И только потом, проводив неожиданного гостя к черному выходу и оставив на выметенном дворике в тени большого вяза, хозяин увидел, как сверкнул на его груди медальон с выточенным на нем соколом. И охнул: княжич! - и склонился до земли. Юноша, впившись взглядом в тонкую фигурку у фургона, не обратил на этот поклон ровно никакого внимания.
- ….три, четыре, поворот, поклон… Яса! Здесь поклон, а не сгибание в пояснице! Что ты, как деревянная! Давай еще раз… мягче, мягче! Ты же зрителям улыбаешься, а не рыбу ловишь! Тис, еще раз этот кусочек. Раз, два, три, четыре…
Старый клоун, блестя под утренним солнцем обширной лысиной, сидел, скрестив ноги, на стареньком коврике и, разрубая воздух ладонью, отчитывал повторявшую несколько одних и тех же танцевальных па невысокую девушку. Худое лицо с дорожками морщин - строго и жестко, нет и следа вчерашней приветливости. Не надо было быть актером самому, чтобы понять – идет репетиция. Девчонка-танцовщица не то новый танец учит, не то старый заново вспоминает. Чуть поодаль, у фургона, сидел в такой же позе – прямо в пыли – мальчишка, деловито орудовавший иглой над собранным из разных заплат большим куском материи. Светло-русая макушка опущена, неутомимо снует игла в тонкой руке. Для него танец привычен, как для Ярра – речи в княжеской Зале; эка невидаль – репетиция.
Никем не замеченный, Ярр стоял у старого вяза, наблюдая, как терпеливо, неутомимо девушка повторяет одни и те же движения, и в очередной раз поражался сходству и различию фехтовальных и танцевальных элементов. И – для него это лишь нудная, но необходимая обязанность, для нее же – удовольствие; так можно заниматься лишь по настоящему любимым делом. Какое удовольствие, почти наслаждение светилось в каждом ее жесте, каждом повороте, наклоне головы – а ведь это тяжелый труд, которым маленькая труппа зарабатывает себе на жизнь. Право слово, такой увлеченности и сосредоточенности прежде ему видеть не приходилось.
Подлетевший мохнатый щенок громко облаял незнакомца, выдав тем самым его присутствие, и Ярру ничего не оставалось, как выйти из-за дерева и поздороваться.
Старик посмотрел на незваного гостя едва ли не враждебно, мальчишка – удивленно, а девушка… несколько коротких мгновений она была еще там, внутри себя, в глубине танца, - и только потом тряхнула головой, и лицо ее осветилось лукавой улыбкой: узнала.
Сегодня на ней было старое серое платье, волосы стянуты в узел на затылке – только надо лбом выбиваются несколько пушистых завитков, и ничем не напоминала она фею, танцевавшую вчера на площади. Просто худенькая девчонка с острыми локтями, вздернутым носом и россыпью веснушек на щеках. Но вот она взглянула зеленовато-серыми глазами, и Ярр ощутил, как стукнуло невпопад сердце. Взглядом этим – добрым и открытым – она напомнила ему мать. Он сразу вспомнил ее имя – звонкое, как колокольчик – Яса…
- Здравствуйте, господин, - первой поклонилась Яса. Как не поклониться знатному юноше, который вчера был таким щедрым – денег, высыпанных им в потрепанную шляпу, хватит на месяц, если не больше. Обычно маленькая труппа не зарабатывала и половины вчерашней выручки.
И вот уже мальчишка вскочил и склонился в поклоне, и старый клоун смотрит хоть и хмуро, но без прежнего неудовольствия. Странное дело, в этих почти нищих людях Ярр не увидел того подобострастия и униженности, что встречалась ему в бедняках-крестьянах, торговцах, подчас даже в ремесленниках. Чувствовалась в актерах странная гордость, чувство собственного достоинства, которое можно встретить лишь в уверенных себе и независимых людях. Независимых – отчего бы? Они-то ведь зависят как раз от очень многого – от щедрости зрителей, от расположения полиции, от… да хотя бы и от капризов погоды. А вот поди ж ты… Будь ты хоть тысячу раз знатен, улыбки этих людей могут стать искренними лишь тогда, когда ты этого заслужишь.
Тем не менее, они все-таки пригласили его «отведать, что Бог послал», хоть это всего лишь ячменные лепешки, и разговор завязался, как и полагается.
…Старый клоун Агель был старшим в этой маленькой труппе, но, вопреки ожиданию, не отцом девушке и мальчишке Тису. Ясу он подобрал в одной из деревень – родители девочки умерли от непонятной болезни, а малышка уже в шесть лет была на удивление гибкой и прыгучей. Тис приходился старику племянником – не родным, скольки-то-там-юродным, но все же – родная душа. Агель и Рада, жена старого клоуна, умершая два года назад, воспитали мальчишку как своего. Раньше труппа была большой, и выступления – не чета нынешним, но со смертью Рады все развалилось почти в одночасье. Подался в столицу Арлекин – молодой Вит, надежда труппы; умерла от лихорадки толстая Жаклина, шившая замечательные костюмы. Но жизнь продолжается… сейчас вот новую пьесу разучивают, а потому если господин придет на выступление завтрашним вечером, то наверняка увидит что-нибудь интересное.
Из осторожных недомолвок Агеля Ярр понял, что в бурном его прошлом были дела, которые не для всяких ушей, а потому сложностей с властями труппа старается избегать. Что это за дела и какие счеты у полиции с бродячими актерами, Ярр, понятно, выяснять не стал. Нелюбопытство его растопило отчуждение, и уже совсем скоро разговор перестал быть натянутым.
А Ярр, отвечая и спрашивая, все смотрел, смотрел на нее – чудо чудное, поманившее его вчера на площади, косыми внимательными взглядами вбирал каждую деталь – и чуть впалые щеки (недоедает), и тонкие, но сильные руки с крепкими мышцами (гимнастка!), и слегка приподнятую верхнюю губу, придававшую лицу выражению веселого лукавства. И на себе ловил такие же быстрые, короткие взгляды. Ниточка протянулась меж ними – нищей девчонкой-актеркой и княжеским сыном; не актерка и княжич они теперь – просто люди, почти ровесники… в зеленоватых глазах девушки порой проскальзывала печаль. Интересно, о чем она думает?
Солнце было уже высоко, когда Агель поднялся и проговорил хмуро:
- Вы уж простите нас, господин Ярр, но только некогда нам болтать. Двигаться пора. Полдень, самое время для выступления. Вчера вон как повезло; авось и сегодня не хуже будет…
Ярр поднялся и хотел было протянуть руку девушке. Но Яса, на мгновение опередив его, одним гибким движением поднялась и отряхнула платье. И поклонилась:
- Простите, господин… но нам и вправду пора.
Агель хмуро взглянул на нее и зашагал к фургону. А Яса потупилась и отвернулась. Пару секунд стояли они друг против друга и молчали. А потом у девушки вырвалось:
- А вы… приходите нынче вечером. Костер разведем, песни петь будем, хозяин позволил. Придете?
И – вспыхнула вдруг, залилась густым румянцем до самых ушей. Ярр осторожно коснулся ее руки… какие прохладные и твердые пальцы…
Яса отняла руку и посмотрела него строго и осуждающе. А потом улыбнулась – и, развернувшись, пошла к фургону. В руке Ярра задержалось на мгновение ощущение ее маленькой ладони… и запах ее волос – сухой, прогретый на солнце аромат осенней травы.