Невольные свидетели любви (продолжение истории)

[Chudolisichka]

Любовь не умирает. Она переходит в другое измерение. Проверено на себе))) Про PS буду ждать, Сереж.

[Чуча]

Ох... Хоть и с таким перерывом, но все-таки было интересно читать. Очень живо пишешь, как кино смотрю - настолько реально люди и действия представляются.
иии... Как и в тот раз - опять вовремя я это читаю.

[SerjAnd]

Ира, Лена, огромное вам спасибо, девушки, за комментарии!
Спасибо всем, кто вместе со мной "домучил" эту часть истории, кто верно ждал окончания этой части, кто напоминал и подталкивал)) меня закончить её. Несколько раз я уже решал положить конец своей писанине, потому что, сколько бы лет ни прошло со времени этих событий, каждый раз возвращаться к ним было нереально сложно. Но мы с вами осилили! ))
Благодарен всем за поддержку своими сопереживаниями и размышлениями!

[Чуча]

Стоп-стоп-стоп!!!!!! А вот это:

Сообщение от SerjAnd

P.S. Так мы думали тогда, не подозревая, что наша любовь не умерла, она лишь взяла очень продолжительный тайм-аут...

Продолжение будет? Или что?

[SerjAnd]

Будет))) дальше немного легче и приятней!
Спасибо, Леееен!!!

[Chudolisichka]

Сообщение от SerjAnd

Будет))) ...

Фу-х))) Выдохнула! А то на предыдущем сообщении аж дыхание перехватило))) Подумала, что ты вот так решил завершить свою историю...

[SerjAnd]

Сообщение от Chudolisichka

Фу-х))) Выдохнула! А то на предыдущем сообщении аж дыхание перехватило))) Подумала, что ты вот так решил завершить свою историю...

Ир... нельзя завершить незавершённое..))) Буду стараться писать почаще.

[SerjAnd]

