Постараюсь не выдать, хотя, впрочем, не уверен до конца.
- Придурок…
- Может, и придурок. Только я хочу, чтоб она уцелела. И твой сын, кстати, тоже…
Дайран посмотрел на него и спросил:
- Да ты ее сам, что ли, любишь?
- А это уже не твое дело, - отозвался пленник.
Они помолчали. Трещал, оплывая, фитилек лампы.
- Как тебя зовут? – спросил Дайран.
- Тебе зачем, - ответил парень неохотно. – Зови, как хочешь…
- Скажи, а почему ты говоришь – жена? Она ведь… ну, мы же не официально…
- По нашим законам, - отчужденно проговорил пленник, - двое, избравшие друг друга и признавшиеся в этом, считаются мужем и женой по закону. Тем более, ребенок… - Он засмеялся. – Так что, парень, можешь передать всем своим поклонницам: я, мол, потерян теперь для общества…
Дайран фыркнул.
- Найдешь тут поклонниц, как же. Лейтенанта Кларса, разве что… - и захохотал, представив себе эту картину.
Оба пленника тоже засмеялись. Старик, лежавший в стороне, повернулся к ним, лицо его осветилось улыбкой, и Дайран понял, что этот человек – не старик вовсе, так, лет под сорок, а может, и того меньше. Но улыбка угасла, резкие и суровые черты снова стали отчужденными.
Дверь скрипнула. Дайран оглянулся – на пороге стоял молоденький солдат из второго отделения – видимо, часовой.
- А… Ойолла, ты? Я думал, командир тут. Ты чего… здесь?
- Сгинь! – рявкнул Дайран, и солдатика вмиг ветром сдуло. Но появлением своим этот мальчишка напомнил ему, что пора уходить. Пора. Но он совсем ничего еще не узнал.
- Расскажи о сыне… – попросил умоляюще Дайран. Пленник чуть улыбнулся.
- Хороший пацан. Маленький еще, но уже характер чувствуется. – Парень вгляделся в лицо Дайрана, потом прикрыл на мгновение глаза. – Действительно, на тебя похож – и губы такие же… хотя что там можно сейчас еще понять – сто раз переменится, пока вырастет…
Нион вне форума   Ответить с цитированием
Пользователь сказал cпасибо:
Nanimirini (30.12.2010)
Ответ

Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.
Быстрый переход


Часовой пояс GMT +3, время: 19:21.


Работает на vBulletin® версия 3.7.4.
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd.
Перевод: zCarot

Обратная связь