Остаток дня я провёл в спальне, в полном одиночестве. Мне было до боли стыдно. Я не мог ни о чём думать. Мне не хотелось ещё и ещё раз вспоминать о страданиях, причинённых тебе. Я же никогда не был груб в любовных делах. Но в моих мозгах произошло короткое замыкание. Слишком острой оказалась необходимость получить порцию любви. Чувство вины так давило на меня непереносимым грузом, что представлялось лучше принять неизбежное и попытаться заснуть. Спать… Погрузиться в небытие… Мне хотелось заснуть навечно. Мне хотелось улететь сквозь время в другое измерение – в мир, где поступки не влекли бы за собой последствий. Меня всего передёрнуло от очередных воспоминаний прошедшей ночи, и я, пытаясь прогнать мучительные мысли, перевернулся на живот и зарылся лицом в твою подушку. Подушка пахла ушедшим временем и горем. Снова перевернулся лицом вверх и стал пялиться в потолок. Я боролся с нахлынувшей тоской, иногда поглядывая на дверь, на пороге которой отныне меня ждало лишь собственное одиночество.
Временами ненадолго засыпал, вернее просто проваливался в кратковременный и неспокойный сон. Резко просыпался от жуткого сновидения, накрывал голову подушкой. Как будто возможно было задушить, лишив воздуха, свои воспоминания. Так я промучился несколько дней. Не завтракал, не обедал и не ужинал. Только иногда утолял жажду ледяным пивом. К тому же с ним легче засыпалось. Я будто и не просыпался до конца - пребывал в состоянии анабиоза, как муха в спячке. Спал беспокойно, урывками, иногда на диване в гостиной, даже не раздеваясь, иногда в нашей кровати, прижав к щеке что-нибудь из твоей одежды. А утром, не успев проснуться, снова обо всём вспоминал… Выбравшись из постели, я шёл в душ и смывал с себя ледяными струями память о прошедшей ночи. Я не мог поверить и смириться с мыслью, что ты ушла, бросила меня. Мне казалось, что за все прожитые вместе годы мы научились не только стойко выдерживать наносимые обиды, но и прощать друг друга и, наверное, привык к этому. Верил, что пройдёт ещё пара дней, ну неделя от силы, мы оба остынем, и ты вернёшься. Ещё не поздно, я расскажу тебе всё, когда ты вернёшься. Просто голова у меня последнее время барахлила, мысли путались, да и пиво это лишь портило дело. Но пиво мне нужно, пока ты не вернёшься. А потом – всё, точка, брошу употреблять наркотик и пиво, буду вести здоровый образ жизни. Может быть, мы сделаем ремонт в квартире, поменяем мебель и… будем ждать детей… Тоскливая нежность сдавливала моё сердце, когда я вспоминал, как мягки и беззащитны были твои губы, как дрожал под моей ладонью каждый позвонок на твоей спине, как ты плакала иногда непонятно отчего, целуя и крепко обнимая меня. Я даже помнил, что ты шептала при этом… Мысли о тебе заполняли комнату. Я старался избегать мыслей о временности твоего отсутствия, и ни разу не сказал себе: всё кончено. Надежда на возвращение сохранялась и сохранялась иллюзия, что твоя настоящая жизнь и твой дом – здесь, рядом со мной… Но никто не звонил, никто не хотел обо мне знать. Я вдруг почувствовал приступ острой тоски и какой-то детской обиды. Что не так со мной и нашими отношениями? Неужели это всё, что ты могла сделать – уйти, не сказав ни слова…
Всё это повторялось изо дня в день, пока наконец не стало тошно от своей жизни. Необходимость видеть и слышать тебя сделалась такой острой, что, казалось, я едва мог дышать. А ведь чтобы встретиться, достаточно было всего лишь сесть в метро. Но это не входило в мои планы. И я даже не задавался вопросом, гордость ли заставляла меня или стыд просто сидеть и ждать, хотя каждый мой нерв, напрягаясь, кричал: вернись! Я не заглядывал вглубь себя, не копался, знал, что в данный момент бессилен что-либо изменить и просто думал о тебе и о нашей прежней жизни.
Однажды поздним вечером я впервые за прошедшие дни выбрался на улицу и направился в ближайшую пивную забегаловку с одним желанием напиться или подраться, а ещё лучше – проделать и то и другое. Было так плохо, что требовалась хорошая встряска организму. Любым способом. Подраться случая не представилось, но надраться, учитывая моё полуголодное состояние в течение недели, получилось всего с двух кружек разбавленного противного пива. Дома, в тепле меня развезло ещё больше, нахлынула очередная жалость к себе, но зато проклюнулась смелость и подняла свою облезлую голову птицы Феникс из кучи пепла - давай, звони и находи любые слова извинений! Я послушался и уже через секунду, стоя в коридоре на ватных ногах, набирал трясущейся от волнения рукой до боли знакомые цифры. Щелчок. Длинный гудок. Сердце загрохотало как бешеное, быстро перемещаясь в кадык и застряв там непроглатываемым комком. Ещё один длинный гудок. Вдох, выдох. Вдох, выдох – успокаивайся, сердце. Я присел на тумбочку. Снова щелчок. Тихий голос: - Алло.
Такое тихое, мягкое «Алло»… я, затаив дыхание, готов был стоять и слушать его бесконечно – аллоаллоаллоалло….
- Алло, я слушаю, - повторила ты слегка взволнованно, как будто догадалась, узнала меня на противоположном конце провода.
У меня едва хватило смелости ответить хрипло и виновато: - Алён… Это я… привет… - я едва находил слова, чтобы начать разговор. Как же трудно сказать самому близкому человеку такое простое слово «Прости»…
- Зачем ты звонишь? – ответила ты твёрдо, но тише, словно прикрыв трубку рукой, даже не поприветствовав меня. – Я же просила не трогать меня. Я не вернусь… никогда.
- Но… Ал…
- Я разлюбила тебя… давно… Будешь звонить, отключу телефон.
И всё. Снова щелчок и частые гудки. Не дала произнести ни слова…
Я стоял в ступоре и не мог оторвать от уха заходившуюся гудками трубку. Я явно слышал, как твой голос вздрогнул, запнулся и потом точно надломился, готовый сорваться на плач. Разлюбила? Я не поверил. Ты бросила трубку, просто боясь расплакаться при мне! Значит, чувства живы и нужно попытаться, чтобы ты смогла меня хотя бы выслушать. Я набрал номер повторно. Обрадовал длинный гудок. Снова щелчок. Но едва я успел открыть рот, как трубка выдала длинную очередь коротких. Сбросила, упрямая девчонка. Я набрал номер снова. Снова длинный гудок и щелчок.
- Ты не понял? Я НЕ ЛЮ-БЛЮ ТЕ-БЯ…
Отчётливо, резко и сухо… без слёз…
Я снова застыл с мерзко гудящей трубкой у уха.
Попробовал набрать номер ещё раз, но теперь абонент был занят…
Я чувствовал себя так, будто меня вывернули наизнанку и вытряхнули всё содержимое – все ощущения, кроме беспросветного безжалостного отчаяния. Повинуясь внезапному порыву, я вскочил, пересёк спальню, вцепился в твой портрет и содрал его со стены. Я швырнул его в дальний угол комнаты, на пол так, что рамка треснула и стекло разбилось. Похожий на выстрел звук эхом раскатился по спальне. Моё сердце разрывала такая боль, что я почти не мог дышать. Это был конец. Настоящий конец нашим отношениям. Я понимал, что для себя ты всё решила окончательно и бесповоротно и никакие мои объяснения и извинения здесь уже не помогут. Твоя любовь не просто умерла, она была растоптана до смерти… Думать связно я не мог ни о чём. Какие–то обрывки мыслей, ощущений… Семья… это было всё, о чём ты мечтала. Я потерял человека, который любил меня просто за то, что я был… и я любил тебя всем сердцем. А теперь… теперь у меня не было сердца. Я потерял слишком много. Ты была для меня всем! Женой и любовницей, матерью и дочерью одновременно и центром всего самого притягательного в жизни. Я потерял твои прикосновения и запах. Я потерял то, как ты смеялась, звук твоих лёгких шагов, пересекающих комнату, прикосновение твоих ласковых рук. Я больше никогда не увижу, как ты выворачиваешь наизнанку сумочку и в результате никогда не можешь отыскать ключи; мне никогда уже не услышать надоедавших звуков внезапно привязавшейся мелодии, слетавших с твоих губ. Я больше никогда не увижу ежедневный ритуал наложения макияжа, раскиданные по разным местам тюбики, флакончики, которые ну никак не хотели умещаться ни в какой косметичке… я растерял все, казалось бы ненужные вещи, которые были частью тебя… частью меня и нашей жизни… Сам виноват… Не ценил, не понимал, не жалел… Сам во всём виноват… Мне бы прервать или совсем избавиться от своих пристрастий, попросить о помощи, но я упорно, не оглядываясь на тебя, шёл по прежнему пути, словно совершая не только самоубийство, но и убийство… Виноват… Я кивнул головой, и крупные капли слёз упали на пол. Я вытер мокрые щёки ладонью, опустился на колени и, раня руки о разбитое стекло рамки, поднял с пола чёрно-белый снимок. Тут же сел на пол и прижал к своей груди твоё бесцветное изображение. Жизнь не нужна, если её нельзя разделить с любимой…
Я тёр глаза ладонями и кулаками, пытаясь остановить непрерывный поток слёз, но всё было впустую – они никак не унимались и кожа вокруг глаз и веки нещадно щипали от растёртой по ним соли.
Нет, никто и никогда не услышит страстно тоскующий голос, который тихо рыдает в моей груди. А я ведь понимал, знал, что потеряю всё, если захочу слишком многого…

[SerjAnd]

Вскоре весть о нашем расставании разлетелась по друзьям и очередным, самым трудно-выносимым испытанием для меня стали их сочувственные звонки или визиты. Тяжело было каждый раз признавать свою виновность и выслушивать успокоительные утешения. Первым со своим сочувствием заявился ко мне Герман, да и скорее всего не с утешениями он заявился, а чтобы попить нахаляву водки за дружеским трёпом. В кладовке ещё оставалась целая сумка водки, припрятанная мною два года назад со дня демобилизации брата и оставалась по сей день неприкосновенным запасом – я сначала ждал, что за ней придут и затребуют назад, потом о ней благополучно забылось, теперь она оказалась кстати.
- Может, это и к лучшему, что вы, наконец-то, расстались, - произнёс Гера, когда я откупорив бутылку, разлил водку по стопкам. - Неизвестно, сколько времени ещё вы могли бы промучить друг друга.
На слово «промучить» я возмутился, пытаясь ответить другу какой-нибудь колкостью.
- А что, скажешь нет? Не мучились вместе? Скажешь, что последний год ты был так же счастлив как и вначале?
- Да, счастлив, - пространно ответил я, никак не понимая, почему мой лучший друг никак не мог понимать такой простой казалось бы вещи – быть счастливым рядом со своей любимой. Просто быть счастливым…
- Да, брось ты! – усмехнулся Герман – Счастливый человек не станет свои чувства подменять алкоголем или наркотой! Просто ты хотел её, а она не отказывала, позволяла тебе себя трахать. И то, когда ты был трезв аки стёклышко!
От грубого, пошлого слова я дёрнулся как от хлыста, ударившего по обнажённому сердцу.
- Нет, Герыч, это ты трахаешь своих девчонок! Это ты просто используешь их тела в своих интересах, а наутро даже не можешь вспомнить, как кого зовут. А мы любим друг друга и в постели занимаемся лю-бо-вью, - произнёс я чётко и по слогам, - а не… просто животным сексом. Это разные вещи, Геш. Это по-другому…
- Хм, - насмешливо хмыкнул друг, - как ни назови это дело, смысл один и тот же!
Я упрямо замотал головой. – Нет, ты не понимаешь! Ты не любил и не знаешь, как это с любимой. Это… Это… Не просто секс, тупое удовлетворение своих потребностей, это… возвышенно как-то… А потом непередаваемая радость…
Герман снова недоверчиво усмехнулся. – Что так мудрёно-то?
Я снова помотал головой. – Нет, наоборот. Всё просто. Но по-другому…
- А, - отмахнулся Гера. – Как ни назови, всё одно. И быстро приедается с одной и той же. Скажешь нет?
- Нет. Как может надоесть наслаждение, которое возносит к облакам, дарит крылья и открывает дверцы рая…
Герман, отхлебнув глоток из стопки, откровенно заржал.
- Охо-хо-хох, какие мы неисправимые романтики! И давно ты стал таким, а? Любовь у него… и в постели… Да вот увидишь, пройдёт пара месяцев и очередная «любовь» нарисуется на твоём горизонте. Тогда расскажешь, что ты там с ней делаешь – любишь или…
Я посмотрел на него исподлобья.
- Ладно-ладно, пусть так, - хихикнул он, притворно соглашаясь, - когда влюблюсь, Серёга, позову тебя, чтоб помог мне разобраться, что к чему!
Он стукнул меня ладонью по плечу. – Да, ладно, не обижайся.
Я не обижался, только сразу почему-то пожалел, что рассказал ему о самом сокровенном, ведь знал, что он всё равно не оценит моих слов и не поймёт, и от этого мне стало ещё горше. Мы выпили с Германом полбутылки, но легче мне не сделалось. Водка была уже старая, может и выдохлась.
Когда он ушёл, я выпил ещё немного, потом с отвращением и предательской отрыжкой допил последние глотки и тогда меня конкретно развезло. На время стало легче. Сначала я утонул в забытье, а потом… из меня вырвалась злость на себя, на тебя, на весь ополчившийся на нас мир… в ярости я крушил всё вокруг, разбивая тарелки и стаканы, а затем, плача, заснул…
…
Второй позвонила Вика. Говорить с ней о тебе было тяжело. И Вика понимала это и не настаивала на объяснениях, что и как получилось.
- Ты только не падай духом, слышишь! Может, всё еще наладится. И не оставайся один! Если тебе нужно поговорить, звони или приходи, ладно?
Я согласно угукал в трубку.
- И не пей, слышишь! Серёжка! Держись там!
Я не мог ничего ответить ей только беспомощно кивал головой, а глаза затапливало океанами слёз.
- Серёж, ты слышишь? Не молчи!
- Да-да, - еле выдавил я из себя, сдерживая слёзы. – Я держусь… Спасибо, Ви, за твою заботу. Всё будет нормально. Пока…
Через пару дней Вика забежала ко мне неожиданно, сунув мне в руки пакет с мандаринами и шоколадными конфетами, по-дружески чмокнула в щёку.
- Привет! Это тебе от мамы витаминная поддержка.
Мы пили чай с её шоколадными конфетами и говорили. Я рассказал ей всё, что произошло у нас с тобой за последние два года - почему в наших отношениях появилась трещина (про наркотик не сказал ни слова. Это было ни к чему. Его я заменил алкоголем, ведь это было тоже частью правды). Вика не могла поверить и от удивления захлебнулась чаем, закашлялась, когда узнала, что у меня есть полуторагодовалая дочь…
- Дааааа, натворил ты дел, Серёж… Зачем надо было увлекаться спиртным? Почему ты не боролся?
А я не знал сам. Мне казалось, что борьба наделала бы бед. Это был вопрос на который отвечал ум сердца. На тот момент отношений неудовлетворённая потребность счастья мучила и саднила. И поспособствовать своему счастью в ущерб другого – это было моим безмолвным объяснением…
- Ну, ты держись, не кисни, - сказала Вика, собираясь домой, сочувственно глядя в мои глаза.
Я согласно кивнул. Помог ей надеть пальто. Она повернулась.
- Говорить, что всё ещё может поправиться, - глупо. Главное теперь – сохрани в себе любовь, возможно она тебе ещё и пригодится. Пусть и с другой женщиной. Но ты должен твёрдо знать, что в отношениях недопустимо. И, пожалуйста, прекрати пить. Береги себя. Пока…
- Пока, - ответил я и мы по-дружески поцеловались. От Вики приятно пахло шоколадом и мандаринами, губы были горячими, ароматными и мягкими. По моему позвоночнику пробежала предательская волна вожделения…
Вика вышла на лестничную площадку и вызвала лифт. Двери тут же распахнулись. Она зашла в кабину и помахала мне рукой.
- Береги себя, Петров!... Я люблю тебя…
- Я тоже тебя, Вик… - сглотнув комок, ответил я и понял, что ещё немного и снова разревусь. А слёзы никогда ничему не помогали, только падать на дно колодца, дна у которого на самом деле нет. Зря люди думают, что когда опустятся на самое дно, тогда и светлая полоса начнётся, тогда и всплывать на поверхность можно будет. Но у отчаяния нет дна, никогда нет дна… можно только падать. Глубже и глубже…

[Вадила74]

Я тебе не нужна?
Вот и у меня так было, только я,выставил за дверь( и потом от стыда, со всех ног побежал к бутылке!
Чтобы ничего не помнить об этой красивой куртизанке.......
Ужас......